Владимир Романовский - Год Мамонта

• Название: Год Мамонта
• Автор: Владимир Романовский
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12236-2

Версия с СИ от: 12/05/2008.

* * *

Аннотация автора:

Историко-приключенческий роман, притворяющийся романом жанра «фентези». Данная версия — авторская, без издательских купюр и опошляющих повествование «поправок». Версию, которую можно в данный момент купить в магазинах, автор НЕ РЕКОМЕНДУЕТ. Мягко говоря.

* * *

Аннотация издательства:

Прошли годы, минули столетия, но жизнь в Троецарствии продолжается. Ушли в предание времена Придона, Иггельда и Скилла. Но по-прежнему отважны славы, дерзки артане, хитры куявы.

Пришли новые герои.

И снова кипят страсти, и снова льется кровь…

---

— Ну, ты, — сказал он. — Здравствуй. Место дурное. Как в колодце. Приходи ко мне в шатер, там и поговорим.

А что он еще мог сказать?

Что произошло дальше, он толком не понял. Небывалая, нестерпимая боль прошла через все тело единой страшной волной, опустилась и остановилась у ребер. Номинг крикнул хрипло и истошно и начал непрерывно, яростно ругаться, понося последними словами ниверийцев, их подлую страну, эту мерзкую крепость, и эту потаскуху. Он объявил, что всех их сожжет на медленном огне, что развеет их пепел по ветру, что будет насиловать их малолетних дочерей и есть живьем их сыновей. Эта стерва поднялась и пошла обратно к топчану. Номинг продолжал кричать. Снова последовали какие-то слова, и снова сидящий ответил на них равнодушным тоном, указав кивком головы на какой-то предмет на топчане. Один из предметов. Женщина взяла предмет одной рукой. Номинг перестал кричать, всматриваясь и тяжело дыша. Женщина вернулась к нему и снова села на корточки. Номинг сообразил, что в руке у нее кляп, только когда она резко вдвинула мягкий матерчатый предмет ему в рот. Он замычал и забился. Тесемки соединились на шее сзади.

Надо было ее убить, когда была такая возможность. Сейчас она мне просто мстит. Нет, она мне не мстит. Я для нее вообще не человек.

А потом была такая боль, которая даже в самых страшных снах не придумается. А те двое у высокого топчана продолжали равнодушно разговаривать, даже не глядя на него. А потом боль, которая все тянулась и росла, расплывалась и сжималась, и вибрировала, стала затухать. Женщина встала, встряхнула руками, как встряхивают бабы, когда месят тесто, вытащила у Номинга кляп, и проследовала обратно к топчану. Сидящий кивнул ей, и она вышла. Затем вышел плечистый. Номинг и сидящий, которого вроде бы звали Хок, остались одни.

Сидящий Хок равнодушно посмотрел на Номинга.

— Сейчас с тобой будет говорить очень уважаемый всеми человек, — сказал он на артанском наречии, явно подбирая слова, причем подбирая неправильно и коверкая произношение. Например, во фразе «очень уважаемый всеми человек» последнее слово было совершенно лишнее, и только ниверийско-куявские гиены так говорят на нашем языке, невежды мерзкие. — Я хотел бы, чтобы ты ответил ему правду. Только всю правду ответил. Ты понимать? И чтобы возражений не надо. Не надо возражений вообще. Понимать?

— Трусливая ты крыса, — сказал Номинг. — Падаль куявская.

Сидящий поднялся. Крепко сложен. Белобрысый. С приплюснутым носом. Одно ухо оттопырено. Он кивнул и, протянув руку, открыл дверь. Что-то тихо сказал. Снова вошла мужской походкой белокожая мерзавка, которую он в свое время не убил, хоть и мог, и снова приблизилась к Номингу. Он начал кричать еще до того, как почувствовал боль. В открытый рот снова запихали кляп. Номинг весь покрылся потом, из глаз текло, а боль все усиливалась. А белобрысый нивериец вышел. Вернулся он, когда прошли четыре вечности. Подошел вплотную. Белокожая все еще сидела на корточках рядом с Номингом.

— Только правду. Возражений не надо. Понимать? Кивать. Если понять, кивать.

Номинг кивнул. Он больше не мог. Он больше не был Номинг, он больше не был человек и воин. Он был несложное, трясущееся от ужаса животное. Он больше не узнавал эту женщину. Он не помнил ее. У него не было прошлого.

Кляп вынули. Женщина ушла. Белобрысый нивериец поморщился, пожал плечами, и тоже вышел. Долго никто не входил. Боль затихала, но сама память об этой боли вселяла дикий, животный страх. Сама возможность повторения этой боли была совершенно немыслима.

Дверь снова открылась. Вошел небольшого роста худой человек с каштановыми волосами, в ниверийской одежде. Номинг автоматически отметил отсутствие какого-либо оружия. Человек подошел и встал рядом с сидящим на полу Номингом. Тусклым голосом спросил — Ноги не затекли?

Безупречное артанское произношение. Так говорят только родившиеся вблизи владений Улегвича. Артанец? Перебежчик?

