Владимир Романовский - Год Мамонта

• Название: Год Мамонта
• Автор: Владимир Романовский
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12236-2

Версия с СИ от: 12/05/2008.

* * *

Аннотация автора:

Историко-приключенческий роман, притворяющийся романом жанра «фентези». Данная версия — авторская, без издательских купюр и опошляющих повествование «поправок». Версию, которую можно в данный момент купить в магазинах, автор НЕ РЕКОМЕНДУЕТ. Мягко говоря.

* * *

Аннотация издательства:

Прошли годы, минули столетия, но жизнь в Троецарствии продолжается. Ушли в предание времена Придона, Иггельда и Скилла. Но по-прежнему отважны славы, дерзки артане, хитры куявы.

Пришли новые герои.

И снова кипят страсти, и снова льется кровь…

---

— Роквел? — переспросила она. — Конечно талантливый. Он, правда, очень льстит всем своим моделям. Я умоляла его оставить мои руки в покое, рисовать, как есть. Но он нарисовал по-своему.

— Сделал твои костлявые руки толстыми, — резюмировала Шила злорадно. — По моде.

— Роквел, безусловно, не новатор, — сказал вдруг Брант. — Он не изобрел ничего нового и не усовершенствовал старые методы. Но он и так хорош. Роквел-новатор — это было бы слишком.

Князь, княгиня и княжна уставились на него.

— Вы так считаете? — осведомился Бук.

— Нет, это просто так есть, — объяснил Брант. — К сожалению, Роквел известен именно как продолжатель Слоуна и Бенсона, то есть просто как представитель ниверийской школы. Будь он славским художником, о нем бы в Астафии никто не знал. А жаль, он заслуживает большего. У него очень интересные мазки, удлиненные, будто нарочито неправильные. Он не размазывает и не растушевывает, он как будто щеголяет своим мазком. Это не новаторство, разумеется, это просто артистический каприз, который выше любого новаторства.

Турнирные триумфаторы не знали, что и думать. Они бы смотрели на Бранта презрительно, если бы Великий Князь Бук остался равнодушен к словам стрелка-джустиста. Но Бук был явно заинтересован.

— Позвольте, — сказал он. — Это несерьезно. В Славии полно художников, которые всем известны.

— Всем известны в Славии, и известны в Ниверии только узкому кругу любителей, — парировал Брант. — И вряд ли кто-нибудь услышал бы о Ежи, к примеру, если бы он не провел лет десять в доме на Площади Жур, в двух кварталах отсюда, малюя мещанок с Левой Набережной и делая визиты к людям с деньгами и влиянием. Не будь Зодчий Гор выходцем из Астафии, он был бы просто еще один зодчий, и ему не доверили бы те грандиозные постройки, которыми он известен.

Упоминание Зодчего Гора, изгнанника, в банкетном зале княжеского дворца несло в себе, безусловно, крамольный оттенок. Но Брант пошел на этот риск, понимая, что теперь его совершенно точно здесь запомнят. А он хотел, чтобы его здесь запомнили.

— Зодчий Гор — халтурщик, — сказала Шила, имевшая права говорить все, что ей заблагорассудится.

Бук закатил глаза.

— У вас все халтурщики, сестра, — сказал он. — Интересуетесь вы только мелочами, вот что.

— Но мне же нравится Роквел.

— Мелочь ваш Роквел.

Оба посмотрели на Бранта.

— Я не думаю, что Роквел мелочь, — сказал Брант. — Кроме того, он относительно недавно начал.

— Позвольте, а откуда вы все это знаете? — спросила вдруг наглая Шила. — Я думала, у вас только турниры на уме. Вы благородного происхождения?

— Да, — сказал Брант.

— А кто ваши учителя?

— Разные были, — ответил Брант уклончиво. — Меня действительно интересует карьера Роквела. Я лет пять уже не видел ничего нового у этого художника. — Он повернулся к Неприступнице. — Прошу прощения, госпожа моя. Вы изволили сказать, что он рисует ваш портрет?

— Это я сказала, — вмешалась совершенно некстати Шила. — Рисует, и блестяще рисует.

— Это очень смело с моей стороны, но мне хотелось бы взглянуть, — сказал Брант.

— Пожалуйста, — согласился Бук. — Вот он закончит, мы вывесим портрет в бальном зале, а вы придете на бал и посмотрите.

— Прошу прощения, господин мой, но мне бы хотелось… посмотреть в неоконченном виде. Великая Княгиня так прекрасна, что даже посредственный художник вдохновился бы достаточно, чтобы создать шедевр. Но Роквел — хотелось бы взглянуть именно как и что он делает, в какой последовательности. Отдает ли должное красоте Великой Княгини. — Он повернулся к Неприступнице. — Простите меня, госпожа моя.

— Перестаньте ей льстить, — влезла опять Шила, и Бранту захотелось дать ей по уху. — Она терпеть не может, когда ей льстят, и она совершенно права.

А у них тут запросто, подумал Брант. Никакого этикета, никаких церемоний. Мне говорили, что при Зигварде было по-другому. Впрочем, это скорее всего влияние Фалкона. Фалкон сам низкого происхождения, вот и устранил этикет, чтобы всех уравнять. А может, я чего-то не понимаю.

В банкетный зал вошел слуга, почтительно приблизился к Буку и передал ему записку.

