Александр Зиновьев - На пути к сверхобществу (Части 1-3)

• Название: На пути к сверхобществу (Части 1-3)
• Автор: Александр Зиновьев
• Жанр: Русская классическая проза

---

III

Зиновьев пишет: "Всеобщая враждебность к научной истине в отношении социальных явлений есть один из самых поразительных (для меня) феноменов нашего времени, сопоставимый с аналогичной враждебностью к науке вообще в эпоху средневекового мракобесия". Эта враждебность в рамках логики автора вполне закономерна и, честно признаться, не должна была бы его удивлять; она является простым следствием законов социальности, по которым живут люди. Возникает вопрос: оправдана ли претензия автора на научный подход, если, разумеется, отбросить предположение, что он является инопланетянином. Ведь он сам есть социальный индивид и, как таковой, ограничен в понимании мира как своим личным интересом, так и интересом своего человейника. Не сталкиваемся ли мы здесь с парадоксом лжеца, которому нельзя верить даже тогда, когда он утверждает, что он лжет? Один из персонажей "Зияющих высот" говорит Болтуну: "Не выпендривайся. Ты такое же дерьмо, как мы". Вопрос: "Почему это не так?" А.А. Зиновьев понимает обозначенную трудность, и в его работах мы находим ответ, который, по крайней мере, в формально-логическом плане позволяет ее обойти. Но, я думаю, этот ответ имеет и фактическую убедительность. Он сводится к двум пунктам. Во-первых, в совокупности многообразных социальных позиций (ролей), задающих траектории поведения индивидов в человейнике, есть такая позиция, которая предопределяет сторонне-объективный взгляд на социальную реальность. Это - позиция аутсайдера, человека, который отказался (не может, не хочет) принимать участие в "крысиных" гонках. В "Зияющих высотах" уже знакомый нам Болтун рассказывает о себе такую историю. В армейской столовой "интеллигентный по виду парень" взялся делить на восемь человек одну буханку хлеба. Он отрезал один большой кусок, второй чуть поменьше, остальные как попало. Затем он воткнул нож в самый большой кусок и распорядился: "Хватай". "Для меня, - продолжал Болтун, - наступил момент, один из самых важных в моей жизни. Или я подчиняюсь общим законам социального бытия и постараюсь схватить кусок по возможности побольше, или я иду против этих законов, то есть не участвую в борьбе... я взял тот кусок, который остался лежать на столе. Самый маленький. Эта доля секунды решила всю мою последующую жизнь. Я заставил себя уклониться от борьбы" (Зияющие высоты, т. 1. М., 1990, с. 250). Во-вторых, деловой, а отчасти коммунальный и менталитетный аспекты деятельности социальных индивидов предполагают такие моменты, которые требуют объективных знаний, в результате чего производство научных знаний становится особой, необходимой для самосохранения общества социальной функцией. Разумеется, в ходе выполнения этой функции индивиды действуют вполне по законам расчетливого, осознанного эгоизма (кстати заметить, анализ нравов в научной среде стал одним из живых источников пессимистических социальных и антропологических обобщений Зиновьева) и поэтому здесь наряду со знаниями производится и огромная масса предрассудков. Но тем не менее знания тоже производятся. Оба обозначенных мной момента связаны между собой. Законы социальности предполагают в небольшом количестве индивидов, выключенных из борьбы, для которых сама эта выключенность оказывается своего рода социальной позицией. Это необходимо для эффективности социального организма. Типичный пример: безработица как условие эффективного хозяйствования в рамках рыночной экономики. Конкретные причины выпадения могут быть разными, одна из типичных и в рамках нашего рассуждения самых важных состоит в том, что механизм социальности вытесняет часто наиболее продвинутых, выделяющихся в сторону превышения нормы (так, например, в иных странах и в иные периоды процент безработных инженеров и профессоров может быть больше, чем доля безработных слесарей или посудомоек). Остракизм как изгнание наилучших не является специфическим фактом афинской демократии, он органичен всякой человеческой коммунальности, только проявляется в разных формах и масштабах; в последующей истории он осуществляется чаще всего в прикрытом виде. Занятия самих выпавших (изгнанных), как правило, определяются родом деятельности в той сфере, из которой их выдавили. К производству знаний более всего приспособлены те индивиды, которые выбиты из социальной борьбы, уклонились от нее в рамках науки: они занимаются наукой, потому что это их дело и чаще всего ни на что другое они не способны, и занимаются ею успешно, так как у них нет привходящих (социальных) интересов, искажающих истину. Для них умение понимать реальность лучше, чем другие, становится источником человеческой гордости и своего рода социальной позицией. В этом смысле вполне понятно, почему Зиновьев настойчиво подчеркивает, что он - исследователь и так отчаянно борется за собственный "государственный суверенитет", дающий ему возможность говорить правду, как он ее понимает.