— Ты кто? — спросил Номинг, не узнавая своего голоса. Он не чувствовал никакой неприязни, скорее наоборот. Боль не повторится, пока этот с каштановыми волосами здесь.

Человек с каштановыми волосами спокойно смотрел на Номинга. Что-то неприятное, пугающее и одновременно притягивающее было в его зеленых глазах под крупными светлыми бровями. Тонкие губы вдруг растянулись в холодную улыбку.

— Я — Фалкон. Запомни это имя. Хорошо запомни. Как ноги?

Запомни имя. Наглец. Номинг попробовал пошевелить ногами. Нет, не затекли.

— Тебя прислали меня допрашивать? — спросил он.

— Нет, зачем же. Все известно и так. Ты пришел сюда с войском. Ты предупредил нас, что идешь в поход на славские земли. Но ты решил, что славские земли тебе не интересны. Ты изменил планы. Я пришел, чтобы сказать тебе, что ты будешь делать дальше.

— Дальше?

Опять появилась холодная улыбка. Номинг понял, что дальше он будет делать все, что ему скажут. Он ненавидел себя больше, чем этих… ниверийцев… да. Позор, позор. Жить с позором. Есть и спать с позором. Позор лучше, чем боль. Он был согласен. Он презирал себя, но он был согласен.

— Тебя вернут в твой тайный шатер. Утром ты объявишь войску об изменении направления. Ты дойдешь до славских земель. Ты сожжешь несколько деревень. Потеряешь какое-то количество воинов. И вернешься в свое княжество. Раз в три месяца к тебе будут приезжать наши посланцы. Они будут привозить сплавы, приспособления, и изделия. И забирать у тебя золото и серебро. Охрану будешь предоставлять ты. Сто пятьдесят человек. Ты больше не подойдешь к границам Ниверии с войском до тех пор, пока тебе не дадут знать. Иногда ты будешь выполнять кое-какие, очень несложные, просьбы. От меня лично. А твоего сына мы оставляем у себя.

— Сына?

— Да. Не волнуйся. Ему у нас будет большой артанский почет и уважение. Мы будем растить его, как будто он очень уважаемый всеми. Он станет когда-нибудь хорошим и храбрым князем Номингом.

Номинг попытался сконцентрироваться. Мысли путались. Последняя полу-надежда, полу-мечта мелькнула в ставшем вдруг очень ясным сознании. Мелькнула и пропала. Снова мелькнула.

— Артен за меня отомстит, — сказал он наконец. Уверенности в голосе не было никакой.

Не меняя выражения лица, Фалкон вытащил из бокового кармана некий предмет и показал Номингу. Номинг сморщился, как от боли. На серебряном медальоне красовался герб артенских князей.

— Артен взят в плен, — равнодушно сказал Фалкон. — Войско его разбито. Впрочем, если тебя не устраивают наши условия, мы могли бы тебя просто повесить на ближайшем суку.

* * *

Фалкон поднялся на главный этаж крепости и вошел в просторную, мрачноватую залу. Два факела освещали небольшое пространство ближе к высоким окнам. В пространстве его ждали трое — Хок, Комод, и командующий северным войском. Положение было неприятное.

Три дня назад небольшое войско князя Артена, всего две тысячи человек, ворвалось в Кронин, третий по величине город Ниверии, всего в двухстах пятидесяти верстах от Астафии. Никакой защиты у города не было. Фалкон знал о передвижении Артена в этом направлении, но ничего не предпринимал, думая, что Артен направляется в Славию. То есть, он просто прозевал вторжение. Город сожгли до тла. Положение исправлялось, но медленно. Вместе с командующим северными войсками был составлен план. В кратчайшие сроки элитная дивизия была переброшена в предместье Кронина и ночью с тыла атаковала Артена. Артен отступил, чтобы перегруппироваться и отразить атаку, но отступил слишком поспешно. Дорога, которой он пришел, была перекрыта, и артанские конники отступали вдоль реки. Вскоре дорога привела их в ущелье. Тропа сузилась. Осознав ошибку, Артен попытался выехать из ущелья, но поздно. Шквал арбалетных стрел встретил конников на выходе. Артен рванулся в противоположную сторону, но и там его ждали. Он попытался обороняться, не выходя из ущелья, но тут на войско сверху, со скал, посыпались огромные камни. Через несколько часов, когда войско уже не сопротивлялось, оставшихся в живых докалывали пиками. Войско погибло целиком.

Теперь следовало все это переосмыслить и преподнести в Астафии так, как будто во всем виновато было командование северных армий, которому неутомимый Фалкон пришел на помощь. Заодно надо было как-то скрыть неудобный факт — больше половины элитной дивизии полегло от стрел и мечей Артена, то есть потери противника не превосходили потери ниверийцев.

— Где сейчас Артен? — спросил Фалкон.

— К сожалению, — ответствовал командующий суровым, привыкшим время от времени сообщать неблагоприятное, голосом, — ему удалось бежать.

Фалкон удивленно наклонил голову.

— Бежать? Вы в своем уме?

— Я следовал вашим указаниям. Вы говорили о милосердии.

— Да, говорил. Дать ему бежать было в высшей степени немилосердно.