Игорь Лесев - 23

• Название: 23
• Автор: Игорь Лесев
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91103-025-4

Это первый за долгое время российский хоррор — не по языку или месту проживания автора, а по самой природе страха: все ужасы романа «23» выросли на здешней почве, среди пятиэтажек и покосившихся автобусных остановок, и все они мгновенно узнаваемы — точно такой же, пыльный и серый, страх сжимал диафрагму, когда ребенком шел с родителями на кладбище.

Юрий Сапрыкин

Роман действует по принципу сайта odnoklassniki.ru. Когда понимаешь, куда клонит автор, пробирает до дрожи, но уже поздно: от чтения оторваться уже невозможно.

Арсен Ревазов

«23» обладает занимательным эффектом: читать этот текст довольно страшно — но не настолько, чтобы не было смешно. Смешно же ровно настолько, чтобы все-таки было страшно.

Анна Наринская

---

На пороге появилась Татьяна Александровна с подносом, на котором были две кружки чая, блюдце с печеньем и бутерброды со шпротами. Мы пересели за стол и, вместо того чтобы начать «чаепитничать» под медленный разговор, я накинулся на бутерброды. Татьяна Александровна молча смотрела, как я уминаю провизию, иногда отпивая маленькими глотками чай из своей кружки. Лишь после третьего съеденного бутерброда я стал немного походить на человека и потянулся к печенью.

— Ты не стесняйся, ешь. Я еще нарежу батона. Извини за скромный стол, больше ничего на скорую руку в доме не нашла.

— Да что вы, Татьяна Александровна! И так все замечательно. И очень даже вкусно. И почему Соня меня попыталась убить?

Переход получился быстрым, и для Димкиной матери даже неожиданным. Татьяна Александровна отодвинула от себя чашку с чаем и тупым взглядом уставилась на меня. Она какое-то время продолжала смотреть немигающими глазами, и тут на ее лице появилась (или мне померещилось?) чуть заметная ухмылка.

Почему меня пыталось убить чудовище, лишь слегка напоминающее жену покойного Димы? Почему в доме завешены все зеркала, как будто здесь находится покойник, хотя Обухов умер почти год назад? И почему мы сейчас сидим с Димкиной мамой и усиленно делаем вид, как будто ничего не произошло? И…

Неожиданно я вскочил на ноги и выкрикнул:

— И где Алиса?!

Димкина мама даже не вздрогнула. Она по-прежнему продолжала смотреть на меня, только ухмылка на ее лице стала еще отчетливее. Наконец, она сказала ровным, не терпящим возражения, голосом:

— Сядь, Витя. Сядь и слушай меня.

Татьяна Александровна продолжала смотреть на меня не мигая, а я не знал, что делать. Бежать? Боже, куда?! Сейчас ведь ночь, а за разбитым окном где-то рядом бродит это чудовище Соня. Довериться Димкиной маме? Да ведь очевидно, что она тоже ненормальная. Я решил пока сесть на стул и выслушать ее, но сел не рядом, а за противоположный конец стола. За мной зиял темнотой открытый проем двери, ведущей в комнату, где меня пыталась убить Соня, а по левую руку был еще один проем темноты — разбитое окно, куда выпрыгнуло чудовище.

Тем временем Татьяна Александровна начала говорить:

— Когда-то мы с твоей мамой, Витя, были лучшими школьными подругами. Мы очень много времени проводили вместе, часто бывали другу друга в гостях, вместе ходили на танцы, сейчас вы их называете дискотеками… Но больше всего мы обожали фантазировать. Мы вместе хотели стать милиционерами, затем вместе решили убежать из дома и поехать устроиться работать на БАМе, покорять Сибирь… (на хрена она мне это все рассказывает?) А потом, когда мы уже с твоей мамой учились в выпускном классе, у нас появилась новая девочка. Никто не знал, откуда она взялась. Мы никогда не видели ее родителей, в школу ее привела какая-то старушка, она объяснила, что родители ее приедут в Г. позже, они находятся в каком-то дальнем гарнизоне. Девочка пробыла в нашем классе чуть больше трех месяцев, а затем куда-то пропала. Родителей ее так никто и не увидел, пропала куда-то вместе с девушкой и старушка. Но все это произошло потом. Наш класс сразу же как-то чудовищно преобразился. С появлением этой девочки стали происходить какие-то странные случаи. У детей стали разводиться родители, мы стали все агрессивными и злыми, но, самое главное, мы разругались с твоей матерью. Эта девочка… — тут Татьяна Александровна запнулась. Видимо, воспоминания захлестнули ее с новой силой, я почувствовал, как у нее стал слегка дрожать голос. — Эта девочка очень любила писать странные стихи и дарить их своим одноклассникам. Сначала нам казалось, что это весьма мило, но затем… Затем это стало всех раздражать, кто-то попытался ударить или оскорбить девочку, но большинство стали просто ее избегать, и даже бояться. Получили по стихотворению и мы с твоей мамой.

— Девочку звали Ангелина?

Татьяна Александровна вздрогнула и посмотрела на меня удивленными глазами:

— Откуда ты знаешь? Тебе мама про нее рассказала?

— Никто мне про нее не рассказывал. Я сегодня с ней познакомился. Только представилась она мне Анилегной.

Димкина мама вновь как-то опустошенно заулыбалась и тихонько запричитала:

— Время пришло, Витенька… Время пришло…

— Так что там со стихотворениями? — мой голос прозвучал неестественно громко для этого злосчастного дома, и Татьяна Александровна в который уже раз вздрогнула.

— Стихотворения? Ах, да, стихотворения… В них, Витенька, — и Обухова с обескураживающей улыбкой посмотрела на меня, — были предсказания о Димкиной и твоей смерти.

Я побледнел, а кожа на руках покрылась крупными пупырышками:

— Но я ведь еще не умер.

Татьяна Александровна ничего мне на это не ответила, зато по-прежнему продолжала на меня смотреть с идиотской улыбкой. Неожиданно Обухова стала читать по памяти вслух:

Мы малые дети — и ты, и я,
И вырастем раньше, чем будет беда.
Родишь ты сынишку, он будет плохим,
При жизни ты будешь несчастней других.

Когда он уйдет, ты захочешь вернуть
И сделаешь так, совершив страшный путь.
Проклясть не забудь одного малыша,
Которого любит «сестричка» твоя.

Он будет хорошим — твой будет плохим.
Он будет счастливым — твой будет больным.
Но ты повернешь и проделаешь вспять,
Душа никому не нужна просто так.

— И что это было такое?

— Это стихотворение, которое подарила мне Анилегна.

— Ее, кажется, Ангелина зовут.

— Витенька, называй ее, пожалуйста, Анилегна.

— А Диму будем называть Амид?

Я добился своего. Глаза Обуховой вспыхнули двумя огоньками гнева, она вскочила со стула и начала кричать:

— Не смей так говорить про Димку, дрянной мальчишка! Он ушел из-за тебя — ты во всем виноват! Ты и будешь расплачиваться, ты и твоя мамаша! Я верну своего сынулю!!!

— Да? И каким образом? Убьете меня для этого?

Обухова немного остыла. По крайней мере, она вновь загадочно заулыбалась.

— Ну что ты, Витенька. Прости старую несчастную дуру. Я сама не знаю, что говорю. Несчастна я, не слушай мою ерунду, — говоря это, Татьяна Александровна начала коситься в сторону окна. Я проследил за ее взглядом и она это заметила.

— Отодвинься от окна, Витенька, тебя может продуть. Димка мой так и схватил пневмонию.

— Да? А я думал он от передоза умер.

Глаза Обуховой вновь налились ненавистью, но в этот раз она быстро ее подавила.

— Витенька, ну что ты такое говоришь. Я просто беспокоюсь за тебя. Да и Соня там в саду бродит, она совсем одичала после ухода Димки.

Почему она вместо «смерти» постоянно говорит «уход»?

Обухова медленно начала обходить стол и постепенно приближаться ко мне.

— Татьяна Александровна, сядьте на место. Я хочу с вами поговорить.

— Как скажешь, Витенька, — и Димкина мама тут же вернулась на свой стул.

Меня стала беспокоить ее неожиданная покладистость. Она чего-то боится, и боится серьезно. И это касается непосредственно меня. Но чего? Чтобы на меня вновь не набросилась Соня? Может быть. А может… А может, она боится, чтобы я не убежал в открытое окно?

Я демонстративно приподнялся и подал корпус в сторону окна и тут же заметил, как стала подниматься и Татьяна Александровна. Я сел обратно на стул. Так и есть, она очень сильно хочет, чтобы я оставался в доме. Бежать! Отсюда просто необходимо как можно быстрее бежать!

— Татьяна Александровна, а прочитайте, пожалуйста, стихотворение, которое было написано Анилегной для моей мамы.

— У меня его нет, Витенька.

— Ну, а о чем там говорилось?

— Я не знаю, Витенька, твоя мама никогда мне его не показывала.

— А вы просили ее?

— Просила. И Анилегну просила потом уже рассказать, что она ей написала.

— И что Анилегна говорила?

— Сказала, что сама узнаю, когда время пробьет.

— Угу. Понятно.

Неожиданно я почувствовал, что меня со страшной силой стало клонить ко сну. Голова стала тяжелеть, а веки сами по себе слипаться. Я резко тряхнул головой, но сон согнал лишь на несколько мгновений. Такого у меня еще не было.

— Ты устал, Витенька, что мы все разговоры да разговоры. Давай я тебе постелю, — и Татьяна Александровна вновь стала приподниматься.

— Погодите, давайте еще немного поговорим. Минут пятнадцать-двадцать, если вы, конечно, не против? — Татьяна Александровна замерла в нерешительности. — А затем я у вас лягу спать, хорошо?

— Конечно, Витенька, — и Обухова вновь примостилась на стуле, но уже не так удобно, а как-то ближе к краю. Теперь она посмотрела украдкой на часы, а затем вновь краем глаза покосилась на проем разбитого окна.

Нас по-прежнему разделял стол, а до окна мне было не больше трех метров, правда, если прыгать в него, надо будет быстро подтянуться на подоконнике, а он здесь весьма высокий. Все осложнялось тем, что меня чудовищно тянуло в сон. Глаза мои вновь начали слипаться, а голова казалась просто какой-то невероятно тяжелой. Да и все тело быстро становилось ватным. Эта тварь мне подсыпала снотворного. Дальше медлить было нельзя.