— Простите, я должен на некоторое время вас покинуть, друзья мои, — сказал Бук, прочтя записку и вставая. Шила скривилась презрительно. — До свидания. Кстати, Брант, через неделю будет бал, вы уж приходите, мне бы хотелось с вами побеседовать еще.

— Да, конечно, господин мой, — сказал Брант.

Бук поспешно вышел. Шила опять закатила глаза и виновато посмотрела. Ей явно нравился Брант.

Часы пробили пять. Как по команде, трое триумфаторов встали и низко поклонились княгине и княжне. Очевидно, это было частью традиции.

— Мы польщены… очень приятно… благодарим за честь… — забормотали они.

Брант тоже встал.

— Прошу прощения, если был слишком дерзок, — сказал он.

Неприступница промолчала, равнодушно наклонив голову, зато Шила стрельнула глазами. Брант, следуя примеру триумфаторов, низко поклонился, но задержал взгляд на Неприступнице. Когда он распрямлялся, триумфаторы уже исчезли. Он быстро, почти бегом, пересек зал, намереваясь их догнать и обругать мужланами за поспешность. Выскочив в коридор, он бросился к лестнице и налетел на какого-то человека, только что поднявшегося на этаж и погруженного на ходу в чтение какой-то бумаги. Человек потерял равновесие, качнулся назад, взмахнул рукой, оступился, и покатился по лестнице вниз.

— Ну вот, — пробормотал Брант, узнав Хока.

Докатившись до пролета, Хок встал, шипя от боли в плече, колене, и затылке. Брант посмотрел направо и налево. Во дворце были другие выходы, но они скорее всего были заперты и охраняемы. Брант шагнул вперед и начал спускаться по лестнице.

Хок стоял, прислонившись к стене и упираясь полным кровавой злобы взглядом в Бранта. Брант прошел мимо, отведя глаза, пересек пролет, повернул, и продолжил спуск.

Хок постоял некоторое время, задумчиво теребя рукоять меча, подобрал бумагу и направился вверх.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ЗАБОТЫ РЕДО

А в это время Главный Священник Астафии, преподобный Редо, кашляя от сырости, выволакивал деревянную лестницу из служебного помещения Храма Доброго Сердца. Лестницу давно нужно было купить новую, но Редо экономил средства. Обойдя чугунную решетку с левой стороны здания, Редо подтащил лестницу к асимметричному эркеру (на противоположной стороне эркер был уже и выше, каприз Гора, провались он со своими капризами), Редо прислонил лестницу к стене и поднялся к карнизу, проходящему над эркером. Стена сразу над эркером была вся в потеках. Неизвестно, что подмешивал Гор в свои растворы, когда строил Храм, но две горголы на левой стороне крыши развалились, и дождевая вода стекала как попало и куда попало. Крыша давно начала гнить, ее латали как могли, ставя заплаты из подручных материалов. А эркер, додуманный Гором уже во время строительства, не закрепленный даже поперечной балкой, грозил в скором времени осыпаться и упасть. Дальше — больше. Третья горгола, с правой стороны, как знал Редо, тоже собиралась развалиться. Храм требовал срочного ремонта.

Вся левая стена дышала нехорошей влагой.

Прихожане ссылались на денежные затруднения и жертвовали очень мало, в несколько раз меньше, чем два года назад. Год назад Всениверийский Храмовый Собор, на который стянулись священники со всех концов страны, подтвердил, что Храм Доброго Сердца нуждается в средствах и постановил средства эти собрать. Но до сих пор ничего не собрали. Дьяконам Редо платил только половину жалования.

Два месяца назад Редо обратился к молодым прихожанам с просьбой помочь. На следующий день к полудню к Храму явилось человек двадцать энтузиастов, которых красноречие Редо вдохновило на безвозмездную помощь. Они готовы были чинить, монтировать, чистить, и красить. Умели они очень мало, но принесли кое-какие материалы. Скинув рясу, закатав рукава рубашки до локтей и штаны до колен, Редо орудовал мастерком, всаживал гвозди в планки ремонтных лесов, таскал вместе с энтузиастами доски и, несмотря на то, что энтузиасты мешали друг другу и часто ссорились, дело пошло на лад. На следующий день энтузиастов было в два раза меньше, что очень помогло работе, а на четвертый день не явился никто, а оставшиеся материалы ночью украли.

Редо в отчаянии написал петицию Великому Князю Буку, будучи, впрочем, уверен, что положительного ответа не будет.

Он слез вниз и поволок лестницу обратно. До службы оставалось полчаса.

Одна из планок в третьей скамейке от алтаря прогнулась и треснула. Еще не хватало, чтобы кто-то из прихожан поймал ягодицей занозу. Прихожане нынче скандалить любят. Службу сорвут.

Редо снова спустился в служебное помещение. Планка, подходящая по размеру, стояла в углу. Не лакированная, но гладкая. Заставить бы всех этих гадов стоять во время службы, как в Славии. Свиньи. Это им не так, то им не сяк. Редо потянул на себя ящик. Так. Гвозди кончились. Впрочем, может и не кончились, а были унесены давешними энтузиастами. Вообще, энтузиасты-волонтеры много чего унесли, решив, наверное, что какая-то компенсация им все же положена. У дьякона пропал жезл. Ну да ладно.