Юрий Азаров - Паразитарий

• Название: Паразитарий
• Автор: Юрий Азаров
• Жанр: Современная проза

Роман-антиутопия написан Ю. П. Азаровым, выдающимся педагогом современности, художником, писателем, чьи книги переведены и высоко оценены в США, Канаде, Индии, Китае, Японии, в странах Европы, СНГ. Этот роман-антиутопию критики назвали произведением на уровне самых высоких шедевров мировой культуры.

Главный герой романа приговорен к эксдермации — снятию кожи в показательном шоу. Он мучительно ищет выход из своего трагического положения, повсюду сталкиваясь с фарисейской ложью, издевательствами и бесправием.

Анализируя развитие культуры за последние две тысячи лет, автор утверждает: без духовно-правовой идеологии с главенствующими ценностями Любви, Свободы и Социальной справедливости, без общенациональной идеи не может быть ни эффективной политики, ни сильного государства.

В романе органично сочетаются пророческие предсказания, фантасмагории, синтез наук, культур и искусств и реализм остро сатиры. В нем крик художника, предупреждающий о роковых опасностях. Но это крик не отчаявшегося человека, а скорее боевой клич, зовущий на битву с паразитарными устоями бытия во имя торжества высоких общечеловеческих идеалов.

***

Главный герой романа приговорен к эксдермации — снятию кожи в показательном шоу. Он мучительно ищет выход из своего трагического положения, повсюду сталкиваясь с фарисейской ложью, издевательствами и бесправием.

Анализируя развитие культуры за последние две тысячи лет, автор утверждает: без духовно-правовой идеологии с главенствующими ценностями Любви, Свободы и Социальной справедливости, без общенациональной идеи не может быть ни эффективной политики, ни сильного государства.

В романе органично сочетаются пророческие предсказания, фантасмагории, синтез наук, культур и искусств и реализм острой сатиры. В нем крик художника, предупреждающий о роковых опасностях. Но это крик не отчаявшегося человека, а скорее боевой клич, зовущий на битву с паразитарными устоями бытия во имя торжества высоких общечеловеческих идеалов.

***

И вдруг голубое пламя полоснуло по моему сердцу — это девочка лет шести, льняные волосы, розовое личико, алая бархатная курточка, а на лбу комарик, я быстрым движением касаюсь ее лба, а девочка вскрикивает, и от этого крика слезы на моих глазах и режущая боль в груди — невидимым спрутом подкрался обморок, и я вот-вот упаду, а голубое пламя полыхает передо мною, пристально всматриваясь в мои глаза: "Кто ты? Ты с ними?!" И наотмашь по моей щеке широкой, шершавой, жесткой ладонью, это толстенький зеленомундирный ариец Вальтер меня, одиннадцатилетнего, который кинулся защищать Розу Зитцер, — их всех закопали в огороде, у ее мамы была рука без двух пальцев, а ее папа, аптекарь, казался мне совсем стареньким, он был тихий, как майский вечер, всегда молчал и хорошо улыбался моей маме, которая всегда говорила: "Зитцеры — хорошие евреи". Они нас приютили перед самой войной, когда мы от тети Гриши ушли, мама стряпала у них на кухне, помогала Розиной маме, потому что у нее не было двух пальцев, а когда снег сошел, я видел в огороде руку без двух пальцев, и, наверное, рядом была Роза, такая светленькая, такая чистенькая, она всегда улыбалась, когда встречалась со мной… Когда теперь говорят, что точкой отсчета философии, этики, искусства должен быть Освенцим, где пламя пожирает живую плоть, живые души, живую ткань Бытия, я думаю о том, что моей точкой отсчета должна была бы стать Роза Зитцер. Но не стала, потому что ее лик переведен был мною в мое обыденное, стершееся, пошлое сознание, потому что всю свою жизнь я предавал свою Любовь, свою Трепетность, свой Божий Дар.

Книги Азарова — это глубинная психологическая проза.

Лев Аннинский, критик

---

А некоторых он на своих глазах велел забивать цепями и ждал, пока не загниют у жертвы мозги. Зачем это все знать рабам, грекам, иудеям, сирийцам и коринфянам?

Мы необдуманно даем нашим врагам оружие против нас. Но кто сможет об этом сказать императору?

25

— Кто может сказать новому демократическому правительству, что оно ни к черту не годится?! Кто?! Разве что вы, приговоренный к эксдермации? — спрашивал у меня Горбунов.

