Франко Саккетти - Новеллы

• Название: Новеллы
• Автор: Франко Саккетти
• Издательство: Издательство академии наук СССР
• Жанр: Европейская старинная литература
• Год: 1962

Современная жизнь, которую мы наблюдаем вокруг себя, – говорит Саккетти в предисловии к своей книге, – полна печальных событий; чума, смерть, внутренние и внешние войны, обеднение народов и семей – все это ведет к тому, что люди ищут смеха. Такова природа человека, такова и природа его, писателя, подсказывающая ему необходимость писать так, чтобы «чтобы смех примешивался к столь частым фактам скорби».

Сборник новелл явился последним этапом его литературного пути; книга была начата в 1392 г. и окончена после 1395. Саккетти не был писателем-профессионалом, и книга имела для него меньшее значение, чем личный опыт. Новеллы были той работой Саккетти, которая сохранила его имя от забвения и отвела ему место среди писателей, которых продолжают читать и переводить и в наше время.

---

Выслушав шутку крестьянина, мессер Франческо спросил его, как его зовут. Тот назвал себя, а потом Франческо и говорит: «Добрый человек, близкий мой никак не прав в отношении тебя, а потому будь уверен, что есть поветрие там или нет, но виноградник твой отнят у тебя не будет», и прибавляет: «Так и быть, подожди уж немного».

И он послал за четырьмя старшими в доме Медичи, рассказал им эту забавную историю, а затем велел позвать Ченни и сказал: «Повтори-ка им то, что ты сказал мне». Тот повторил слово в слово.

Тогда все присутствовавшие с общего согласия послали за тем своим присным, который был уверен, что виноградник будет принадлежать ему, и стали упрекать его в этом. Скоро они освободили виноградник из рук фараона,[240] сказав ему, что Ченни ссылается на поветрие в такой форме, что он не мог быть неправ, что он творил о деле так, что они ни на минуту не почувствовали здесь какой-либо тяжбы. Тот обещал им освободить виноградник, так как никакого поветрия не было, и не продолжать своих домогательств.

Нет сомнения, что закон в течение долгого времени не восстановил бы прав Ченни, что сделало его словечко насчет поветрий, и пусть рассказа этого не сочтут за шутку, ибо кто внимательно вдумается в дело, увидит, мне кажется, что свет подвержен поветриям, креме одного случая, когда надо действовать по-хорошему. На все остальные бывало поветрие, и это длилось долгое время.[241]

Новелла 89

В то время как священник из Монте Уги идет с телом Христовым к больному, он видит на своей смоковнице человека и кричит на него, обращаясь к нему со странными и непристойными словами, нимало не думая о той святыне, которая находилась у него в руках

В церкви св. Мартина на Монте Уги, близ Флоренции. служил не так давно священник по имени сер…, человек мало набожный и скорее преступный. Между прочим, он не чинил церковной крыши, и над алтарем она была в худшем состоянии, чем где-нибудь, так что в день церковного праздника на алтарь лил как-то дождь, и соседи и другие говорили: «Ай, ай, батюшка, что же ты не покроешь церковь крышей, чтобы дождь не лил на алтарь!»

А священник отвечал на это: «Так богу и надо, если он хочет, чтобы на него лил дождь. Он же сказал „fiat",[242] и сотворился мир; так он может сказать и «покройся», и у церкви будет крыша, и на него не будет лить дождь.

И такого же дурного нрава был этот священник и во всем остальном.

Как-то случайно, в летнюю пору, смертельно заболел один из прихожан, и послали за священником, прося принести причастие. Взяв тело христово, священник отправился причащать больного. Отойдя немного от церкви, он взглянул на свое поле и увидел на одной из смоковниц мальчика, который ел и собирал фиги. Будучи неверующим католиком и не обращая внимания на то, что шел с причастием в руках, он, как отпетый разбойник, закричал, обернувшись к мальчику: «Если дьявол мне поможет ссадить тебя, я обработаю тебя так, что эти фиги окажутся худшими из всех, какие ты когда-либо ел».

Мальчишка, который был злым, и, может быть, также захотел заставить священника сказать что-нибудь похуже, ответил: «О Domine,[243] вы несете тело господне et ego vado in tentatione ficorum».[244]

На это священник сказал: «Даю обет богу, что ты смеешься надо мной. Что ты скажешь? Сходи с дерева, чтоб тебе от меча умереть!»

Мальчишка, который успел уже набить себе живот, ответил: «Ну, ладно! Я схожу и возвращаю тебе твои фиги», и при этом он издал звук, напомнивший бомбарду. Священник, рассерженный, продолжал после этого свой путь. Такие-то почести были возданы господу нашему рассудительным священником и молодым обжорой на дереве, а больной оказался приобщенным достопочтенным пастырем, находившимся в столь добром расположении.