IV

"Дело не в том, чтобы открыть правду о себе. На это много ума не нужно. Дело в том, как после этого жить", - читаем мы в "Зияющих высотах" (т. 1, с. 296). Одна из парадоксальных особенностей социологии Зиновьева состоит в том, что она отвлекается от внутренней жизни человека, обходится без понятия личности, а в сознательном характере деятельности видит лишь фактор, усиливающий социальную детерминированность поведения. Тут-то и возникает вопрос, как же жить после этого? Куда девать идеалы? Ответ на него, который объективно вытекает из всей логической социологии, Зиновьев формулирует сам. Жизнь в идеале вовсе не лишена смысла. Она и есть истинно человеческая жизнь. Но возможна она за пределами социальности. Внутри человейника, но не по его правилам Она возможна как исключение, редкий случай и всегда как индивидуальный героизм. Где-то у Зиновьева есть фразы: когда хотят плюнуть на законы тяготения, тогда строят самолеты. Эту формулу можно считать типовой для его нравственной позиции. Вот цельное рассуждение А.А Зиновьева на эту тему: "У меня нет никакой позитивной программы социальных преобразований. Но не потому, что я не способен что-то выдумать на этот счет, а в принципе. Любые положительные программы социальных преобразований имеют целью и отчасти даже результатом построение некоего земного рая. Но опыт построения земных раев всякого рода показывает, что они не устраняют жизненных проблем, драм и трагедий. Наблюдая жизнь и изучая историю, я убедился в том, что самые устойчивые и скверные недостатки общества порождаются его самыми лучшими достоинствами, что самые большие жестокости делаются во имя самых гуманных идеалов. Нельзя устранить недостатки того или иного общественного строя, не устранив его достоинства... А раз так, то главным в моей жизни должна быть не борьба за преобразование общества в духе каких-то идеалов, а создание идеального общества в себе самом, самосовершенствование в духе моего идеала человека. По этому пути я фактически и шел до сих пор" (Русский эксперимент. М., 1995, с. 122).

А.А. Гусейнов

ПРЕДИСЛОВИЕ

Интерес к социальным проблемам у меня возник еще в ранней юности. Но обстоятельства сложились так, что моей профессией стала логика и методология науки. В течение нескольких десятилетий я разрабатывал свою логическую теорию. Результаты моих исследований я опубликовал в многочисленных работах, в том числе - в книгах "Основы логической теории научных знаний" (1967), "Логика науки" (1971) и "Логическая физика" (1972). Одной из особенностей моей логической теории является то, что она охватывает логические проблемы эмпирических наук, к числу которых относятся и науки социальные. Мой интерес к социальным проблемам не ослаб. Но я стал их рассматривать как профессиональный логик, интересующийся социальными проблемами просто из личного любопытства, а не как профессиональный социолог, каковым я не был. Разумеется, мне пришлось знакомиться с сочинениями философов, социологов, историков и экономистов, имеющими отношение к интересовавшим меня социальным проблемам. Не буду перечислять их имена с целью демонстрации эрудиции, - я на это не претендую ни в какой мере. Читатель может найти имена этих авторов и справку о их вкладе в познание социальных явлений в бесчисленных справочниках и обзорных монографиях. Скажу здесь лишь то, что их сочинения, будучи любопытны в отдельных деталях, в целом ни в какой мере не отвечали моим потребностям. Даже в тех случаях, когда они казались мне приемлемыми в формулировках общих идей, они разочаровывали меня, когда авторы переходили к конкретным разъяснениям и применениям своих идей. А главное - все эти учения, на мой взгляд, совершенно не годились для научного понимания важнейших социальных феноменов современности - реального коммунизма, реального западнизма и величайшего перелома в социальной эволюции человечества, который произошел во второй половине нашего века. Результаты моих размышлений об упомянутых социальных явлениях я начал публиковать в 1976 году и в последующие годы в контексте литературных и публицистических сочинений, а также в форме социологических эссе, в их числе - в книгах "Зияющие высоты" (1976), "Светлое будущее" (1978), "В преддверии рая" (1979), "Желтый дом" (1980), "Коммунизм как реальность" (1981), "Кризис коммунизма" (1990), "Гибель империи зла" (1994), "Русский эксперимент" (1995), "Запад" (1996) и "Глобальный человейник" (1997). В этой книге дается более или менее систематическое изложение социологических идей автора, рассчитанное на широкий круг читателей, интересующихся социальными проблемами нашего времени.