Михаил Анчаров - Прыгай, старик, прыгай!

• Название: Прыгай, старик, прыгай!
• Автор: Михаил Анчаров
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1986

---

— Ну, Вася… — сказала Минога. — Счёты кончены…

Она проглотила комок горечи, и ещё не понимала ничего в своей жизни, и закрыла окно.

По улице загрохотали телеги, и снова вошёл Сулин.

— Аверьяновские покатили. На шестнадцати телегах. Похоже, правда будут строить, — сказала Минога.

— Язва ты, понятно? — спросил Сулин, тяжело дыша. — Вся твоя жизнь такая… Один я знаю, кто ты есть…

— Знаешь — помалкивай, — сказала она.

— Ничего, — сказал Сулин. — Инспектор приедет — он тебя разберёт. Он тебя керосином промоет.

— Много ты знаешь… Кто я есть, тебе и знать не положено, — с силой сказала Минога первые громкие слова за это утро. — Я этому городу пьяная Богородица, понял?! — И снова крикнула: — Я глазом своим ясным поведу, и тебя нет — понял?!

— Ты что? Ты что? — сказал Сулин незначительные слова и стал уходить спиной к двери.

Она было подошла к нему объяснить, кто он есть, чьи муки горше и козырь старше, но тут на улице пролился молодой женский голос, который пел песню: «А мне мама, а мне мама целоваться не велит», — и они сразу застыли, потому что сообразили, кто поёт, и Минога пригладила волосы.

И Сулин пригладил дыбом стоящие светлые волосы, единственную свою примету на этой земле, тяготеющей к стандартам.

— Аичка приехала? — спросил он.

— Иди… Иди… — ответила Минога, и он опять ушёл.

Она стала метаться по комнате, она стала прихорашиваться перед зеркалом. Она схватила две авоськи пустых бутылок и, оглянувшись на пыльный гроб, подбежала, приподняла крышку и кинула их в грохочущую домовину, так и не дождавшуюся своего покойника.

Аичка вошла в дверь и смотрела на суету, и лицо у неё было такое же удивлённое, как там, на шоссе, когда она разглядывала чехарду.

— Следователь приезжал? — спросила она.

— Аичка!

Они кинулись друг к другу и обнялись.

— Ну что ты… — Аичка погладила её по волосам. — Тётя, что ты?

— Солнышко моё ненаглядное, незапятнанное, незакатное…

— Тётя Дуся, следователь приедет, не бойся…

— Я никого не боюсь… — сказала Минога. — Герра Зибеля не боялась, партизанских батьков не боялась, Ваську не боялась… Никого, кроме тебя, не боюсь, Аичка — синие глазки.

— Тётя… хоть бы кто знал, что ты ласковая…

Минога отдышалась и села на стул.

— Аичка, ты попа помнишь?.. Ты маленькая была, я рассказывала.

— Помню.

— Это Васька попа убил…

— Нет! — крикнула Аичка.

— Я дозналась… — сказала Минога.

Она подошла к табуретке, на которой стоял пыльный гроб, и ногой опрокинула его на пол; гроб рухнул, и бутылки грохотали, вываливаясь.

— Тётя!

— Для Васьки гроб ладила… Обойдётся… — сказала она с ненавистью. — Мураши тело сгложут… Ветер кости подсушит.

— Пришли… — испуганно сказала девушка и совсем стала беленькая и седая, как козлёночек.

Топот ног в сенях, топот ног в комнате, и Минога подняла голову. Ясно — милиционер с понятыми и, конечно, Сулин. А также Сергей Иванович.

— Она? — утвердительно спросил милиционер и кивнул на Миногу.

— Ага, — сказал Сулин, выполняя обряд.

Минога встала со стула, сняла с вешалки плащ-болонью и, как есть в стёганом халате, пошла к дверям. Она отстранила милиционера и сказала:

— Пропусти, сопливец…

— Ответишь! — сурово пообещал милиционер.

— Брось… Ответила… — сказала она.

И вышла.

— Ну, граждане… — сказал милиционер. — Как вы её терпите, лохматую?.. Моя бы воля…

— Да ведь не твоя воля, — сказал Сергей Иванович. — А она город спасла.

Господи, духота какая! Как будто тебя сунули головой в заношенный валенок.

Все потянулись на воздух.

На заборе сидела ворона и держала во рту кусок сыра, который ей, видимо, послал бог.

Ну, стало быть, Сергей Иванович вошёл в стеклянное кафе-трактир при дороге — островок цивилизации.

Сергей Иванович сел за столик, рядом возникла официантка Соня — передник, блокнот, карандаш на верёвочке, бюст — всё как у людей.

— Что будем кушать, Сергей Иваныч? Холодец есть, хек жареный, борщок, «Плиска»?

— Суп молочный есть?

— Суп молочный — раз.

— Картофельное пюре есть?

— Я скажу — намнут. Полина! Сделай пюре картофельное Сергей Иванычу!.. Компотик будем на третье?