— А почему бы вам этого не сделать? Вы же в команде.

— Я этого никогда не сделаю, потому что я, дорогой, жить хочу. Хочу, чтобы мои дети получили мои четыре квартиры и шесть дач. Хочу, чтобы меня захоронили не на какой-нибудь Собачевке, а замуровали в Стену Почетных Граждан.

— Какой же вы почетный гражданин, если вы предаете свое правительство? И вообще, что вы делаете здесь, вы, атеист и гонитель христиан?

— Тс-с-с, — Горбунов приложил палец к губам. — Не такой уж я и гонитель. А потом, скажу я вам, настоящий гражданин тот, у кого на случай отступления подготовлены надежные убежища. Я двадцать лет сотрудничаю с церковью и двадцать лет издаю законы, притесняющие верующих.

— Зачем вам такая двойная жизнь?

— А никакой двойной жизни нет. Есть одна настоящая. Во мне заинтересованы обе стороны. Отцу Иерониму я даю возможность безбедно жить, а он за это дает мне ту информацию, которую я никогда ни от кого не получил бы. А в Правительстве эта информация на вес золота.

— Выходит, и отец Иероним закладывает верующих?

— Не совсем так. Он обеспечивает выживаемость как церкви, так и самому себе.

— И сколько вам отстегивают за эту деятельность?

— Сущие пустяки. Не в деньгах суть. Мы вершим сообща одно общее дело.

— Какое?

— Строим храм новой веры.

— Вы во что-то верите?

— Я убежден: христиане придут к власти. Сразу после фиолетовых. Вам-то все равно. А мне нет. Я еще долго поживу.

— У Бога нет живых и мертвых. У него есть только праведники и грешники.

— Я не помешал? — это вошел отец Иероним. — Вы говорили о бессмертии?

— Я знаю вашу точку зрения на бессмертие человека, — сказал я. — На вопрос, может ли духовно богатый мир человека с его смертью исчезнуть навсегда, вы отвечаете однозначно: «Нет». Человеческая целостность распадается на элементы и в виде энергии заполняет мир, размещаясь, так сказать, и во времени, и в пространстве.

— Не совсем так. Наше «я», как и наше сознание, исключает механическую сложность, состоящую из отдельных элементов. Наше «я» как субстанция распаду подлежать не может. Если вы будете правильно анализировать свое «я», то придете к заключению, что оно все же нечто большее, чем простой набор отдельных восприятий и представлений. При внимательном наблюдении вы неминуемо придете к выводу, что то, что вы реально принимали за «я», — это и есть основы, которые собирают в единый пучок всю вашу целостность. Вы можете уехать в другую страну, перестать видеть всех своих друзей, можете почти забыть их, можете повести совершенно другую жизнь, вы можете о своем прошлом вспоминать в третьем лице: был когда-то такой человек, который жил и чувствовал вот так, у него было сознание, которое никак не похоже на мое мировоззрение, на мое представление о мире. Сознание живет самостоятельной жизнью и, если хотите, не зависит от физических усилий личности, от его деятельности и способа жизни. Сознание есть дух, который выше личности, ибо является частью Творца.

— Выходит, что у нас не может быть истинных контактов с нашим собственным сознанием? — спросил я. — Выходит, что человек умирает, а его дух живет?

— Именно так. Подобного рода мысли сегодня доказаны и учеными. Профессор Броуд, английский философ, полагает, что после смерти существует некий психический фактор, прежде бывший элементом живой личности умершего. Этот психический элемент многократно повторяется в судьбах разных людей.

— Выходит, что и вы, и я, и Горбунов жили, скажем, в каком-нибудь первом веке? — это вошедшая Люся включилась в разговор.

— Я только что из первого века, — проговорил я несколько смущенно. — Вы, конечно же, мне не поверите, но именно под этой церковью находился триклиний прокуратора Феликса, в гостях у которого мне пришлось побывать. Сейчас мое сознание лихорадочно ищет те связки, с которыми я соединен с прошлым. Кстати, в компании Феликса оказался и Горбунов.

— Ты уж меня, брат, в свои темные дела не втягивай, — сказал Горбунов. — Я с нечистой силой не вожусь.

