Мариво - Удачливый крестьянин

• Название: Удачливый крестьянин
• Автор: Мариво
• Издательство: Наука
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 1970

В книгу вошел роман Мариво «Удачливый крестьянин» (1734). В нем Мариво воссоздает широкую картину городской жизни своего времени. Это исключительно «парижский» роман. В нем перед читателем разворачивается целый калейдоскоп лиц, характеров, типов – слуги, горничные, швейцары, ливрейные лакеи, мелкие торговцы, стряпчие, нотариусы, полицейские, государственные чиновники, домовладельцы, трактирщики, актеры, и актрисы, армейские офицеры, откупщики, светские щеголи, знатные дамы; все они теснятся пестрой толпой в людской, на улице, в приемной министра, в театральном фойе, в великосветских гостиных. В центре романа – один персонаж, одна человеческая судьба: провинциал Жакоб, в юности попавший в Париж, поразивший его своей огромностью и великолепием.

В качестве приложения книга содержит анонимное продолжение «Удачливого крестьянина».

---

– Вы правильно поняли мой образ мыслей, – сказала она; – да, я отдала бы свою руку, только повинуясь велению сердца, и была бы счастлива, если бы мне отвечали тем же.

– Можно ли, – вскричал я с горячностью, какой сам от себя не ожидал, – можно ли знать вас и не питать к вам тех возвышенных чувств, каких вы вправе требовать! Еще не перевелись на свете сердца, способные оценить совершенство, а в вас соединилось все, что покоряет такие сердца.

Госпожа де Вамбюр, видя, что разговор со мной перешел границы сдержанности и главной его темой стала она сама, спросила д'Орсана, беря его под руку:

– О чем вы задумались, граф?

– О том, как добиться счастья, – ответил он, – и я его добьюсь.

Услышав это и опасаясь, что разговор снова коснется ее и примет слишком серьезный оборот, госпожа де Вамбюр завела речь о моих делах. Господин д'Орсан объяснил ей, что все устроено, и что я, если захочу, могу уехать хоть завтра: он обо всем позаботился, и как только я приму решение, он пришлет мне свою дорожную коляску и двух слуг.

– А есть ли у него деньги? – снова спросила госпожа де Вамбюр, – ведь путешествие будет долгое.

– Все устроено, – повторил граф д'Орсан, – как я уже имел честь вам сообщить. Не беспокойтесь ни о чем.

– Но, граф, ведь будущее этого молодого человека – наше общее дело, – возразила щедрая дама, – я тоже хочу помочь ему, наравне с вами!

При этих словах я взял ее руку и покрыл ее бесчисленными поцелуями, а граф сказал:

– Это уже не касается господина де Ля Валле; наши с вами дела мы уладим без него.

Тут госпожа де Вамбюр попросила остановить карету, так как мы уже подъехали к дому, где она должна была провести вечер. Я вышел первым и имел честь подать ей руку, причем воспользовался случаем еще раз поблагодарить ее; в моих словах, вероятно, было больше признательности к ней за любовь, чем за щедрость.

Признаюсь, мне самому было бы трудно разобраться, почему так получилось. Я вовсе не хотел обманывать госпожу де Вамбюр; но я уже не мог управлять своими чувствами. Дайте страсти несколько дней, она зайдет много дальше, чем мы сами могли бы предполагать. А если эта страсть именуется любовью, то она устремляется по естественным руслам чувств столь бурно, что ее и вовсе не удержишь. Да и кто может поставить ей преграды? Напротив, все в самой природе нашей способствует ей. Нет ничего удивительного, что несмотря на мой брак и на высокую добродетель госпожи де Вамбюр, которую хвалил граф, я при всяком удобном случае выказывал ей свою нежность. Стоило мне увидеть ее, как я забывал и долг и уважение к принципам этой дамы. И то и другое я попирал всяким своим словом и шагом.

Когда мы расстались с госпожей де Вамбюр, граф отвез меня домой. Жену свою я застал в том же состоянии. Мы вместе решили, что я уеду через три дня. За это время я побывал у моего несчастного брата; жена продолжала терзать его с прежним остервенением; я повел его в пансион, куда поместил обоих его сыновей, и нам сказали, что они подают большие надежды. Все свободное от этих забот время я посвящал госпоже де Ля Валле, уговаривая ее не беспокоиться обо мне. Здоровье ее с каждым днем ухудшалось.

На второй день вечером граф д'Орсан (к которому я посылал и узнал, что его нет в Париже), пришел ко мне сам и сообщил с невыразимой радостью:

– Дорогой друг, я любим, в этом нет больше сомнения. Сама госпожа д'Орвиль подтвердила мне свои чувства; теперь ничто не мешает нам соединиться, кроме химер сословной спеси. Но я буду бороться и одержу победу; я знаю, что ее сердце принадлежит мне, я уверен в успехе.

Я радовался вместе с ним, как того требовала дружба, коей он меня почтил, но должен сознаться, я при этом с горечью думал, что мне-то никак нельзя питать подобные же надежды. Все же я предложил ему вместе посетить госпожу де Вамбюр.

Как ни странно, я еще ни разу не побывал у нее; но вы перестанете удивляться, если вспомните, что я был врагом всякого притворства и потому боялся остаться наедине с этой дамой. После нашего последнего разговора, который не мог оставить у нее никаких сомнений насчет моих чувств и дал мне основание надеяться, что они не совсем безответны, я обязан был при первом же свидании с ней объясниться в любви по всей форме. Такое объяснение имело бы целью либо обмануть ее (ибо я был женат, и это препятствовало моим желаниям), либо нанесло бы ей оскорбление, которого она, возможно, никогда не простила бы мне. Тяжкие сомнения одолевали меня, и я решил ничего не предпринимать до возвращения господина д'Орсана; увидев же его снова, я прежде всего попросил его помочь мне выполнить долг вежливости и благодарности; но, как выяснилось, в тот же вечер, когда мы расстались с госпожей де Вамбюр, она уехала к себе в деревню.

Не странно ли, что оба мы, казалось, избегали друг друга? А между тем, последний наш разговор требовал безотлагательной встречи. Я пришел к заключению, что госпожа де Вамбюр по деликатности не хотела объяснений накануне моего отъезда, боясь, что разлука станет слишком тяжелой для нее; ведь она не знала, что ее опасения напрасны и никакого объяснения не может быть, потому что я женат.

Граф д'Орсан разрешил мне не делать ему прощального визита. Я должен был уехать рано утром на следующий день. Уходя от меня, граф вручил мне по поручению госпожи де Вамбюр кошелек. Я хотел посмотреть, что в нем содержится, но граф не разрешил мне сделать это при нем. Он быстро удалился, попросив меня почаще писать ему и пообещав моей жене навещать ее, чтобы скрасить дни разлуки со мной.

Только он ушел, жена моя безутешно расплакалась, твердя, что она больше меня не увидит. Что до меня, я уже не разделял ее печали; если бы она была не так ослеплена любовью, она вероятно почувствовала бы, что простился я с ней довольно холодно.

На другой день я выехал с утра в дорожной коляске графа и вскоре прибыл в Реймс, где меня ждал помощник. Он разъяснил мне мои обязанности, и могу сказать без хвастовства, что за короткое время я усвоил все самое главное из того, что мне следовало знать.

По прошествии примерно месяца после приезда в Реймс, я получил от господина д'Орсана письмо, удивившее меня своим слогом. Я с каждой почтой получал от него письма, полные веселых шуток. Это же письмо резко отличалось от предыдущих своим неестественным, принужденным тоном. В конце же его граф сообщал, что жене моей очень плохо, но что пока нет оснований опасаться печального исхода и потому он советовал мне не покидать мой пост без специального разрешения; в конце он умолял меня не очень беспокоиться и положиться во всем на него.

Это письмо ошеломило меня. Настойчивая просьба остаться в провинции и наряду с этим сообщение о тяжелом состоянии жены… Все это открыло мне глаза. Я больше не сомневался в том, что ее уже нет в живых. Холод пронизал меня; я снова и снова брал письмо в руки и откладывал его, не читая. Я сидел у себя потрясенный и растерянный, когда один из лакеев, приставленных ко мне графом, доложил, что главный викарий епархии,[111] приходившийся родственником графу, желает меня видеть. Я вышел к нему.

Задав мне несколько вопросов относительно различных статей моего брачного контракта с мадемуазель Абер, он сообщил, что она скончалась, хотя врачи не замечали у нее никаких признаков болезни, кроме крайней слабости, на которую она жаловалась все последнее время. Я не мог удержаться от слез при этом известии и смело скажу, что слезы мои были искренними.

– Сударь, – прибавил викарий, – господин д'Орсан до последней минуты делал все, чтобы избавить вас от неурочного возвращения домой. Но теперь вам надо вернуться и как можно скорее: мадемуазель Абер-старшая опечатала ваш дом, вот вам разрешение прервать на время вашу поездку по провинции.

Я уехал, не теряя времени, этой же ночью; прибыв домой, я облачился в траур и с помощью графа д'Орсана уладил все деловые вопросы.

Не успел я вернуться, как ко мне пожаловал господин Дусен, достопочтенный духовный наставник мадемуазель Абер.

– Мы с вами, думается мне, знакомы, – сказал он, входя. – Я пришел к вам по поручению мадемуазель Абер-старшей. Эта благочестивая особа ожидает, что вы по справедливости вернете ей состояние покойной сестры. Думаю, вы слишком порядочный человек, чтобы присвоить себе наследство, принадлежащее ей по праву кровного родства.

– Если вам думается, что мы знакомы, – ответил я, – то признаюсь, я удивлен, что вы посмели явиться ко мне. Невестка моя никоим образом не может претендовать на наследство моей жены. А чувство справедливости и сан, которым вы облечены, должны были бы подсказать вам, что надо вразумить мадемуазель Абер-старшую, чтобы она не затевала тяжбы, которая ни к чему не приведет.

Он долго разглагольствовал елейным тоном, пытаясь сломить мое упорство, но убедившись в моей непреклонности и заключив по моим ответам, что нет никакой надежды на успех, сказал на прощанье: