Риан Айслер - Чаша и клинок

• Название: Чаша и клинок
• Автор: Риан Айслер
• Издательство: "Древо Жизни"
• Жанр: История
• Год: 1993

«ЧАША И КЛИНОК» — самое важное произведение со времен Чарльза Дарвина и его можно сравнить только с его работой.

«ЧАША И КЛИНОК» — книга, способная изменить мир.

«Эта книга — сенсация наших дней».

Читая книгу «ЧАША И КЛИНОК» — веришь в возможность спасения человечества.

---

Люди, вставшие примерно в 200 году до н. э. во главе того, что позднее было названо ортодоксальной, или истинной церковью, приказали уничтожить все списки этих текстов. Но, как пишет Пейджелс, «некто, возможно, монах из соседнего монастыря Св. Пахомия, взял запрещенные Книги и укрыл их от уничтожения в кувшине, где они оставались погребенными почти 1600 лет». Но в результате почти детективной истории прошло еще 34 года, прежде чем ученые завершили свои исследования и результаты были обнародованы в книге Пейджелс в 1979 году.

Как утверждает профессор Хельмут Кестер из Гарвардского университета, некоторые из этих текстов старше, чем новозаветные Евангелия. Они датируются, «по-видимому, второй половиной первого века 50-100 гг.), т. е. созданы не позже, а раньше евангелий от Марка, Матфея, Луки и Иоанна».

Гностические Евангелия были, таким образом, написаны в то время, когда андрократия уже давно была нормой на Западе. Это не гиланические документы, но все же они содержат мощный вызов устоям общества господства.

Термин «гностический» происходит от греческого слова «gnosis» — «знание») и противоположен по смыслу слову «агностицизм», которое означает невозможность познания. Как и другие мистические религиозные учения Запада и Востока, гностическое христианство придерживалось, казалось бы, традиционной догмы, гласившей, что тайна высшей или божественной истины доступна всем через религиозное послушание и добродетельную жизнь.

Но тогда какие же ереси содержал гностицизм, почему понадобилось его запрещать? Гностические Евангелия проповедовали ту же идею, за которую еврейское священничество так ненавидело Христа, — доступ к Богу лежит не через религиозную иерархию во главе со старшим раввином, архиепископом, папой, но через познание или божественное знание.

А еще мы находим в этих текстах подтверждение мысли, возникшей уже при чтении канонических писаний и ранее обнаруженных гностических фрагментов. Мария Магдалина и в самом деле была одной из важнейших фигур христианского движения.

В Евангелии от Марии мы снова читаем, что именно она первой увидела воскресшего Христа (о чем вскользь замечено у Марка и Иоанна). Здесь мы также читаем, что Христос любил Марию Магдалину больше, чем других учеников — это подтверждается в гностическом Евангелии от Филиппа.

Однако лишь по этим запрещенным писаниям можно судить, сколь велика была роль Марии в истории раннего христианства. В Евангелии от Марии читаем, что после смерти Иисуса Мария Магдалина была единственным христианским лидером, осмелившимся бросить вызов Петру как главе новой религиозной иерархии, претендующему на то, что только он и его соратники имеют прямую связь с богом.

«Рассмотрим политический подтекст Евангелия от Марии, — комментирует Пейджелс. — Как Мария противостоит Петру, так и гностики, которые следуют ее примеру, противостоят власти того духовенства, которое объявляло себя преемниками Петра».

Существовали и другие, не менее существенные разногласия между нарождающейся, все более иерархичной церковью, возглавляемой Петром и другими христианскими общинами, такими, как большинство гностических, и такими сектами, как монтанисты и маркиокиты. Эти секты, в отличие от тех, кого теперь называют отцами церкви, не только почитали женщин как апостолов, пророков или основателей веры; демонстрируя свою приверженность учению Христа о духовном равенстве, они включали женщин в руководство сект.

Более того, некоторые гностические секты, подчеркивая гиланический принцип равенства, выбирали главу жеребьевкой на каждом собрании. Об этом мы знаем, к примеру, от епископа Лионского Иринея (ок. 180 г.), известного врага гностицизма.

«В то время как ортодоксальные христиане ставили духовенство выше мирян, — пишет Пейджелс, — последователи гностицизма не делали таких различий между собой. Вместо того чтобы делить своих членов на высших и низших, они следовали принципу абсолютного равенства. Все посвященные, и мужчины, и женщины, принимали равное участие в выборах: любой мог быть выбран священником, епископом или пророком. Более того, поскольку выборы происходили на каждом собрании, даже отличия, выпавшие по жребию, не могли превратиться в постоянные „высокие посты“».

