Сергей Алексеев - Скорбящая вдова [=Молился Богу Сатана]

• Название: Скорбящая вдова [=Молился Богу Сатана]
• Автор: Сергей Алексеев
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-224-04593-2

Двенадцать лет писал Автор этот роман. Непросто проникнуть писателю во времена минувшие. Какая она была, Россия времен раскола? Страшная, пугающая или вызывающая сочувствие, загадочная? Могло ли случиться так, что мы никогда не узнали бы имени Феодосьи Морозовой? Автор создал образ женщины – живой, страстной, истово верующей, которая не ждет прощения и сознательно выбирает смерть за веру.

Скорбящая вдова – так нарекли в Москве боярыню Морозову. Семь лет после смерти мужа она не снимала траур и носила власяницу. Господь послал ей Аввакума, который стал ей духовным отцом, укрепил тем, что наставил не о горе думать, не себя жалеть – страдать за нищих и убогих.

Однажды ночью в ворота боярского дома постучался странник и попросил приют…

---

– Помилуй, Боже!.. Но что же делать нам?

– Сразиться с супостатом. Мы ж воины Христа! И должно нам свершить духовный подвиг. След силу сатаны отнять! А сила его в Приданом, что к нам пришло из Византии. Слыхала ли о нем?

Боярыня вздохнула, опустила плечи.

– Нет, не слыхала я…

– Да быть не может! Ужели при дворе никто не заикнулся? Не обронил случайно?.. Приданое? За Софьей Палеолог?.. Оно хранится… иль хранилось в Успенском монастыре, в подземном тайнике. Сам был, сам зрел!

– Что есть сие? Одежды, злато?

– Приданое ее не сундуки с добром и не корабль со златом. В ином ее богатство!

– Так в чем?

– Суть в Знаньи мира, – изрек блаженно Аввакум и пуще вдохновился. – Тебе се звук пустой, коли пастушья дудка милей и краше… Но всякий муж в Руси проникнется любовью, когда сие услышит. Будь он боярин, воевода иль протопоп, как я… Приданое Софии – суть Истина, которую хранили все цари, будь византийские иль наши. А кто владеет ею, тот обладает главенством разума и духа во всем мире!.. И вот сие богатство достанется антихристу! Отнять его – суть обезглавить вражью силу!.

– Ну, так поди возьми, коль знаешь.

– Да ныне ко двору нам хода нет! Толпа митрополитов осаждает царский дом! И царь им потакает… А кто они? Табашники! Паисий Лигарид! Он ныне причащает и государя, и его молву – суть патриарха… Собака Никон хоть и в ссылке, да от царя не отлучен и тайно правит! Великий государь…

– Сие давно слыхала… Ты растолкуй-ка мне, в чем суть главенства, пришедшего на Русь? Что за приданое мы взяли за Софьей Палеолог?

– Глаголишь ты, как гость…

– Уж как умею!

– Скажу, так не поймешь… Ох, баба! А еще своим сословьем гордишься через слово! Смешно же, право: чем худородней род, тем царственности боле…

Боярыня притопнула ногой.

– Оставь мой род! Судить его не вправе, хоть и духовник ты… Меня суди, коль я позволю. В сей час же отвечай: что Софья привезла? Коли сказал, не сундуки с добром, не злато…

– Да книги, дщерь, – в тот час смирился он. – Писанья разные, народов и времен. Папирусы, пергаменты и свитки… И книги, много книг, иные весом в пуд и боле. На разных языках, какие токмо есть. На древних, нынешних… Там столь всего и всякого – зараз не перечесть… В Москву везли на сорока подводах… Сокровища ума! Суть воплощенье истин! Сливки!.. А что осталось миру? Один сняток.

– Впервые слышу…

– Позри сюда, – он вынул свиток из сумы, перекрестился, устами приложился и челом, ровно к иконе. – Се есть крупица от тех сокровищ, но ее во имя след храм поставить, монастырь! Молиться и хранить святыню!

Скорбящая взглянула: писано рукой, однако же письмом не русским, не церковным и не греческим – Бог весть каким. Крючки, каракули и точки, ни слова не поймешь, да и чернила выцвели, истерлись…

– Не знаю сих письмен…

Пустозерский узник не то, чтоб просиял, но засветился внутренне, глаза зажглись огнем.

– Евангелие Матфея, его апостольской рукою писано…

– Но языком каким? Ни слова не поймешь…

– Язык сей древний, иудейский, и письмена…

– Да что ты, батюшка! Скверна, коль иудейский!…

– Ох, баба, вот беда! – возмутился он, перекрестился в угол. – Ох, нет ума! И как сказать – не знаю… Чему тебя учил? Пред кем метал слова – суть, драгоценный бисер?.. Скверна!.. Да есть ли драгоценней изумруд средь всех святынь, кои во храмах нынешних? А свиток сей лишь толика!..

– Ну, будет, не сердись, – сдалась боярыня. – Смрад над Москвою ныне, жара и сон пропал. Ослабла головой…

– Ужель не разумеешь, что есть Приданое Софии?

– Ты сам же говорил: у бабы волос длин, да ум короток… Изведать хитрости ученые в один погляд, осмыслить пользу мне нелегко.

– В том и беда… Боярыня придворная, наперсница царицы о сем не ведает. А что же нам, убогим, сирым? И вовсе тьма?.. Не знаем, ни что творим, ни чем владеем. Зато Паисий знает! Пришел на Русь не токмо табаком смущать – кричит повсюду: вы варвары, сарматы, ошибка Божья! Вам смерть грядет, погибель государству… И поделом! Мол, недостойны владеть Приданым Рима!

