Андрей Мартьянов - Последняя война

• Название: Последняя война
• Автор: Андрей Мартьянов
• Жанр: Научная Фантастика

На континенте вспыхнула жестокая война. Полчища кочевников обрушились на мирные города и страны, сметая все на своем пути. Бессильны военачальники, бессильны владыки и мудрецы — никто не может ни остановить бедствие, ни даже найти его причину. Кажется, что Мир обречен, но четверка героев, вооруженных знанием, понимает, что в мир людей пришла неведомая сила, изгнанная из Верхней Сферы, и бросает ей вызов.

Примечание:

Роман Андрея Мартьянова и Марии Кижиной «Последняя война» в издании 2001 года (книга «Время беды») был напечатан в переработке Павла Молитвина под названием «Пробуждение спящих».

---

Менгу, однако, не знал о строжайших словах большого сотника и, следуя за почти неразличимым топотом сапог человека, вылетел за большие палатки, обступившие юрту хагана, и мигом был схвачен Непобедимыми.

— Кто такой? — Голос незнакомый, а лица никак не разглядеть. Бывшие настороже воины мгновенно ухватили Менгу за руки, сбили с ног и уложили на землю лицом вниз. Чья-то ступня придавливала его голову к жесткой, утоптанной траве.

— По приказу хагана! — прохрипел нукер, понимая — чем дольше он здесь провозится, тем труднее будет найти… Менгу сам не знал, кого ищет, но понимал, что от удачи или неудачи поисков зависит не только его судьба.

— Кто такой? — повторился вопрос.

— Менгу, десятник охранной тысячи! Под началом большого сотника! Выполняю приказ хагана!

Он внезапно понял одно: если Непобедимые не поверят — свистнет сабля, и не будет больше Менгу, сына Алтана из улуса Байшинт.

— Поднимите его.

Полусотник взял Менгу за плечи и развернул лицом к лунным лучам.

— Я тебя видел, — кивнул он и поднял глаза на шапку нукера, чудом не слетевшую с головы. Одно орлиное перо. — Когда, интересно, ты стал десятником?

— Приказ хагана, — упрямо повторил Менгу. — Отпустите!

— Пусть сияет солнце над великим повелителем, — машинально произнес полусотник охранного отряда. — За цепь стражи не выпущу. А так — иди.

Железные ладони нукеров, удерживавшие предплечья Менгу, разжались.

— Вы не видели только что убегавшего человека? — тяжело выдохнув, спросил он. — Халат не то золотистый, не то желтый. Из саккаремской парчи. В руке нож.

— Нет, — уверенно покачал головой незнакомый полусотник. — Ты первый, кого мы схватили. Иначе я бы уже знал.

— Если появится — убить. — Менгу выкрикнул это, отбегая к палаткам первого кольца. И добавил для значительности: — Так повелел владыка Степи!

Снова темнота. Не слышно шорохов, звука шагов или стонов — Менгу еще возле юрты Гурцата приметил, что беглец был ранен. Может быть, он умер? Или затаился в тени одной из юрт? Миновать цепь охраны человек наверняка не мог — нукеры стоят в двух-трех шагах друг от друга, и каждый исполняет волю хагана так, словно приказали заоблачные боги. Кузнечик не проскользнет. Значит, неизвестный в желтом халате неподалеку.

Менгу насторожился. Мешали внезапно донесшиеся со стороны белой юрты голоса — военачальники Гурцата о чем-то совещались, очень некстати появившийся ветерок поднял шуршащую пыль и засвистел между палаток.

— Где он? — прошептал Менгу, задавая вопрос самому себе. И осторожным шагом двинулся вдоль круга юрт, постоянно прислушиваясь.

Здесь — очень красивая большая палатка темно-синего цвета — живет госпожа Урдэй, старшая жена хагана, даровавшая ему сыновей-наследников. Каждый в войске Гурцата знал, что подходить к юрте Урдэй ближе чем на пять шагов нельзя. Нельзя и заговорить с самыми верными нукерами хагана, стоящими рядом на страже. Если они и видели беглеца, то все одно помочь не смогут. Дальше стояли юрты братьев повелителя, рядом с которыми удивительно невзрачно смотрелась старинная, побитая временем кибитка шамана Саийгина. Несколько юрт других жен.

Везде тихо. Родичи хагана спят или притворяются, что спят, в действительности прислушиваясь к почти неразличимым звукам, приходящим из самого сердца становища.

Менгу отчаялся. Он старательно осматривал тенистые стороны юрт, где человек мог скрыться от беспощадных синеватых лучей ночного светила, и старался не обращать внимания на настороженные взгляды охранявших спокойствие нукеров — младших сыновей рода эргелов, из которого происходил сам Гурцат.

Эту юрту Менгу помнил. Войлок был окрашен в оранжевый цвет, ночью мнившийся коричневым. Сам один раз стоял возле нее на страже, как отдаленный родственник хагана. Ночей десять назад. Тут живет самая любимая жена Гурцата мудрая госпожа Илдиджинь. Вместе с тремя рабынями и слугой-евнухом из Саккарема. Но почему сквозь щель меж пологом и стеной юрты пробивается легкий, неуловимый свет масляной лампы? С кем шепчется Илдиджинь, забыв, что ночью ее могут услышать даже в палатках нукеров внешнего круга?