Для христиан-андрократов, стремившихся повсюду властвовать, господствуя и подчиняя, такая практика была возмутительным нарушением основ. Например, ортодокс Тертуллиан возмущался тем, что «они допускают всех, они вместе слушают, вместе молятся — даже с язычниками, если тем случится быть у них». Не меньшее негодование вызывал у него обычай «встречать всех приходящих поцелуем мира».

Но более всего Тертуллиана приводило в ярость — и неудивительно, поскольку грозило подорвать сами основы иерархической инфраструктуры, которую он и его единомышленники старались навязать Церкви, — равноправное положение женщин. «Особенно гневает Тертуллиана то, что „женщины из еретиков“ наравне с мужчинами могут наделяться властью, — замечает Пейджелс. — „Они обучают, они участвуют в дискуссии, они лечат“ — он подозревает, что они могли даже совершать обряды крещения, то есть выполнять функции епископа!».

Для таких людей, как Тертуллиан, только одна «ересь» была страшнее учения о духовном равенстве мужчины и женщины. Ибо она представляла серьезнейшую угрозу растущей власти мужчин, которые утверждались теперь как новые «князья церкви», — идея Божества-женщины. А именно, это — как мы убеждаемся, читая гностические Евангелия и другие священные тексты, не включенные в корпус Нового Завета, — исповедовали ранние последователи Христа.

Следуя более ранним и все еще не забытым традициям, в которых Богиня была Матерью и Вседающей, последователи Валентина и Марка молились Матери как «мистическому, вечному Молчанию», как «Благодатной, Той, что прежде всего сущего» и как «непогрешимой Мудрости». В другом тексте, Триморфной Протенойе (в переводе — Тройственная Первичная Мысль) прославляются мысль, разум и предвидение как женские качества — снова в русле древней традиции, где это были свойства Богини. Текст начинается словами Божества: «Я — Протенойя, Мысль, обитающая в Свете… Та, что существует прежде Всего… Я — в каждом создании. Я — Невидимое внутри Всего… Я — ощущение и Знание, говорящее посредством Мысли. Я — истинный Голос».

В другом тексте, приписываемом гностическому учителю Симону Магусу, сам рай — место начала жизни — представлен как чрево Матери. А в учениях, приписываемых Марку или Теодоту (ок. 160 г. н. э.) мы читаем: «мужские и женские элементы вместе составляют прекраснейшее порождение Матери — Мудрость».

Какую бы форму не принимали эти «ереси», очевидно одно: они происходят от древних религиозных традиций, когда почиталась Богиня, а жрицы были ее земными представительницами. Соответственно, почти повсеместно божественная мудрость воплощалась в женском образе — о чем свидетельствуют такие «женские» слова, как древнееврейское «хокма» и греческое «софия», что значит «мудрость», или «божественное значение», а также некоторые древние мистические традиции, как восточные, так и западные.

«Ересью» была и нетрадиционная трактовка святого семейства. «Одна из групп гностических источников утверждает, что получила тайную традицию от Иисуса через Иакова и Марию Магдалину, — говорит Пейджелс. — Члены этой группы молились обоим божественным родителям, Отцу и Матери».

Нечто подобное проповедовал учитель и поэт Валентин: хотя Божество принципиально неописуемо, его можно вообразить как диаду, имеющую две ипостаси — женскую и мужскую. Другие настаивали на андрогинической природе божественного или же определяли Святой дух как женское начало, так что используя христианскую традицию, можно сказать: от союза Отца с Духом, святым, или Божественной Матерью родился их Сын Иисус Христос.

Гиланические ереси

Идеи этих ранних христиан не только угрожали растущей власти отцов церкви, но и бросали вызов господству мужчины в семье, подрывая основной патриархальный принцип: женщины - существо низшее.

Библеисты отмечают, что раннее христианство воспринимали как угрозу и еврейские, и римские власти. И не только потому, что христиане не проявляли преданности императору и лояльности к государству. Профессор С. Скотт Бартчи, бывший директор Института происхождения христианства в Тюбингене (Германия) отмечает, что гораздо более опасным казалось то, что Иисус Христос и его последователи ставили под вопрос существующие семейные традиции. Они считали женщин полноправными личностями. Ранние христиане, заключает Бартчи, высказывали «неуважение» к устоям римской и еврейской семьи, отводившим женщине подчиненное положение.

Если рассматривать семью, как микромодель большого мира, то «неуважение» к господству мужчины в семье, когда слово отца — закон, можно понять, как угрозу системе неравноправия, основанной на силе. Вот почему те, кто мечтают о «старых добрых временах», когда женщины и «худшие мужчины» знали свое место, прежде всего стремятся вернуть «традиционную» семью. Это также позволяет увидеть в новой свете ту борьбу, что раздирала мир две тысячи лет назад, когда Иисус проповедовал сострадание, ненасилие и любовь.