— Здесь нет никакой нечистой силы, — ответил отец Иероним. — Мы имеем случай с уникальным погружением сознания в свое историческое прошлое. Подобных примеров спонтанно-телепатических проявлений немало. Я приведу лишь один факт, о котором рассказал профессор Васильев. Документ, подтверждающий этот факт, взят из архива института мозга в Ленинграде. В нем Б. Н. Шабер сообщает: "В декабре 17-го числа 1918 года я увидел на стене, в которую упирались мои ноги (я лежал на кровати), овальной формы светлое пятно, которое на моих глазах стало расти, превратившись в светлую фигуру девушки. В этом видении я узнал свою лучшую подругу Надежду Невадовскую, находившуюся в то время в Петрограде. Улыбнувшись мне, она произнесла какую-то фразу, из которой я уловил только последнее слово: “…тлена”. После этого фигура девушки исчезла. Точный мой рассказ о происшедшем был в тот же день зафиксирован на бумаге и скреплен подписями шести лиц… 23 декабря 1918 года мною было получено письмо от матери Нади Евгении Николаевны Невадовской, в котором она извещала меня о смерти Нади, последовавшей в 8 час. 25 мин. утра 17 декабря 1918 г. Последние слова покойной были: “Боря, нет праха, нет тлена”. Факт получения письма и его содержания зафиксирован подписями шести вышеупомянутых лиц".

Васильев дает довольно точную обобщенную формулу таких явлений, которую можно представить в таком виде: "Если данное лицо А умирает, то другое лицо — Б, связанное духовными узами, может переживать чувства или получить зрительный или слуховой сигнал о случившемся. Больше того, сознание, высвобождаясь из тела умершего, переживает особый подъем и нередко выявляет скрытые возможности духовного видения, о чем свидетельствуют работы современного американского парапсихолога Карла Осиса. Он собрал среди шестисот медицинских работников анкеты с ответами на вопрос, что переживают люди с незамутненным, здоровым сознанием в момент смерти. Ответы были поразительны. Оказалось, что более характерно для последних минут у большинства не состояние страха смерти, а особое возвышенное состояние, граничащее с экзальтацией. Нередко созерцание образов духовного мира, но чаще всего появление призраков умерших родных, близких, знакомых, которые пришли за ними. Как ощущают умирающие, эти умершие близкие помогают им перейти грань жизни и смерти. Помогают увидеть прошлое, как настоящее…

— Значит, я переживаю эти мгновения экзальтации, — сказал я с горькой усмешкой.

— Вы, может быть, один из самых счастливейших людей, — тихо сказал отец Иероним. — Думаю, вы скоро в этом убедитесь.

Острая боль пронзила мое глазное яблоко. Когда я открыл глаза, в комнате никого, кроме Горбунова, не было.

26

— Одевайся! Нас ждет Хобот. Он хочет взглянуть на тебя! — кричал Горбунов, бросая телефонную трубку. — Машина внизу. Да быстрее же!

— Не могу, — сказал я тихо. — Сейчас Феликса должен встретить. Он к Павлу спустится…

— Какой еще Феликс! У тебя жизнь решается, а ты о каком-то Павле!

Горбунов сорвал с меня одеяло и бросил мне куртку и штаны.

— А если я их не увижу больше?

— Увидишь, увидишь! — кричал Горбунов уже по пути.

Через тридцать минут мы были у Хобота на даче. Дом с колоннами утопал в цветах. Под липами стоял накрытый стол, за которым восседали Хобот и еще четверо таких же крепких и толстых мужланов.

— Штрафные. Налей-ка им вот из этого серого сосуда.

Я обратил внимание на то, что сосуды разные. Здесь были греческие, грузинские и среднеазиатские дорогие кувшины, украшенные рельефными рисунками, камнями, серебряными кружочками и полосками.

Не успели мы с Горбуновым выпить, как двое молодых людей в белых фартуках принесли на подносе жареного поросенка, украшенного свежей травой, помидорами, огурцами, редькой, репой и алой редиской. За поросенком последовали куры, гуси, фаршированная рыба, затем грибы в сметанном соусе, дичь, начиненная разными пикантными штучками, а после дичи — жареная осетрина, а уже после нее дымящиеся шашлыки из белого мяса. Когда мы едва не лопнули от пищи, подали зеленый чай и после чая плов, усыпанный гранатовыми зернами, урюком, изюмом и еще какими-то ягодами, названия которых мне были неизвестны.

За время трапезы Хобот много говорил о том, что в стране царит хаос, что этот хаос будет расти, потому что в стране нету твердой руки и некому прижать как следует бунтарей и экстремистов. Хобот говорил: