Джуд Деверо - Приглашение

• Название: Приглашение
• Автор: Джуд Деверо
• Жанр: Исторические любовные романы

Овдовевшая, и известная всему миру летчица тридцати восьми лет, Жаклин О'Нейл, преодолевая предрассудки — свои и окружающих — выходит замуж за влюбленного в нее молодого человека, моложе ее на десять лет — Вильяма Монтгомери…

---

— Вильям Монтгомери, ты ничего не знаешь о самолетах. Тебе следует иметь дело с бумажными самолетиками. У тебя нет таланта, и ты не чувствуешь ни аэропланов, ни воздуха.

— Почему ты не хочешь участвовать в Тэгги? — отбил он мяч, пользуясь ситуацией, в надежде что она проговорится.

— Потому, что… О, что это вы берете? Иглу для шитья седел? Оказывается, вы заблуждаетесь насчет моей кожи…

Юный Блэр не обращал на нее никакого внимания и продолжал накладывать швы.

— Почти закончил. Это очень плохой порез, Джеки. Я хочу, чтобы вы как можно меньше пользовались рукой в следующие несколько дней. Нужно, чтобы вы дали ране время затянуться. Это значит — никаких полетов.

— Но…

Вильям прервал ее:

— Я о ней позабочусь.

— А кто позаботится о таком малыше, как ты? — воскликнула Джеки, не в силах от сильной боли следить, что говорит и чьи чувства ранит.

Казалось, Вильям не заметил укола.

— Менять мои пеленки я найму восемнадцатилетнюю девственницу. Не возражаешь?

Джеки почувствовала, как краснеет. Посмотрев на опущенную голову Юного Блэра, бинтовавшего ей ладонь, она поняла, что он с трудом сдерживает смех. Вильям дал ему понять, что она ревнива, и что они любовники — все это от правды очень далеко. И она хотела объяснить это доктору, но не знала — как.

После того, как швы были наложены и Джеки, наконец, смогла передохнуть, положив голову на подушки, она с раздражением увидела, как Юный Блэр отвел Вильяма в сторону и разговаривал с ним так, как будто тот был мужем Джеки или даже отцом.

— Покой, — слышала она спокойный голос Юного Блэра. — Ей станет лучше через день-два, но сейчас ей нужен уход.

— Конечно, — ответил Вильям, как будто было естественно, что этот молодой человек будет о ней заботиться.

Так что теперь Вильям приготовил для нее еду, настаивая, чтобы она поела.

— Я не голодна, — сказала она, и даже для нее это прозвучало, как каприз ребенка.

Вильям стоял над ней и смотрел с высоты своего роста.

— Ладно, — сказал он миролюбиво. — Сделаем, как ты хочешь. Я позвоню сиделке и заплачу ей за уход в течение нескольких следующих дней. Не буду больше тебе докучать.

— Я сама могу о себе позаботиться, — сказала она вызывающе.

— Сможешь? — Он вздернул бровь. — Как ты собираешься вымыть волосы одной рукой? Догадываюсь, что оставишь их так, с высохшей кровью. Она мух приманит, но какое это имеет значение? Ты толстокожая. Ты это перенесешь. Как ты собираешься есть одной рукой? В доме еды только на прикорм золотой рыбке. Пожалуй, лучше позвоню сиделке. Я, кажется, слышал, что мисс Нортон свободна.

При этом имени Джеки побледнела. Мисс Нортон была ночным кошмаром каждого ребенка: большая, сильная, весьма несимпатичная. Она родилась сразу взрослой — с волосами стального цвета, одетая в накрахмаленную белую униформу и выглядящая пятидесятилетней — и она ни на день не постарела со дня своего рождения, хотя и старше была Джеки на сто лет.

— Я… Ну… не может ли придти кто-нибудь еще? Что случилось с милой, симпатичной миссис Паттерсон?

— Некоторые матери в городке вообразили, что сироп от кашля, который она давала детям, провоцирует потом любовь к виски. Мы подумали, что, может быть, в другом городе она будет счастливей, чем в Чендлере. Ты можешь остаться со мной, с мисс Нортон или можешь найти себе другую сиделку. Одного только я не могу — оставить тебя без ухода. Ты не заслуживаешь моей помощи после всего, что натворила со мной сегодня, но одну тебя здесь не оставлю.

Он наклонил набок голову.

— В чем твои трудности, Джеки? Сделал ли я какой-то оскорбительный жест по Отношению к тебе? Сказал ли я что-нибудь, что заставляет бояться моих неоправданных намерений по отношению к тебе?

— Не-е-е-е-е-т, — протянула она, напрягая всю силу воли, чтобы не покраснеть. Помня, сколько потеряла она крови сегодня, удивительно было, что покраснеть ей все-таки удалось.

— Что не так? Или ты думаешь — у меня с тобой может что-то получиться? В конце концов, ты мне постоянно напоминаешь, что я всего-навсего мальчик. Как может такое дитя, как я, сотворить что-нибудь, о чем, видимо, ты думаешь? А кроме того — ты женщина старая, помнишь?

