Валентин Новиков - Четвертое измерение

• Название: Четвертое измерение
• Автор: Валентин Новиков
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1988
• ISBN: 5-239-00074-3

Повесть прозаика Валентина Новикова «Четвертое измерение» относится к приключенческому жанру. Она остросюжетна, насыщена обширным познавательным материалом, учит молодого читателя, а именно ему прежде всего адресована книга, искать выход из сложных и опасных ситуаций, в которые может попасть исследователь и путешественник.

Ритм современной жизни, технический прогресс требуют от молодежи активного поиска, нестандартного мышления. Этот закономерный процесс находит отражение в творчестве В. Новикова. В его произведениях затрагиваются важные проблемы современной педагогики.

---

За свои розы Оля уже получила премию на областной выставке цветоводов.

Ира – молчунья. Но молчание ее разговорчивее разговора. С ней говоришь, а она отвечает то легкой, едва уловимой улыбкой, то быстрой и острой, то медленной и мягкой. Сонька любит ее выразительные с острыми уголками губы, такие отзывчивые на все, такие неожиданные в каждой их черточке, любит Ирины ясные, с фарфорово-белыми белками глаза.

– Девчонки, дайте мыло скорее… – Сонька свое мыло кладет каждый раз на другое место и никогда не может его найти.

Схватив мыло и полотенце, Сонька помчалась в душевую.

Утром она пришла к преподавателю учебных мастерских, показала ему подшипник.

– Такого у меня нет, – сказал он Соньке. – Такой можно достать только на судоремонтном.

8

На другой день после уроков Сонька приехала на судоремонтный.

Подошла к первому подвернувшемуся слесарю.

– Чего тебе? – слесарь едва взглянул на нее. Он, как видно, относился к тем типам, которые никогда ничему не удивляются. Без труда в нем можно было угадать любителя выпить.

– Мне нужен подшипник.

– Чего?

– Нужен, говорю, подшипник! Вот такой! Разговаривать в механическом цехе было трудно из-за грохота железа, без конца сигналившего грейферного крана, криков. Мимо то и дело пробегали по железному полу желтые электрические тележки.

Сонька развернула бумажку, показала подшипник.

Слесарь, был он крутлив, белобрыс, быстро глянул по сторонам. Незаинтересованно бросил:

– Ну и что?

– Дайте, если есть. Мне ведь не надо новый. У этого, видите, обойма лопнула.

– Вижу, что лопнула. Многие тут ходят за такими… Дефицит! Для ветряка, видно?

Сонька кивнула.

– Вот я и говорю: дефицит, – продолжал слесарь. – Но достать вообще-то в принципе можно… Трудно, правда. За так мне его никто не даст.

– А сколько денег-то надо? – спросила Сонька.

– Ну на что мне твои деньги? Четвертинку принесешь – получишь подшипник. Беги и скажи отцу – пусть готовит четвертинку.

Сонька косо поглядела на него и сделала несколько неуверенных шагов к выходу, потом вернулась.

– И солидол мне нужен.

– Дам и солидолу.

Слесарь заметно повеселел, бодро подмигнул Соньке. Она в ответ скорчила кислую рожу и ушла.

* * *

Пусто над огромным морем. Нет даже облаков. Сонькины следы идут по песку и исчезают в море. Уходят в светло-зеленую глубину. А волны с шумом кружатся среди мокрых камней и шевелят и путают зеленую тину. И кажется, нет на земле ни одного человека. Лишь пустое небо над горячей пустыней да мертвая даль воды.

Сонька сидит на камне. Перед ней качается вода. Прохладные брызги долетают до ее ног.

И она забыла вертлявого слесаря, с которым только что разговаривала, и то, зачем пришла сюда. Многомерность пространства, как всегда, увлекла ее в страну неких невообразимых координат. Тут близкой казалась разгадка великой тайны четвертого измерения.

Сонька глядит на горизонт и ждет. Ждет, что вот-вот из его размытой пелены возникнет что-то такое, чего никто еще не видал.

Она нисколько не удивилась, увидев Исаева с этюдником.

Пошла к нему по воде, по песчаной отмели…

– Я так и думал, что встречу тебя на берегу.

– А вы нарисовали еще что-нибудь? Исаев открыл этюдник.

– Вот дорога, а это дюны…

Сонька рассматривала рисунки. Все было знакомо – вот дальний мыс с маяком, береговые скалы, отмель и на ней от скал резкие тени, вот дорога с идущим по ней грузовиком… Но все поражало обилием света, особенным радостным настроением. Художник как будто говорил ей своими рисунками о том, что она ранее лишь смутно чувствовала… Конечно же – этот изгиб дороги как будто стремится прямо в пространство… Выходишь из-за скал, и кажется, дорога ведет в небо… Но сделаешь еще несколько шагов, и открывается низина, а дальше – море, порт, корабли в бухте. Летчик сел на прибрежный камень.

– Это пока наброски, Соня. Попытаюсь сделать картину… Скажи-ка, тебя никогда не поражало то, чего добиваются художники на плоскости? Посмотри на море: ветер, свет, неуловимая линия горизонта – полутона, плоскости, объемы – все это, даже настроение, можно передать на полотне. Человек тысячелетиями бился, осваивая перспективу, и достиг известного совершенства.

