Л. Афанасьев - Путешествие на Марс

• Название: Путешествие на Марс
• Автор: Л. Афанасьев
• Жанр: Научная Фантастика

Гениальный математик-самоучка Николай Краснов, всю жизнь посвятивший расчётам для космических полётов, наконец добивается своего. Вместе со своим другом Шведовым и знаменитым профессором Русаковым он уезжает в Англию и начинает строить корабль для полёта на Марс. Спустя несколько лет друзья достигают цели и отправляются в первое межпланетное путешествие. Жители Марса принимают спустившихся к ним с неба землян за божественных посланников...

---

Шведов несколько раз пытался заходить к Мэри, выводившей свои формулы, чтобы помочь ей заниматься, но Русаков, заметив это, строго-на-строго запретил ему входить в комнату своей невесты до брака, за исключением часов, когда по росписанию полагалась его лекция. Наконец, Мэри собралась с духом и однажды заявила Русакову что готова держать экзамен. На другой же день приступили к испытанию. Шведов, как лицо заинтересованное, не был избран экзаменатором, и комиссия составилась из Русакова, Лессинга и Краснова. Лучшия познания студентка обнаружила по аналитической геометрии и получила круглое 5, за что Виктор Павлович изъявил профессору Краснову благодарность от факультета за образцовое преподавание. По механике, физике, астрономии, элементарной математике и сферической тригонометрии, Мэри получила по 4. Что же касается дифференциальнаго исчисления и высшей алгебры, то по ним она ответила еле-еле на тройку. Это были именно те предметы, которые ей читал жених. Поэтому после экзамена Русаков сказал Шведову:

— Вы, должно-быть, с ней все целовались, а не задачи решали!

Так или иначе, но экзамены Мэри выдержала успешно. За обедом выпили за здоровье Мэри и Шведова.

— Ну, вот теперь я не буду спорить, — сказал Русаков. — Теперь и я вас благословляю — впредь до скрепления ваших уз на земле.

— Теперь и время самое подходящее для женитьбы, — сказал Лессинг: — у нас в России теперь весна.

Это было перваго марта. Через месяц с небольшим, пятаго апреля, они должны были прибыть на Марс. «Галилей» уже настолько приблизился к нему, что планета теперь казалась большим диском, диаметр котораго превосходил видимый с земной поверхности диаметр Луны. Через какой-нибудь месяц перед ними откроется новый мир, начнется новая жизнь: что она даст им? что они увидят?

Русаков за время путешествия успел написать учебник по вариационому исчислению, хотя Лессинг и советовал ему не терять напрасно времени, потому что на Землю вряд ли они возвратятся, а на Марсе математика преподается, конечно, на иных началах. Сам Лессинг за это время ничего не сделал для науки, а по целым часам просиживал над латинской грамматикой, неизвестно, с какою целью. Когда его о том спрашивали, он весьма серьезно отвечал, что на Марсе непременно должны говорить по латыни, на что Русаков неизменно повторял:

— Лессинг с ума спятил, с ума спятил!

С первых чисел марта замедленная скорость «Галилея» стала возрастать и очень заметно: теперь оказывал на корабль притяжение Марс, и это притяжение все усиливалось по мере уменьшения разстояния. Мэри, знавшая уже, что по законам физики скорость «Галилея» должна возрастать прямо пропорционально квадрату разстояния до Марса, предложила Краснову вопрос о том, что если скорость движения их судна так сильно возрастает, то не разобьется ли «Галилей» при падении с своими пассажирами в дребезги.

— Вот так вопрос! — отвечал Краснов, — за кого же вы меня считаете, чтобы я не предвидел этого обстоятельства! Конечно, в последний момент скорость будет такая ужасная, что никакой снаряд не уцелел бы от толчка. А наш «Галилей» не должен даже и погнуться. Над этим важным пунктом я не мало потрудился. Наш «Галилей» не просто дом для жилья, а очень сложный механизм. Мы снабжены такими электрическими приспособлениями, что, приведя их, когда нужно, в действие, мы плавно опустимся на Марс с самой ничтожной скоростью. С последних чисел марта нужно учредить дежурство для наблюдения за Марсом. Ведь, дело идет о нашей жизни.

Шли дни за днями. Марс принимал все бóльшие и бóльшие размеры. Ясно можно было различить и материки, и моря, и острова, и каналы. Явилось опасение, что «Галилей» может упасть не на сушу, а в море, хотя он, конечно, не потонет, тем не менее в этом плавании не было бы ничего хорошаго. — Сходство Марса с Землей было поразительное, только распределение суши и воды было более равномерно. Чем больше приближался Марс, тем более волновались пассажиры «Галилея». Русаков перестал даже задачи решать, а по целым часам смотрел в окно. Лессинг чаще прежняго бросал беседу с классиками, заменяя ее разговором с Красновым, с которым он очень подружился; их связывали научные интересы, и Краснов для Лессинга являлся более подходящим собеседником, нежели Русаков и Шведов: Русаков слишком узко смотрел на науку, оказывая из всех точных наук слишком большое предпочтение чистой математике; что же касается Шведова, то он, видимо, умер для науки и редко показывался с женой из своей кельи; да и понятно: для молодой четы, ведь, начался медовый месяц. Русаков, когда оставался с Шведовым вдвоем в комнате, всякий раз укоризненно качал головою и повторял:

— Променял, променял науку на девчонку!