— На третье давай мне заведующего, — сказал Сергей Иванович.

— Фонин! Сергей Иваныч зовёт!

Из боковой двери вышел Фонин:

— Ну что?

— Разговор есть, — сказал Сергей Иваныч.

Фонин отодвинул стул, присел с краешку. Демонстративно.

— Надоел ты мне, Фонин… Наперёд знаю, что скажешь. — Сергей Иванович вытянул шею и стал Фонина передразнивать: — «Новое время сменяет старое… однако я это время в ладошках вынянчил, а ты пенки снимаешь…» Так, Фонин? А между прочим, герр Зибель за меня награду положил не меньше, чем за тебя.

Полина выглянула из раздаточного окошка:

— Чего это они?

— Да-а! — отмахнулась официантка Соня. — Партизанские батьки счёты сводят… Старые уже, а всё славу не поделят…

Открылась дверь, и на пороге возник человек в летах, тот самый, который на шоссе в чехарду играл.

Человек возникает на пороге, и тут же ветер-сквозняк, пронёсшийся по кафе, сдувает на улицу его шляпу.

— Простите, — говорит он. И исчезает.

А официантка Соня хохочет.

— А надоел я тебе — уходи, — угрюмо сказал Фонин. — Я тебя не звал.

— Не уйду, — сказал Сергей Иванович. — Следователя дождёмся столичного… Мимо ему не проехать. Гляди в оба. Твоя корчма на шоссе первая.

— Это не Минога убила, — твёрдо сказал Фонин. — Точно тебе говорю… Но эту стерву надо спасать.

— Кто знает… Может, и не она… Однако человек приедет для нас новый, но ценный, надо его в курс дела вводить, это вопрос кардинальный… Тут следствием не взять… Тут надо по совокупности обстоятельств… А что, если, не дай бог, это она Ваську кончила?..

— По совокупности обстоятельств её дело — табак, — сказал Фонин. — Припаяют — никакая амнистия не вытащит.

Тут снова открывается дверь, и на пороге опять тот же дядя. И опять у него ветер выдувает шляпу на улицу, и опять он исчезает с лёгким возгласом: «Простите…»

— Соня, кто это?

— Я почём знаю?

— Надо Аичку вызвать телеграммой, — сказал Фонин.

— Аичка приехала.

— Вот это номер! Вот это весёлый эпизод! — воскликнул Фонин. — Неужели служить решила в нашем захолустном городе?

Сергей Иванович покивал утвердительно и добавил:

— Опять будет со своими пионерами неизвестных героев обнаруживать.

Опять ветер-сквозняк махнул по кафе, и опять тот же мужчина стоит на пороге, придерживая шляпу.

— Дверь! — закричала официантка Соня. — Дверь держи!

Дверь с силой ударила мужчину пониже спины, и он влетел в кафе-столовую.

— Простите… — сказал он.

Никто ему не ответил. Он тихо уселся за столик, достал карандаш и взял меню.

— Гражданин, в меню писать нельзя, — говорит Соня-официантка.

— А мне мама, а мне мама целоваться не велит… Это слова песни, — отвечает тот. — Надо записать, пока не забыл… Вы знаете эту песню?.. Простите…

Все разглядывают его молча, потом с презрением отворачиваются.

— А кто следователь? — спросил у Сергея Ивановича Фонин. — Тут нужен крепкий мужик, иначе — всё. Пришлют мокрую курицу — ничего не втолкуешь.

— Обещали самого лучшего, — сказал Сергей Иванович. — Говорят, король… И фамилия будь здоров — Громобоев.

Человек обернулся.

— Вы меня?

— А вы кто такой? — спросил Фонин.

— Моя фамилия Громобоев, — ответил мужчина и надел шляпу, которую до сих пор почему-то зажимал коленками, от ветра, что ли?

Молчание наступило в кафе-таверне.

Полина высунула из раздаточной пегую причёску.

— Соня, обслужи товарища, — сказал Фонин.

Соня пошла к приезжему.

— Плохи наши дела, Серёга… — тихо сказал Фонин.

Сергей Иванович поднимается, Фонин поднимается, и они оба идут к Громобоеву.

А там уже Соня играет блокнотиком.

— Что будем кушать? — запевает она. — Есть холодец, хек жареный, «Плиска»…

Директор ошибался. Ничего нельзя начать с нуля. Потому что даже если построить завод в пустыне, то работать на нём будут люди. И хочешь не хочешь, придётся применяться к их возможностям и способностям. Хочешь не хочешь.

Городок вроде бы спал, и новым его можно было раздавить, а можно — разбудить.

Тогда этот городок проснётся и окажется талантливым.

Глупо отменять цивилизацию. Нужно просто её очеловечивать. Которая соответствует человеческой природе— та хороша, которая не соответствует — та никуда не годится.

(От автора. И действительно. Простой пример. Когда машина воняет, стараются заменить бензин, а автомобиль пока что не трогают.)