Скорбящая приподнялась и, потянувшись, встала, обвязывая волосы монашьим черным платом.

– Уразумела я иное… Спаси Христос. Хоть и явился ты не в яви – твой дух в моей душе, но не напрасно. Знать, здрав рассудок мой… Спаси тебя, Христос, духовник! Уразумела знак. Коль при дворе я, знать дьяволу служу… Добро, отец духовный. Послушаюсь тебя, уйду и непричастна буду. Отныне ни ногой…

– Постой, боярыня! – прервал духовник. – Не зарекайся. Сего я не сказал… И не скажу, поелику тебе след искупить свой грех. Трудом, на благо веры и Христа во имя.

– Молитвенным трудом?

– Но ты же не монашка – боярыня придворная, коей открыты все пути и тайны…

– Что делать должно мне?

– А в сени царские ходить, – не сразу вымолвил духовник, взглянул с прищуром острым и нехотя, с ленцой, суть изложил. – Так, как и прежде. Покличет государь иль нет… А коль возьмет Наталью, в доверие войти и стать наперсницей. Тебе же не впервой?.. И исподволь, отай, прознать судьбу Приданого! Цело ль оно и где сокрыто. В обители Успенской, что в слободе, иль в монастыре каком?.. Сдается мне, в великой тайне услали Истину, по северной дороге. Доподлинно известно, на святки нынче разбойный люд ходил под Ярославль, обозы промышлять. Застал один на тракте – суть, семь саней под стражей. На вид с купеческим товаром, а в самом деле книги, свитки… Все вывезли иль нет, не ведомо. Сколь раз по семь таких обозов было?.. Скорей, что все, и где-то спрятали надежно, укрыли, затаили. Мест много, до самых Соловков монастыри.

– Мне что же, отче, по сей дороге идти и спрашивать?

– Коли не прознаешь у придворных иль у младой царицы, куда сослали сие чудо – немедля в путь пускайся. Поедешь будто в на моленье, в одну обитель, во вторую, третью – до морей студеных, покуда не отыщешь. Да не тяни с отъездом. Найдешь Приданое, так разузнай, кто состоит при нем, кто призирает, охрану кто несет… А случай выдастся, сама взгляни. Как все исполнишь – дашь знать. Я в Пустозерске буду. Пошлешь гонца надежного… Сие мне будет помощь.

– Как странно слушать речь твою, – Скорбящая вздохнула, очи долу. – Ты ровно тать глаголишь… Как будто бы задумал похитить сие Приданое. Я же – пособник твой…

На толику смутившись, он в миг укрепился и жестче стал.

– Коль мыслишь так… Возьми топор и руку мне по локоть! Чтобы не брал чужого!..

– Да был бы явен ты…

– Ужель не зришь меня? Так на вот, щупай! Десницу на, руби, коль татью назвала!

– Ну что ты, право…

– Нет, Феодосья, я не вор. И слушай же меня, коль я еще духовник! Приданое – знак святости и веры, знак мощи, благородства разума. Гора вселенской мысли, твердыня человеческого духа! А ежли духом завладеет антихрист? Сама помысли, достойна ль нынешняя Русь сих символов и знаков, когда сам царь со сворой вкупе ломает веру? Когда не собирает земли, не спорящих мирит и укрощает распри – раскол чинит, невиданный доселе!.. Отнимем Истину, пускай антихрист-государь зовется император! Поведаю тебе: сией печати достоин тот самодержец, кто Приданым владеет!

Боярыня встряхнулась и дух перевела.

– Послушала в тебя… Но ты же снишься!

– Тьфу, лешая! Да кто сказал, что снюсь? Вот, вот он я! Стою перед тобой, в крови и плоти!

Она же руки спрятала и отшатнулась.

– Но почему тогда в окно забрался?.. Раз ты не призрак – открыты двери, средь бела дня пришел бы.

– Среди твоих убогих и блаженных есть такие… Вмиг донесут! Кто спит под твоей дверью?

– Да Федор, коего ты привел из Устюга. Еще верижник Киприан и Афанасий… Воистину святые прозорливцы.

– Возможно, так… Да токмо я не верю.

– Позрел бы, как Киприан измучил тело! Живого места нет. А Афанасий мыслит в Палестину пешком пойти, Господню гробу поклониться. Сейчас постится, уж сорок дней лишь воду пьет…

– От святости ли муки себе чинят? А если от греха?..

Скорбящая руками развела.

– И тут заставил усомниться… На самом деле: обрел бы святость, не язвил в плоть цепями… Послушай, отче, зачем же государь услал Приданое, коли оно святыня суть? Почто же спрятал? Чтоб истины не ведали? А книги правили бы так, как в греческих?

– Мудреешь на глазах, уже добро… И худо! Дождусь, когда отринешь, сказав, на что мне сей духовник? Сама собою кормлюсь…

– Уж мыслила – на что? Зачем духовник мне, коль дух его далёко? Отречься бы… – она пред образами встала и помолилась коротко. – Да не готова я… Сама терзаюсь, мочи нет отринуть… зов плоти и мысленный телесный грех. Как ночь, так длань над свечою жгу, как ты, чтоб устоять от искуса. Вериги не спасают: чем боле язв на теле, тем плотский зуд сильней… Но побеседую с тобой, покаюсь, помолюсь или подумаю, припомню речи, наставленья и отступает грех.

– От плотских искушений и вериг довольно, – отмахнулся он. – Токмо носи и не снимай, кто в не прельщал. Коль власяные рвутся, вели сковать железные, с шипами! А для бесед… Любого избери попа и пусть приходит. Их вон сколь по Москве. Одно лишь твое слово, и отбоя нет.