— Уходи. — Менгу замер и, наклонив голову, вслушался. Разговор был очень тихим, большая часть слов исчезала в хлопанье колышущегося на ветерке войлока юрты и пронзительных звуках, издаваемых цикадами. — Уходи. Я не могу тебя принять, Худук. Конечно, я сумею тебя спрятать ва время, но как выйти за пределы лагеря моего мужа?

— …Да хранит его Вечное Небо! — Худук-хан произнес эти слова слишком громко, не сумев сдержать ярость. — Он убил всех! Всех, ты понимаешь?

— Успокойся, — серебром переливался женский голосок. — И позволь мне перевязать рану. Я думаю так: утром охранную цепь снимут. Я дам тебе одежды Джазира, моего евнуха. Если удача, сыном которой ты стал этой ночью, не оставит тебя, утром проберешься на берег Идэра. Дальше поручи свою судьбу в руки Заоблачных…

Ударил порыв ветра, и речи госпожи, разговаривавшей с ханом племени шайбани, были заглушены. Менгу наконец догадался, кого преследовал — одного из одиннадцати вождей. Того, чью жизнь символизировал одиннадцатый, погашенный костер.

"Что теперь делать? — Менгу застыл, будто сосулька на горных водопадах холодного Идэра. — Говорят, мать Илдиджинь происходила из шайбани… О боги, кажется, жена хагана — родная племянница Худук-хана! Вот почему он наверняка разыскивал ее юрту! И она поможет ему сбежать…"

Менгу соображал быстро, но действовать ему мешало два соображения. Во-первых, ворваться ночью в жилище супруги Гурцата означало неминуемо навлечь на себя гнев повелителя. Во-вторых, закон говорит: если пришел к жене, дочери или сестре своего господина без его разрешения, то пусть наказанием будет смерть.

Однако можно ли равнять смерть ничтожного нукера с великой опасностью для народа мергей-тов? Что надлежит выбрать?

Если хаган, разговаривающий с Заоблачными, решил, что вожди, выступившие против своего народа в тяжелый год, должны умереть, — значит, быть по сему. А когда тело человека по имени Менгу умрет, его дух придет к богам и они, благие и справедливые, рассудят, правильно он поступил или достоин наказания…

Менгу решился, шагнул вперед, взявшись за рукоять сабли, оттолкнул попытавшегося загородить ему дорогу евнуха в черных одеждах и, откинув полог, вошел в юрту госпожи Илдиджинь.

— Ты кто? — Она настоящая царевна. Лицо гордое, надменное, но одновременно это лицо красивейшей из женщин. Илдиджинь знает, что муж водительствует сейчас над всей Степью. Что ни один мужчина, кроме тех, кого она хочет видеть, не смеет нарушить покой любимой жены хагана.

— Менгу, десятник Непобедимых. — Эту фразу нукер из Байшинта попытался произнести с достоинством, стараясь не смотреть в окрасившиеся гневом миндалевидные очи Илдиджинь. И тотчас смутился. Он видел жен и дочерей хагана только на празднике Коб-Бар издали. Недаром вся Степь говорила: "Наследницы Гурцата столь же грозны, как отец, и прекрасны не менее своих матерей". Старшую дочь вождь мергейтов отдал в жены не кому-нибудь, а самому шаду Саккарема еще два года назад — это была плата за помощь конницы саккаремцев в войне против явившихся из-за синих волн океана меорэ.

— Уходи прочь, — подражая мужу, тихо и бесстрастно, сказала царевна. Нукера она, разумеется, не узнала. Да разве возможно вспомнить одного из многих тысяч воинов, верных Гурцату? Глянув за спину Менгу, где маячила огорченная физиономия евнуха Джазира, Илдиджинь добавила: — Тебя завтра накажут.

— С кем ты разговариваешь? — Менгу решил не вступать в пререкания с женщиной. — Кто этот человек?

Рядом с возлюбленной женой Гурцата сидел, скрестив ноги, обнаженный по пояс мужчина лет сорока. Правый его бок скрывался под пропитанной кровью повязкой, сделанной из длинных шелковых лент. Совсем недавно эта ткань украшала белый женский чапан госпожи Илдиджинь. Возле правой руки Худук-хана на кошме лежала сабля без ножен. Не его. Свою он забыл в юрте повелителя. Это оружие принадлежало евнуху, призванному охранять спокойствие повелительницы.

— Прочь! — Женщина встала с подушек и вытянула руку, указывая на полог юрты. — Или ты, грязный пес, умрешь здесь от моей руки!

— Кто он? — Менгу тоже был упрям. — Я вижу хана племени шайбани? Худука?

По законам мергейтов женщина могла сражаться вместе с мужчинами. Илдиджинь, не теряя достоинства, присела и, схватив даже не правой, а левой рукой саблю саккаремского евнуха, не разгибаясь, мгновенно нанесла удар. Она рассчитывала задеть незваного гостя по ногам, однако Менгу успел вовремя отскочить и обнажить свое оружие.

Худук, не обращая внимания на боль в ране, взялся за кинжал. Евнух, увидев, что госпожа желает убить нарушителя спокойствия ее дома, схватил Менгу сзади за шею.