— Да, — сказала она нерешительно. — Я догадываюсь. То есть считаю, да, конечно…

— Ладно, Джеки, буду благороден с тобой. Разве я не Монтгомери? Или ты так долго была в отъезде, что забыла о гордости моей семьи? Неужели ты думаешь, что я попытаюсь сделать что-то женщине, которая дала мне ясно понять, что ей тягостен даже мой вид? Сегодня ты сделала все, чтобы показать, что не хочешь иметь со мной дела. Ты мне доказала, что готова прикончить дружбу всей жизни, чтобы не быть рядом со мной. Ты знаешь, что я чувствовал сегодня?

— Вот здесь ты должен остановиться, — сказала она, силясь не запоминать всего, что он туг наговорил. Она еще никогда не чувствовала себя настолько ничтожной.

— Ладно, ты мне сделала больно, и я тебе вернул должок. Ты разъяснила, что не хочешь меня и никогда не захочешь, и что я всегда останусь для тебя мальчиком. Вот и быть посему.

Она старалась прочесть выражение его лица, но не смогла. Вилли и ребенком был непроницаем. Он везде следовал за ней, но она никогда не понимала, нравится ли ему, или он считает ее всего-навсего необычной.

— Как раз сейчас тебе нужно помочь, и мне легко это сделать. Юный Блэр сказал, тебе нельзя двигать рукой в течение недели. Я сделаю все, что ты хочешь: останусь или могу уехать и нанять кого-нибудь другого ухаживать за тобой, решай. Если я останусь, это будет в виде… — Он засмеялся. — Помнишь те времена, когда ты была моей няней? Может быть, сейчас я смогу вернуть долг. Теперь я стану твоей няней. Разве это не похоже на взаимовыгодную торговлю?

— Я… Я не знаю, — тихо ответила Джеки. Вся правая сторона тела болела, волосы слиплись — она устала безмерно. Единственное, чего она хотела — быть чистой и спать.

— Пойдем, — сказал он, беря ее за здоровую руку и поднимая с постели. — Ты сейчас ничего не соображаешь. Надо принять ванну, я вымою тебе волосы, и тогда ты заснешь.

— Не думаю…

— Ты это редко делаешь. Вначале ты делаешь, а потом думаешь. — Когда она встала перед ним, он заглянул ей в глаза. — Джеки, ты на самом деле думаешь, что я из тех мальчиков, которые воспользуются своим преимуществом, когда женщине плохо и больно?

Что-то из того, что он наговорил, было для нее неприятным. Может быть, то, что «мальчик» и «женщина» звучали одновременно. Неважно, что ее беспокоило, она знала, что он никогда не воспользуется ситуацией. Он не был тем типом мужчин, которого должна бояться женщина. Больше похоже на то, что Вильяму нужно бояться женщин.

— Ты не сумеешь вымыть мне голову, — наконец сказала она. — Я вымою сама.

— Одной рукой не сможешь.

Что бы он ни говорил, что бы ни делал, все ее смущало. Может, она сравнивал его с Чарли, но единственным мужчиной, знакомым ей в реальности, был Чарли. Чарли был фигурой великого Отца, он отдавал приказы и издавал декреты, чаще говорил «нет», чем «да», но для роли матери не годился. Благодарение небу, Джеки как пилот была почти всегда здоровой, потому что, когда она болела, Чарли это быстро надоедало, и он уходил из дома до тех пор, пока она снова не была на ногах. Она вспомнила себя — больную, в лихорадке, ужасно слабую и пытающуюся на кухне открыть банку с супом.

Сейчас она задавалась вопросом, мужское ли это дело — вымыть голову женщине, может быть, что знакомые мужчины, с которыми сводила ее жизнь, разделяли ее представление о том, что должен и не должен делать мужчина. Это, конечно же, было дикостью. Если мужчина сделал «бабью работу», мужская часть его тела отваливалась, что ли? Или съежилась, пока он ею не пользовался? Да нет, конечно же. В ее жизни было два мужчины — отец и муж, проводившие свою жизнь на стульях, прося поднести им то одно, то другое. И это было естественно — женщина должна давать, а мужчина получать… Но когда дает мужчина — это как-то… странно, не по правилам.

Вильям по-дружески обнял ее за плечи, без намека на сексуальность, отчего она опять смутилась. Этим утром он кричал, что любит ее, любил, но сейчас она ему не нравится. Вот он ведет ее в ванную, чтобы… Что?

— Не задумывайся, — приказал Вильям, открывая дверь в ванную. Он на минуту ее оставил, чтобы принести стакан воды, а потом достал из маленького пузырька пилюлю. — Вот, прими это.

— Что это такое?

— Это или лекарство, сделанное из известных с древности трав, растущих в Южной Африке, после приема которого женщина будет делать все, что захочет от нее мужчина. Или это обезболивающее — рука будет меньше болеть. Будешь принимать?

Она даже не улыбнулась, взяла с ладони пилюлю и проглотила с водой.

— Хорошо, сейчас снимем эту окровавленную рубашку.

Джеки открыла рот, чтобы что-то сказать. А что она могла сказать? На ней был бюстгальтер, который полностью прикрывал ее скудную грудь. А разве она на публике не появлялась летом в платьях на бретельках? Какая разница?