Игорь Гернрёдер - Жница в зное

• Название: Жница в зное
• Автор: Игорь Гернрёдер
• Жанр: Эротика, Секс

---

Мишори рассказала: хозяин был готов к смерти, он нередко задумывался о ней. Маленькую Акеми отправил в Храм Рассеяния Тьмы, дабы боги видели его уважение к вере и к женскому разуму. Просветлённые женщины преподадут воспитаннице великое учение, разовьют её ум, и, если она изберёт добродетельную жизнь, отцу её многое простится. Повернётся по-другому, окажется жизнь дочери иной, не подскажет ли это богам: так стоит ли считать столь уж большим грешником отца, не получившего воспитания при храме? Наказание, которое он к тому времени будет нести после смерти, — возможно, смягчится.

Услышав об этих соображениях родителя, Акеми мысленно воскликнула: «Воистину грехи идут об руку с мудрыми расчётами и умозаключениями!»

Следуя наставлениям Виджайи, молодая хозяйка садилась в повозку и отправлялась глядеть поле. Оно щетинилось стрелками всходов, которые день ото дня удлинялись; зелень, поначалу слабая, густела и густела на просторах до самого горизонта. Акеми, приказав ехать к плотине, наблюдала, как восемь невольниц, вращая ворот, поднимали заслон, и вода, пенясь и бурля, устремлялась в отводные канавы.

Невольницы были коренастые, крепкие. Управительница посылала им еды вдоволь, и Акеми это одобряла. Они разжигали костёр перед хижиной на пригорке, варили в котле баранину, на сковороде жарили в оливковом масле земляные груши. Сытым, полным сил женщинам до зарезу требовались мужчины. Хозяйка знала от Мишори: ночами кое-кто из невольниц уходит в соседнее владение, где есть с кем встретиться и поблудить в роще, в зарослях тростника. Время от времени управительница неожиданно появлялась в хижине. Тех, кого она не заставала, потом, по её приказу, жестоко наказывали плетьми. Но непобедимая тоска по мужским объятиям заставляла вновь и вновь рисковать как понёсших кару, так и ещё не попавшихся.

Акеми не любила встречаться взглядом с невольницами. Жажда плотского неистовства, которой от них веяло, напоминала: им перепадает хотя бы доля того, что ей совсем недоступно. Девушка страстно уповала на богатый урожай. Улёгшись в постель, она воображала, как пошлёт многочисленные повозки с зерном в дар храму, явится к верховной жрице, и та не вознегодует из-за её желания завести молодого невольника-пекаря… Мысленно паря над золотой нивой, разглядывая налившиеся полновесные колосья, юница смыкала веки и во сне видела себя рядом с мужчиной. Она пыталась коснуться того крупного устремлённого ввысь побега, который на урду зовётся Дарителем Вздохов и удостоен не менее поэтичных названий на других языках. Для масагетов он был Встречающим Улыбку. Куманы изменили выражение Древко Судьбы, что пришло к ним от сарматов, и произносят: Стержень Судьбы. И разве только северяне-гипербореи именуют его одним лишь словом, состоящим из трёх букв, которое означает то, что означает. О, до чего явственно он виделся спящей! Ей казалось, он вот-вот вклинится в её нижние уста, она рвалась к этому мигу, но нестерпимо соблазняющий сон вдруг сменялся каким-нибудь другим или же Акеми пробуждалась, горячечно-нервная, плачущая. Она думала с острой завистью, что у Мишори наверняка где-то есть тайный любовник, а, возможно, и не один, однако этот секрет та вряд ли откроет. «Она не может не бояться, что я прекращу её наслаждения, но неужели у неё нет страха перед богами?» — томилась вопросом хозяйка, помня, как много и подробно говорили в храме о небесных карах.

Она подняла глаза к небу, выезжая из усадьбы. Белесоватое, без единой тучки небо не сулило дождя, но это не пугало: в глубоком пруду имелось довольно воды. Невольницы топтались на плотине, переглядывались, на сей раз не спеша браться за дело, что-то было неладно.

— Баруз, иди узнай, почему они так смотрят, — приказала госпожа вознице.

Он вернулся с одной из женщин, кивнул в сторону хижины:

— Там мужчины.

— Мужчины? — Акеми едва не привскочила в повозке.

Рабыня поклонилась до земли:

— Они паломники. Возвращались из святых мест и попросили помощи. Должны ли мы были прогнать их?

Акеми, заставляя себя не суетиться, помолчала некоторое время и строго произнесла:

— Мне надо увидеть!

Около хижины обернулась к Барузу:

— Ты почему не взял дубинку, на всякий случай?

Шедшая следом невольница опять согнулась в поклоне:

— Они лежат без сил и еле дышат.