Что же сталось с этой благословенной остией,[245] освященной и несомой столь набожным клириком? Что касается меня, то я не стал бы клясться, что она была истинным телом Христовым, не будучи уверенным, что дурное дерево может принести добрый плод. И весь-то свет полон таких людей, что один бог знает, в какие он попал руки.[246]

Новелла 90

Некий башмачник из Сан-Джинеджо собирается отнять землю у мессера Ридольфо да Камерино. Когда это дошло до ушей Ридольфо, то он с помощью прекрасных слов заставляет башмачника отступиться от своей ошибки и прощает его

Мне приходится опять вернуться к одному из рассказов о мессере Ридольфо да Камерино, который имеет следующее содержание.

Некий сапожник из Сан-Джинеджо,[247] принадлежавшего мессеру Ридольфо, проявил однажды такую дерзость, что стал говорить против названного мессера Ридольфо и строить всякие козни для его ниспровержения. Это дошло до ушей Ридольфо. Когда он находился в названной местности и узнал сущность дела, то он не пришел в ярость, подобно многим глупым людям, и не захотел, чтобы вещи эти обнаружились иначе, как через самого башмачника. А кроме того, желая оказаться не низким, а скорее великодушным, он сделал вид, что отправляется по Сан-Джинеджо на прогулку, и, пройдя туда, где была мастерская башмачника, мессер Ридольфо останавливается и говорит: «Зачем ты занимаешься этим ремеслом?» Башмачник отвечает: «Синьор мой, чтобы прокормиться». А мессер Ридольфо говорит: «Ты не можешь прокормиться им: это не твое дело и ты не умеешь его делать»; после чего он берет его колодки и приказывает унести их.

Многое мог башмачник сказать, чтобы не очутиться без колодок; но, не зная, как быть, и не в состоянии догадаться о том, что Ридольфо хотел сказать, он неоднократно ходил к нему для того, чтобы потребовать обратно свои колодки. В конце концов он направился однажды к мессеру Ридольфо и застал его в обществе достопочтенных людей. Сообразив, что, если он потребует свои колодки в присутствии стольких людей, ему легче будет получить их обратно, и учитывая, что мессер Ридольфо вернет их ему скорее из стыда, он подходит к нему и говорит в присутствии всех: «Синьор, прошу вас вернуть мне мои колодки, потому что иначе я не могу работать и заниматься своим ремеслом».

Мессер Ридольфо смотрит на него и говорит: «Я сказал тебе, что не твое дело шить туфли и делать обувь».

Тогда сапожник сказал: «О, если это не мое ремесло, раз я всегда занимался им, то какое же мое?» Мессер Ридольфо ответил: «Ты хорошо сделал, что спросил. Твое дело – жить в этом прекрасном дворце и заниматься вещами более высокими; а я хочу оставить себе колодки, чтобы заняться шитьем и, если нужно, делать башмаки и обувь».

Так как башмачник продолжал спрашивать, а мессер Ридольфо отвечал ему странно и загадочно, то находившиеся при нем были как бы ошеломлены требованиями башмачника, чтобы ему вернули его колодки, и теми ответами, которые давал синьор. Постояли они так некоторое время, а мессер Ридольфо и говорит им: «Этот башмачник, которого вы видите, строил козни, чтобы лишить меня владений. Зная это и видя, что душа у него должна быть великой и что ему не пристало вытягивать зубами кожу, а подобает скорее быть сильным и сидеть в этих дворцах, я взял у него колодки, потому что если он стремится к сапожному ремеслу и ему кажется, что оно должно быть его занятием, то это не его дело, ибо это не его ремесло: оно слишком жалко и низко для такой великой души».

Башмачник принялся оправдываться и стал дрожать. А мессер Ридольфо говорит: «Не оправдывайся в недобрый час, так как я знаю все и хочу осудить тебя в присутствии этих людей», и затем велит одному человеку сходить за колодками.

Услышав это, сапожник решил, что синьор убьет его, наверное, этими колодками. Когда колодки явились, мессер Ридольфо говорит: «После того как ты перед всеми этими людьми признал, что это твое дело, а я хочу тебе верить, я возвращаю тебе колодки. Но оставь в покое мое дело, которое не касается ни тебя, ни тебе подобных, и в этот недобрый час иди опять кроить и шить башмаки: ступай и делай в отношении меня самое худшее, что ты можешь!»

Башмачник, едва переводя дух, сказал, опустившись на колени: «Синьор, я молю бога, чтобы он даровал вам долгую и хорошую жизнь, а за милость, которую вы мне сделали, да воздаст он вам в меру вашей добродетели и вашего сострадания. Что касается меня, то я не в силах когда-либо отплатить вам за сделанное вами. Но будьте уверены в одном, что душа моя и все мои силы целиком отданы вам».

И ушел он в тот час с таким чувством, что никогда больше не думал, ни на словах, ни на деле, ни о чем другом, кроме восхваления своего синьора. Названный же мессер Ридольфо стал благодаря этому столь любимым своими подданными, что все они казались как бы прикованными к его нуждам горячей любовью.

О, сколь следует хвалить синьора, если он, когда какой-нибудь низкий человек причинит ему подобную обиду, справится с нею так, как справился этот человек, показав свое великодушие и широту своего сердца, делающую его великим и возносящую его до звезд за то, что он пренебрег и презрел те вещи, которые многие низкие люди преувеличивают, боясь, что всякая муха причинит им обиду.