Олег Шмелев - Скатерть на траве

• Название: Скатерть на траве
• Автор: Олег Шмелев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детектив
• Год: 1984

Книга состоит из двух произведений. Повесть «Скатерть на траве» – о судьбе человека, который не сумел в трудный для себя час проявить твердость воли, пошел на сделку с собственной совестью и окончил жизнь трагически.

В остросюжетном романе «Три черепахи» рассказывается о друзьях, которые росли в одной среде, но судьба их сложилась так, что в зрелые годы они оказались на совершенно разных позициях. Книга должна послужить делу воспитания молодых людей в духе честного отношения к своим обязанностям перед обществом.

---

– Так и запишем. – Синельников сел за стол, стоявший в углу, у двери, ведущей в комнату, где проявляются рентгеновские снимки, и вынул из папки несколько синеватых разлинованных листов. – Относительно Перфильева отвечать будете?

– Не надо, товарищ Синельников, все равно не подловите, – тем же тоном сказал Короткое.

Синельников и сам знал, что тут пустой номер, он сделал эту попытку просто на всякий случай.

– Хорошо, пусть Перфильев останется на вашей совести. Кто мог надрезать шланги?

– Например, Казалинский.

– Отвечайте точдо на вопросы. Почему «например»? Мог бы и еще кто-нибудь?

– Ну Казалидский.

– Это покушение на жизнь. Каковы мотивы? Почему он покушался?

– А это вы у него спросите.

– Вам мотивы неизвестны?

– Пока нет.

– Вы друзья?

– Можно считать и так.

– В каких отношениях были Перфильев и Казалинский?

– В деловых. Водку вместе не пили.

– С кем вы познакомились раньше – с Перфильевым или с Казалинским? – задал вопрос Журавлев.

– Приблизительно в одно время.

– А именно?

– Три года назад.

– Все-таки с кем раньше?

Коротков помолчал, словно бы взвешивая значение этого вопроса, и, кажется, не сочтя его серьезным, ответил:

– Ну, предположим, с Казалинским. Какая разница. – Синельников записал, посмотрел на Журавлева.

– У тебя все? – И обратился к Короткову: – Вам Перфильев дал прозвище «Отдел кадров». Кого он звал Клешней?

– Казалинского.

Все, что надо было установить срочно, они установили. Синельников слова посмотрел на Журавлева, подмигнул ему, положил листы протокола на папку, подошел к кровати.

– Прочтите и подпишите.

Коротков взял протянутую шариковую ручку.

– Я вам доверяю, товарищ Синельников. – Он подписал протокол, не читая.

– На сегодня хватит, – сказал Журавлев. – Поправляйтесь, мы еще поговорим.

Они вышли из больницы.

– Да, ножичек нужен позарез, – задумчиво сказал Журавлев, сам не замечая, что сострил, хотя и не совсем умело.

Это получилось смешно, но Синельников скрыл улыбку. Он относился к Журавлеву с уважением, и не по той только причине, что был лет на пятнадцать моложе. Журавлев был добрый человек и принадлежал к тому немногочисленному племени людей, над которыми легко подшутить и которые готовы поверить самой невероятной небылице.

Зато в чисто профессиональной области он был на редкость трезвомыслящ, прозорлив и даже хитроумен. Самый продувной мошенник не смог бы его провести.

Он умел добыть факты там, где, казалось, были одни химеры. Как это в нем сочеталось, никто понять не мог. Синельников, во всяком случае, был рад, что дело попало в руки Журавлева…

Они сели в автобус и до управления ехали молча, а когда сошли, Синельников предложил:

– Зайдем к Ковалеву?

Журавлев, кажется, угадал его мысль.

– Пожалуй. Возможно, у него все уже определилось с Казалинским.

Ковалева они застали с телефонной трубкой в руке.

– А я вам поочередно названиваю – нет и нет, – сказал он.

– Как на базе? – спросил Синельников.

– Там раскопали столько – всеми излишками кровельного железа не укроешь.

– Что это вдруг Казалинский так крупно прокололся?

– Сам не пойму. Последняя ревизия – я ж тебе, кажется, говорил проводилась три месяца назад. Тогда ничего не нашли.

Они помолчали немного, а потом Синельников сказал, поднимаясь со стула;

– Жалко выпадать из команды, но остальное не по моей части.

Дальнейшее действительно не входило в сферу его деятельности. Он и так уже несколько – правда, совсем немного – вышел за рамки своих обязанностей в деле об утонувшем Перфильеве, которое теперь разрослось и приобрело совсем иной характер и окраску.

– Не горюй. Мы тебя в курсе будем держать, – сказал не без иронии Ковалев.

– Спасибо. Ты Казалинскому какую меру пресечения просить будешь?

– Под стражу.

Синельников повернулся к Журавлеву.

– Короткову, надеюсь, тоже?

– Пока мало оснований.

– Они тут есть. А первым долгом очень тебе желаю ножичек отыскать.

– Постараемся.

– Какой еще ножичек? – заинтересовался Ковалев.

– Он тебе разъяснит, – сказал Синельников и не упустил случая съязвить в ответ: – А вообще-то ножички – это не для тебя. Ты копайся в бумажках, вешай железки, считай усушки.

Они пожелали друг другу удачи и разошлись.

Глава 7. Линия поведения

Перед Журавлевым сидел Казалинский – плотного телосложения мужчина лет пятидесяти пяти, с загорелым лицом, с серыми усталыми, но недобро глядевшими глазами, с сединой на висках, в дешевом полушерстяном коричневом костюме. Пиджак был чуть тесноват ему в плечах, и, может быть, от этого он держался скованно, хотя по всем повадкам в нем чувствовался человек, привыкший не смущаться. При первой встрече он показался Журавлеву вполне интеллигентным, по крайней мере внешним видом и осанкой, но впечатление было ложным.

– Что вы мне подсовываете какую-то липу? – грубым, густым баритоном произнес Казалинский и швырнул на стол три листа, скрепленных маленькой металлической скобочкой.

Это было заключение экспертов научно-технического отдела о проведенном ими исследовании трех ножей и двух тормозных шлангов автомобиля марки «Жигули» с помощью лазерного микроанализатора.

– Вы напрасно называете это липой, – спокойно и слегка назидательно заговорил Журавлев. – Суд, любой суд, будет считать это совершенно неопровержимым доказательством. Мой долг предостеречь вас от заблуждений. Вот, прошу вникнуть…

У Журавлева на отдельном столике лежали под газетой три разномастных ножа: один – складной, второй – финский, с рукояткой в форме козьей ноги, третий самоделка, смастеренная из лезвия опасной бритвы, со сточенным обухом и наборной плексигласовой рукоятью. Журавлев откинул газету и продолжал таким тоном, словно читал лекцию:

– …Вот смотрите. Эти ножи были изъяты у вас в присутствии понятых. Финка – в гараже, складной и бритва – в принадлежащей вам машине. Ни на одном из них, разумеется, нет видимых следов вещества тормозных шлангов. Но аппарат, производивший анализ, – очень точный и чувствительный аппарат. Он не обнаружил вещества шлангов на финке и складном, а на сделанном из бритвы обнаружил. Почему?

– Мало чего он там обнаружит… Бред какой-то, – отмахнулся Казалинский.

Журавлев был терпелив.

– Хорошо, но все же постарайтесь усвоить – это заключение имеет для суда силу вещественного доказательства. – Он накрыл ножи газетой и продолжал: Скажу более. Следствие располагает еще одним заключением, а именно: надрез на шлангах сделан в тот самый день, когда принадлежащая Короткову машина находилась на автобазе номер два. Это установлено экспертизой совершенно точно. В тот же день вашу машину проверяли на автобазе – развал колес, не правда ли?

– Да, ну и что? Я туда не приезжал.

– Машину приводил какой-то молодой человек. Это он?

– Так, попросил одного.

– Кто он? Как фамилия?

– Зовут Сашкой, а фамилию не знаю. Я его всего пару раз видел.

– Где он живет?

– Не знаю. Кажется, нездешний.

– И так вот, без сомнений, доверили машину?

– А что бы он с ней делать стал?

– Для чего нужно было резать шланги?

Казалинский подался вперед, вытянул перед собой руки ладонями вверх.

– Вот и я спрошу: ну для чего мне резать эти проклятые шланги? Что мне моей базы мало? Еще и это на свою голову?

– У вас были с Коротковым общие интересы?

– Были.

– Какого рода?

– Известно какого: он мне записочки от Перфильева носил, я исполнял.

– Вы хотите сказать, что хищения на базе производились по приказу Перфильева?

– Не хочу. Уже сказал.

– Значит, главным был Перфильев?

– Неужели я?..

Журавлев позвал из-за двери конвойного. Казалинского увели. У Журавлева была давно выработавшаяся манера – кончать допрос на болевой, как он называл, точке. Это часто помогало.

Достав из сейфа личное дело Казалинского, он еще раз перечитал его.

Из анкеты явствовало, что гражданин Казалинский 1928 года рождения, беспартийный, образование – семь классов, трудовой стаж с 1945 года – всю жизнь работал, имея дело с материальными ценностями. Он начинал учеником в мясном магазине и дослужился до поста директора овощного магазина. Под судом не был, но под следствием состоял. В трудовой книжке, где значилось, что он был уволен с должности директора по статье Кодекса законов о труде, записано, что ему отказано в праве занимать в торговых организациях должности, связанные с материальной ответственностью. В тот год Казалинский сменил специализацию и стал работать на различных складах и базах. А восемь лет назад сменил и место жительства и приехал сюда, в родной город Журавлева. На центральной базе он за это время прошел путь от кладовщика до директора.

Журавлева вовсе не интересовало сейчас, кто его продвигал, хотя в делах подобного рода знать это бывает небесполезно. Существенное состояло в том, чтобы точно установить характер субординации в связке Перфильев – Короткой Казалннский. Это Журавлев считал чем-то вроде мерительного инструмента, с помощью которого можно выверить версию о покушении Казалинского на жизнь Короткова и в конце концов определить меру вины каждого.