Галина Романова - Красотка печального образа

• Название: Красотка печального образа
• Автор: Галина Романова
• Жанр: Книги

Все неприятности Александры начались в тот день, когда она узнала, что ненаглядный Ромочка изменяет ей с лучшей подругой Катькой. Она находит место, где уединилась сладкая парочка и… обнаруживает своего любимого мертвым! В ужасе Шура бежит со старой дачи, где остался труп, море крови и ее многочисленные следы. Однако вечером Рома появился… живой и невредимый. Правда, на вопросы отвечать отказался, а утром ушел навсегда. Естественно, с новой пассией Катькой. Зато появилась милиция – с подозрениями и обвинениями Александры еще в нескольких странных убийствах…

---

Почти ничего не было видно. Так, смутные очертания стола, который хозяева расположили под самым окном, то есть под фанерным щитом. Вешалка почти возле самого входа, на ней какое-то тряпье, издающее запах плесени и мышей. А слева от входа то ли кровать, то ли диван, и на нем…

На нем определенно что-то лежало. Что-то длинное и большое. Может, свернутое одеяло и матрац. Может, еще какая-нибудь гора ненужного тряпья, что не уместилось на вешалке.

Александра сделала шаг к лежанке и, вытянув вперед шею, постаралась присмотреться. Бесполезно. Ничего не было видно, кроме неясного темного уплотнения, дыбившего поверхность дивана или что там это было, и больше ничего.

Думала она недолго, не за тем она здесь, чтобы поворачивать обратно, а потом снова терзаться в догадках. Подошла к окну и, ухватившись обеими руками за фанерный щит, с силой его потянула. Надо же, получилось! Он вовсе и не был приколочен, а просто стоял на столе, прислонившись к стенке и загораживая белый свет от хозяев.

Повернулась и тут же снова начала заставлять окно фанерой.

Господи, нет!!! Господи, это неправда!!! Этого с ней никогда, ни за что не может и не произойдет!!!

Она сейчас закроет это дурацкое оконце фанерой, чтобы наглый агрессивный свет июльского утра не лез сквозь грязное стекло. И удерет отсюда! И забудет! И не вспомнит никогда уже больше!..

Фанерный лист, не удержавшись в ее трясущихся от ужаса и противной липкой слабости руках, выскользнул и с оглушительным грохотом опустился на пол. Солнце тут, как тут, хлынуло в домик, высвечивая все протечки на потолке и труху, вылезающую изо всех деревянных щелей, неструганый пол и ворохи старых газет по углам.

То, что сейчас находилось за ее спиной, наверное, тоже было освещено с обнажающей четкостью. И все рассмотреть можно было отлично, все до мельчайших деталей. Хотя…

Хотя она и так успела все рассмотреть, кажется. Все, все, все!

И Ромкину рубашку, пропитавшуюся той же самой засохшей жидкостью, которой был уляпан весь порожек этого ветхого домишки. И волосы его, в которых вечно плутали солнце и ветер. И руку его Александра успела рассмотреть и запомнить, как именно она свесилась, свернувшись пальцами в кулак, с дивана – все же это был старый диван с подголовными толстыми валиками и толстыми деревянными ножками.

Все запомнила до мелочей. Все, кроме того предмета, который торчал сейчас из Ромкиной неподвижной спины. А не запомнила потому, что он казался чужим, инородным, неправильным и дурацким.

– Ром, Рома-а-а, – позвала Александра глупым, надтреснутым голосом. – Ромочка, ты меня слышишь, а?!

Сама звала его по имени, а не поворачивалась, глазея сквозь грязные стеклышки крохотного оконца на картофельные грядки.

– Ромочка! Ответь мне, пожалуйста, а! Ну, я прошу тебя очень, скажи что-нибудь, а!!! – попросила она снова и прислушалась.

Тихо… Тихо было, как в могиле.

Нет, все же не совсем.

Муха жужжала отчаянно, видимо, карабкалась из паутины, надрываясь в своих мушиных воплях и призывая хоть кого-нибудь на помощь. Еще сердце у Александры молотило так, что заболела вся грудная клетка. И горло у нее заболело тоже, как будто она снова подхватила страшную ангину, названия которой никогда не могла запомнить.

Странное какое-то было название, очень сильно по звучанию напоминающее слово «фурункул». Болела она ею почти все детство, если по неосторожности вдруг ухитрялась застудить ноги и хватануть чего-нибудь запретно-холодного. И бабуля лечила ее горькими настойками собственного приготовления. И лепила ей на горло удушливо горячий компресс, заматывая потом колючим клетчатым шарфом. И еще готовила ее любимые пельмени и уговаривала съесть хоть один, хоть половинку. А еще пекла ее любимую шарлотку, такую высокую, такую душистую и ноздреватую, что когда Александра откусывала от нее по чуть-чуть, казалось, что пирог в ее руках дышит.

Так болеть она всегда любила. Нежилась в любящих руках, капризничала, загибала пальчики, заказывая что-нибудь не очень полезное на обед и на ужин. И не поверите, выздоравливать не хотелось. Бабуля ведь была рядом.

Теперь рядом никого не было. Никого, если учесть, что Ромка перешел теперь в разряд существ неодушевленных. Его душа покинула тело и пошла бродить где-нибудь меж сливовых деревьев и малиновых зарослей этого дачного поселка. А мертвое тело, облаченное в его любимую рубашку, джинсы и сандалии на босу ногу лежало на ветхом, наверняка продавленном диване. И из спины его неодушевленного тела торчала рукоятка чего-то…

А в самом деле, что за рукоятка?

Ох, каких же великих сил ей стоило обернуться и посмотреть, что именно убило ее Ромку. Пока вот стояла, рассматривая, чужой огород, все казалось нереальным, ненастоящим и придуманным ярким солнцем и сотканным густой пылью, которую потревожил не кто-нибудь, а именно она, ворвавшись на чужую территорию. Но стоило обернуться и заставить себя поднять глаза от сгнивших досок неструганого пола, так все.

Все надежды на игру света, пыли и воображения растворились.

Ромка…

На старом диване, обитом когда-то дорогим гобеленом, лежал самый настоящий, вполне реальный труп. Из спины торчала наборная рукоятка самодельного ножа. Александра видела такие у дяди Коли, что жил, кажется, всегда по соседству с бабушкой.

Дядя Коля работал на каком-то заводе и таскал оттуда аккуратные стальные пластинки, аккуратно завернутые в промасленную тряпочку. Потом он эти пластинки зажимал в тиски на верстаке в своем сарае, долго шаркал по ним напильником, рассматривал на свет, потом мастерил рукоятку, и на белый свет появлялся очередной ножик. Точь-в-точь такой, что пригвоздил ее Ромку к чужому старому дивану.

– Ты умер, да? – совершенно по-идиотски спросила Александра и снова опустила глаза в пол. – А зачем?! Зачем, Ромочка?! Я же… Я же любила тебя. Что же теперь?! Как же теперь, Ром?! Как же я теперь без тебя? Ты же обещал… Ты же обещал починить крышу, хотя она и новая почти, но все равно… И огород… Ты же обещал огород…

Далеко, возможно где-то на соседних дорожках, которые капиллярно делили дачный поселок на улицы, дико засигналила машина. Может, и не дико, а совершенно обыкновенно засигналила. Это просто ей так показалось, что дико, оглушительно и страшно.

Ее просто подбросило от этого сигнала, будто током ударило. Ощущение-то было знакомым. Ее периодически шарахало током от бабушкиной стиральной машины, в которой как-то неправильно стерся какой-то механизм. Это ей авторитетно приглашенный мастер заявил. Механизм стерся, машинка продолжала настырно работать, но за неисправность мстила постоянными электрошоковыми разрядами. Александра в таких случаях буквально подпрыгивала, всхлипывала и спешила поскорее убраться из темной бабушкиной прачечной. И не появлялась там уже до тех самых пор, пока не умолкало сердитое рычание старенького мотора.

Видимо, электрошоковая терапия выработала у Александры условный рефлекс, подгоняющий ее поскорее убраться. Вылетела она из чужого дачного домика стремительнее пули, не забыв повторить маневр с перешагиванием через выпачканный чем-то бурым порог, не забыв снова приподнять калитку и вернуть ее на место и не забыв в целях осторожности перебежать на дорожку, параллельную двадцать пятой.

И лишь оказавшись в визуальной недосягаемости от дачного участка под номером восемьсот двадцать четыре, она смогла наконец отдышаться, погоревать и совсем чуть-чуть подумать.

Думать, правда, особо не получалось. Мозг упорно рождал бессмысленные междометия и союзы, не способные пролить свет ни на что.

Ни на то, кто убил Ромку? О суициде ведь и речи быть не могло. Так изловчиться, каким бы циркачом и акробатом он ни был – а он им не был, – он ни за что не смог бы.

Ни на то, за что кто-то убил Ромку? Насколько она его знала – а знала она его неплохо совсем, – у него не было никаких связей, порочащих его. Исключение составляла лишь Катерина.

Так, минуточку…

Катерина!!! Катька, Катенька, Катюша!

Дьявол в обличье ангела. Волчица в шкуре ягненка. Так получается?!

Она вчера приезжала вместе с Ромкой на эту дачу. Она! Это и Ксюша может подтвердить. Она же их видела. Вот и свидетель уже имеется. Так, что дальше…

Она приехала с ним. Возможно, между ними произошла ссора. И не возможно, а произошла. С чего бы тогда Катьке убивать его?! Она рассвирепела, это она тоже могла. И в пылу ударила Ромку ножом в спину. Потом испугалась и удрала на той машине, на которой сюда приехала. Приехали…

А как она могла, если за рулем сидел Ромка? И еще не факт, что она вообще умеет водить машину. И опять Ксюша говорила, что за ветхой стенкой дома раздавались сексуальные стоны, а Ромка полностью одет. Тогда что получается?

Либо Ксюша что-то путает, либо… Либо стоны носили совершенно не тот характер, который ей почудился. Мог же Ромка стонать от боли, скажем?! Запросто мог!