В этюднике лежало пустое отгрунтованное полотно. Сонька повертела его в руках, осмотрела даже с обратной стороны.

– Сегодня думаю начать, – сказал Исаев.

– Я посмотрю, – Сонька оживилась.

– Отчего у тебя такой усталый вид? Ты нездорова?

– Здорова. – Сонька равнодушно махнула рукой.

– И как ты оказалась здесь в такую рань?

– Так… – Сонька помолчала и вдруг спросила: – Федор Степанович, вы домой не заходили?

– Нет.

– Я так и знала.

– Что ты знала?

– Да нет, ничего. А почему ваша жена не приедет к вам хоть ненадолго?

Она застала Исаева врасплох своим вопросом. И не потому, что ему трудно было на него ответить, а потому, что она спросила об этом.

– У нее работа, которую она не может оставить. А приехать… Она приезжает иногда. Да и я бываю у нее. Может быть, если бы у нас были дети, мы бы не могли так…

– Как? – Сонька выспрашивала настойчиво.

– Жить порознь.

– А почему вы не взяли себе в детском доме на воспитание какого-нибудь мальчика?

– Почему именно мальчика?

– Ну, девочку.

– Видишь ли, Соня, все это очень сложно… – Он долго молчал, а Сонька тем временем пристально всматривалась в его лицо. – Мы с ней как-то решились, пришли в детский дом… Но… как тебе объяснить… это были не наши дети, и в тот миг мы пронзительно это почувствовали. Невозможно так выбирать человека, невозможно… Жена после этого плакала несколько дней и упрекала меня, что я повел ее туда… Кстати, я ей написал о тебе. О том, что ты ищешь четвертое измерение…

Сонька поняла, что писал он не только это и что вовсе не четвертое измерение было главным в его письме. Но он больше не сказал ничего, установил на треногу полотно и достал кисти.

Он рисовал, а Сонька стояла за его спиной. На полотно ложились ясные краски утреннего моря, светлого воздуха и солнца. Его красные лучи взмывали, словно чайки, в них слышалось пение воды, полосы света напоминали невесомые взмахи крыльев.

Сонька подошла совсем близко к Исаеву и сама не заметила, как легко положила руку на его плечо. Он был в легкой парусиновой куртке. Его волосы отсвечивали ясной сединой, странно неровной, как будто прибавлялась она в какие-то короткие мгновения, о которых Сонька ничего не знала, там, в небе.

– Куда вы после деваете ваши рисунки? – спросила Сонька.

– Некоторые у меня. Обычно же отдаю их тем, кому они понравятся.

– Как хорошо-о…

– Что хорошо? – обернулся к ней Исаев.

– Быть таким художником. Вы потом подарите мне эту картину?

– Только в том случае, если она будет лучше всех других моих картин.

– Наш Филька Горохов тоже рисует для всех. Я не люблю, когда рисуют для себя.

– Значит, он станет настоящим художником.

– Таким же, как вы?

– Нет, Соня, я летчик. И уж потом немножко художник. Человек должен уметь по-настоящему что-нибудь одно. Я испытываю самолеты…

– Федор Степанович, у нас в интернате мальчишки только и говорят про летчиков-испытателей, говорят, что первый полет… это – как повезет…

По лицу Исаева пробежала едва уловимая тень.

– Многие думают, что при испытании самолета все решает первый полет. А это лишь начало длительной и сложной работы, Соня. За первым полетом следуют другие – целая серия испытаний. Немало времени уходит на изучение испытательной программы. И везение тут ни при чем. Совершенно новому типу самолета отдаешь не один месяц.

– Это очень опасно, Федор Степанович? Ведь при испытании бывают всякие неожиданности…

– Бывают, – улыбнулся Исаев. – У нас даже говорят: главный враг летчика-испытателя – неожиданность. Но ведь именно неожиданность дает возможность выявить новые стороны в поведении опытного самолета, дает бесценный материал исследователям и тем, кто будет летать на этих самолетах после испытателей. Так что неожиданность, Соня, скорее наш союзник, нежели враг. Надо только быть готовым к внезапности, более того, надо ждать ее.

– А что же – враг?

– Опасны ошибки памяти и внимания… Забыть что-либо в испытательном полете недопустимо… – Исаев умолк и некоторое время всматривался в дымно-сизую даль моря. – Взгляни-ка, как изменился цвет неба на горизонте. Удивительно изменчивы краски… – Сонька поняла, что летчик незаметно уводил ее от разговора о самолетах, о своей сложной и опасной работе. – Настоящий художник, Соня, это исследователь. Он всматривается в то же, что видят все, но умеет в этом открыть новое и изумить других своим открытием. Ведь ты ищешь свое четвертое измерение не где-то за тридевять земель… Во всяком поиске главный союзник – воображение. Ведь картина – физически – плоскость. – Исаев повернул полотно обратной стороной. – Вот она – обычная серая плоскость. Но, глядя на картину, зритель верит в реальность нереального пространства. Может быть, однажды и четвертое измерение тебе откроется как внезапное озарение. Но для этого ты должна стать настоящим математиком. Пока для тебя четвертое измерение – только игра. Но придет время – и это будет тяжкий и мучительный поиск.