Лучи солнца врывались в хижину через дверной проём и отверстия в стенах, служившие окнами, душный воздух в снопах света дымился пылью. На соломе распростёрлись пять фигур в грязных изодранных ферязях: долгополых одеяниях без поясного перехвата и воротника. Лежащие дышали тяжело, с хрипом и так выглядели, что Акеми не захотелось подходить к ним близко.

— Чем они больны? — подумала она вслух, по её хорошенькому личику скользнуло выражение гадливой жалости.

— У них жар, их держали в горах среди снега, — сказала невольница, в то время как один из мужчин приподнял большую косматую голову; облизывая губы, он попросил пить.

Рабыня выжидательно смотрела на госпожу, та велела напоить несчастного. Женщина поднесла к его губам выдолбленную тыкву с водой, у него недостало сил взять сосуд, и она держала его, пока больной жадно отхлёбывал воду, стуча зубами.

— Я хочу слышать, что с ними было, — произнесла хозяйка.

Мужчина стал рассказывать, останавливаясь, чтобы вдохнуть воздуха, который входил в его грудь со свистом, речь стоила больному изрядных усилий. Акеми узнала, что он и его спутники — свободные землепашцы, и до их селения хороший ходок дойдёт отсюда за двенадцать-тринадцать дней. Люди побывали в святых местах за горным хребтом и, когда возвращались, их захватило полудикое племя, промышляющее разбоем. Паломников угнали высоко в горы, где на склонах лежит снег, пленников мучали непосильной работой на холоде и ветру, кормили впроголодь, не пускали в жилища к огню. Большинство поумирали.

— Мы, пятеро, благодарим небо за то, что вышли на свободу, — прохрипел мужчина и зашёлся кашлем.

Акеми уже несколько минут как обратила внимание на одного из лежащих: он не имел бороды, на молодом исхудалом лице виднелись лишь тонкие завитки волос. По-видимому, он был чуть старше её. Юноша лежал с закрытыми глазами, вздрагивая, дыша лихорадочно часто; похоже, жизнь покидала его. Девушку пронзило сострадание, ей стало горько, что она не знахарка, не колдунья, способная снять с его лба смертельную бледность.

— Позаботьтесь о них, я пришлю одеяла! — бросила она невольницам.

Баруз гнал лошадей галопом, и дома хозяйка не пыталась скрыть волнение от Мишори, воскликнув, что было бы грехом — оставить без попечения паломников, посетивших святые места.

— Я не могу взять в дом мужчин, хотя и едва живых, но не послать ли к ним врачевателя? — Акеми покраснела, мучимая нерешительностью.

— Он разнесёт по соседям. Пересуды, клевета повредят вам, — предостерегла управительница.

Она сказала, что сведуща в травах и знает, какие настои и снадобья помогут застудившим грудь. На кухне варили суп из козлёнка, и Мишори добавила: это как раз то, что будет весьма полезно страждущим. Надо бы также отправить молоко буйволицы. Всё должно быть им подано подогретым. Хозяйку тянуло поехать к больным и проследить за уходом, но могла ли она показывать такую внимательность к страдальцам мужского пола? Управительница глядела понимающе:

— Я займусь.

Она предложила разбить рядом с хижиной шатёр, дабы невольницы ночевали в нём, а не возле мужчин.

— Да-да! — подтвердила Акеми.

Ей казалось, слуги возятся слишком долго и солнце никогда не закатится, чтобы взойти завтра. Она поднялась спозаранок, торопила Баруза, и, как только доехали до поля, приказала править прямо к хижине. На пригорке показались невольницы, она закричала из повозки: все ли больные живы? Ей ответили, что все, и она нахмурилась, хотя её сердце радостно застучало.

Юноша лежал на прежнем месте, укрытый одеялом верблюжьей шерсти; когда она вошла, он открыл глаза, они были воспалены, в них стоял страх. Акеми присела на корточки подле больного, спросила, участливо улыбаясь:

— Что тебя тревожит и чего бы тебе хотелось?

— Кругом снег, а мне жарко… меня поят тем, от чего тошнит… как ты прекрасна! — проговорил он бессвязно, но девушка простила ему это и зарделась.

— Ты на равнине, тут нет никакого снега. А поят тебя настоями целебных трав… тебе надо больше есть, — она сделала знак рабыне, та подала ей горшок с супом, и Акеми стала кормить юношу из ложки.

После нескольких глотков он зажмурился, а открыв глаза, сказал изумлённо:

— Ты не исчезла!

Перед ним появляются, пояснил он, красивейшие создания, но через миг они пропадают. «Бедный! Он так долго бредил и не верит яви», — взволнованно подумала Акеми. Не совладав с желанием провести пальцами по его щеке, она вдруг увидела: другие мужчины и невольница с любопытством смотрят на них. Она отдёрнула руку и покинула хижину. Запоздало пожалев о своей робости, сказала себе, что завтра явится сюда истой хозяйкой и будет говорить с юношей, сколько вздумается. Однако её настроению было суждено измениться.