Пятого числа все ждали с нетерпением. Каждому, несмотря на комфорт и удобства, которыми он пользовался на «Галилее», хотелось все-таки побольше свободы и простора, а также слишком уже овладевало нетерпение увидеть другую планету.

А скорость «Галилея» все росла и росла. Движение усиливалось, как говорится, не по дням, а по часам. К концу марта Марс казался огромной тучей странной формы и вида, надвигавшейся на корабль. Предположениям и гипотезам относительно образа жизни на Марсе не было конца. Все были согласны с тем, что жители Марса — люди цивилизованные, и культура там стоит высоко, но чтó это за существа? какой у них внешний вид? чем отличаются мужчины от женщин и какой пол там господствует?

— А мне кажется, — сказал, улыбаясь, Краснов: — что там нет ни мужчин, ни женщин.

— Как так? — удивилась Мэри.

— Да почему вы думаете, что там всего лишь два пола? Это водится только на нашей отсталой Земле. А на Марсе как на планете более развитой, больше простора и развитию всех жизненых форм. Поэтому там должно быть не два пола, а N.

— Чему же равняется N?

— Почем я знаю? Пяти, шести!.. Словом, целому числу.

— Положительному или отрицательному? — спросил Шведов.

— И тому, и другому. Может-быть, там нуль полов, что будет означать отсутствие людей, а, может-быть, там и минус четыре, и минус пять полов.

— Но что же значит отрицательный пол? — недоумевала Мэри.

— А это будет значить, что, вместо людей, там живут лишь черти, тени, духи и, пожалуй, спириты.

— Все это вздор! — возразил Лессинг. — На Марсе живут только греки, римляне и покойный Михаил Никифорович Катков.

— Да, ведь, он умер! Откуда же он там возьмется? — возразил в свою очередь Краснов.

— По вашей же теории Марс есть жилище теней и покойников.

— Так я могу там встретить своего Эдуарда? — испугалась Мэри. — Боже!.. А я клялась быть ему верной до смерти…

— Придется, мой друг, из-за тебя еще на дуэли драться на Марсе — заметил Шведов.

Русаков в этом разговоре не участвовал, так как им при приближении Марса овладело поэтическое настроение, и он, запершись у себя в комнате, сочинял стихи. Этим он несказанно изумил своих спутников; все думали, что Русаков по-прежнему занимается математикой, и были сильно поражены, когда Виктор Павлович прочел вдруг целую поэму своего сочинения. Поэма была довольно туманнаго содержания: в ней говорилось и про любовь, цветы и луну, и про исчисление конечных разностей; упоминался ряд Тэйлора и его остаточный член, говорилось и про терзания сердец двух любящих молодых людей.

— Вот так фортель! — воскликнул Лессинг. — Если бы это Петр Петрович написал, я бы не удивился: мало ли каких штук не выкидывают влюбленые! Но Виктор Павлович, Виктор Павлович…

— Что это вам вздумалось, Виктор Павлович? — спросила Мэри. — Такой великий математик и сочиняет стихи!

— А вот потому-то я и сочинил, что я — математик. Вы думаете, что математик в поэзии ничего не понимает? А я вот вам и хотел доказать, что хороший поэт непременно должен быть математиком, а хороший математик должен уметь писать стихи… Математика и поэзия — это синонимы. И чем поэт остроумнее, тем ему легче дается математика. Сама Ковалевская…

— Позвольте, Виктор Павлович, — возразил Лессинг: — разве мы мало знаем поэтов, которые понятия не имеют о математике!

— То плохие, плохие поэты! Хороший поэт обязательно должен быть геометром. Вот Боккачио…

— Помилуйте, Виктор Павлович! Боккачио не знал математики.

— Не знал, не знал! Что-ж из этого? Не знал потому, что не учился. А если бы стал учиться, из него вышел бы первоклассный геометр. В поэзии остроумие так же необходимо, как и в интегральном исчислении. Стихи сочинять — все равно, что задачи решать.

— Нельзя сказать, Виктор Павлович, что ваша догадка о том, будто из Боккачио вышел бы ученый, если бы он занимался математикой, особенно остроумна, — заметил Краснов.

Все засмеялись. Разговор о поэзии на этом прекратился.

Прошло еще несколько дней. Теперь Марс казался на разстоянии какой-нибудь версты, хотя действительное его разстояние было еще очень значительно. Размеры его казались огромные. С 28-го марта учредили полусуточное дежурство для наблюдения за Марсом. Хотя по вычислениям оставалась еще целая неделя пути, однако, в виду возможной погрешности в вычислениях, необходимо было быть на готове. Дежурному вменялось в обязанность немедленно привести в действие механизм, который должен был оказать противодействие скорости падения «Галилея» в последний момент и тем спасти судно с его пассажирами от гибели, лишь только корабль вступит в область атмосферы Марса. Начало атмосферы определить легко, так как здесь небесная сфера непременно должна получить какую-нибудь окраску, вероятнее всего голубую, как и на Земле. Пространство же от начала атмосферы до поверхности планеты «Галилей» должен был пролетать даже с уменьшенной скоростью от противодействия снаряда, — всего лишь несколько минут.