Виктория Холт - Опороченная Лукреция

• Название: Опороченная Лукреция
• Автор: Виктория Холт
• Издательство: Сантакс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-87455-031-3

«Символом порока» называли современники златокудрую дочь Папы Римского, красавицу Лукрецию Борджа. В захватывающих романах популярной английской писательницы Виктории Хольт «Мадонна Семи Холмов» и «Опороченная Лукреция» (произведения написаны под другим ее псевдонимом Джин Плейди) героиня предстает не только скандально знаменитой обольстительницей, но и хрупкой, ранимой, а главное – самоотверженно любящей женщиной.

---

Но не таким человеком был Чезаре Борджа, чтобы смириться с подобной судьбой.

Порой им овладевала безумная ярость, и тогда никто не знал, что он сделает в следующий момент. Так однажды Чезаре схватил надзирателя и попытался выбросить с верхнего этажа башни. Он был истощен болезнью, но злоба всегда придавала ему силы, и надзирателя удалось спасти лишь общими усилиями остальных стражников.

В результате Чезаре переместили в самую высокую башню крепости Медина дель Кампо.

Из узкого оконца его камеры отрывался вид на долину, расстилавшуюся далеко внизу. Иногда он по многу часов всматривался в нее, мечтая о свободе и проклиная свою горькую участь.

Затем он обычно начинал стучать в дверь камеры и требовать бумагу и писчие принадлежности.

– Лукреция! – кричал он. – На всем белом свете у меня не осталось ни одного друга кроме тебя! Но чем ты мне можешь помочь? Ты почти такой же узник, как и я! Кто бы мог подумать, какой злой рок поджидает нас… Борджа!

Бывало, он впадал в меланхолию, и тогда никто не осмеливался приближаться к нему.

Впрочем, случались и проблески надежды. Ему доводилось слышать, что король Фердинанд постоянно проявлял недовольство своим неаполитанским наместником, которого считал человеком, предавшим интересы Испании. В конце концов у Фердинанда созрел план. Он хотел освободить Чезаре, дать ему войско и послать в поход против взбунтовавшегося Кордобы. Кордоба передал Чезаре в руки испанцев, и Фердинанд полагал, что узник крепости Медина дель Кампо сумеет свести счеты с неаполитанским наместником.

Так говорили надзиратели. Чезаре иногда верил им, а иногда отчаивался во всех своих надеждах и упованиях – в такие минуты он вставал у оконца камеры, и все думали, что он сейчас выбросится наружу.

Граф Бенавенте, живший неподалеку от крепости и из любопытства захаживавший к Чезаре, не мог не заметить в нем этих осуждаемых церковью порывов. Однажды он спросил:

– Мой друг, уж не собираетесь ли вы совершить самоубийство?

Чезаре ответил:

– Не вижу другого пути вырваться из этих невыносимых условий.

– Если вы разобьетесь, то не сможете воспользоваться теми выгодами, которые вам сулит побег из этой тюрьмы, – заметил Бенавенте. – Почему бы вам не спуститься по канату?

– Ко мне допускают посетителей, – сказал Чезаре. – И даже обращаются не так плохо, как с другими. Но канат надзиратели едва ли дадут в мое распоряжение.

– Попытайтесь обмануть их, – предложил Бенавенте.

Через некоторое время Чезаре вспомнил о его совете. Воспрянув духом, он привлек к делу своего капеллана и слугу Гарсию. Те стали приносить в камеру небольшие куски веревки, а Чезаре связывал их в канат, который прятал под матрацем.

Однажды, испугавшись подозрительных взглядов тюремщиков, они решили, что откладывать больше нельзя. Побег был назначен на ближайшую темную ночь.

Гарсия спустился первым и к своему ужасу увидел, что канат был слишком короток, чтобы прыжок на землю мог оказаться безопасным. Однако выбора уже не оставалось. Он разжал руки и полетел вниз. Через несколько мгновений послышался удар о что-то твердое, а затем – сдавленный стон. При падении Гарсия сломал ногу. Чезаре понял, что случилось, но намерений не изменил. Он тоже спустился до конца каната и прыгнул. Ему повезло еще меньше, чем Гарсии. У него оказались сломаны обе ноги, оба запястья и пальцы на руках.

Воя от боли и проклиная свое вечное невезение, он скорчился на земле. Однако довольно скоро к нему подбежали слуги Бенавенте – тот был предупрежден о побеге – и, увидев его состояние, взвалили на спину стоявшей неподалеку лошади.

Чезаре потерял сознание, но обрел свободу. Что касается Гарсии, то его спасать было уже некогда – в крепости услышали их крики и подняли тревогу.

Гарсию схватили и через некоторое время казнили, а истекающего кровью Чезаре Бенавенте отвез в Виллалон, где ему вправили вывихи и наложили шины на переломы. Немного оправившись, он решил укрыться в Наварре. Там правил его шурин.

Лукреция не переставала думать о своем брате.

Времена были тревожные. Юлий оказался не менее воинственным Папой, чем Александр, – продолжая политику своего предшественника, он делал все возможное для укрепления власти Ватикана во всех королевствах и герцогствах Италии.

Он вступил в альянс со старым Орсини, выдав за его племянника Джиана Джордано свою дочь Феличе делла Ровере; своего племянника Никола делла Ровере женил на Лауре, дочери самого Орсино Орсини и его прекрасной супруги Джулии. Поговаривали, что на самом деле Лаура была дочерью Александра, но Юлий не придавал значения слухам.

Заключив мир с семьями Орсини и Колонна, он почувствовал себя увереннее и стал готовиться к военным походам против двух других знатных родов – Бальони, владевших Перуджией, и Бентивольо, которым принадлежала Болонья.

Бентивольо давно поддерживали дружественные отношения с семьей Эсте, но Феррару вынудили стать союзницей Ватикана. Кроме того, Ипполит находился в зависимости от Папы, а Папа не упускал случая, чтобы показать свое недовольство щеголеватым кардиналам, еще при Александре принятым в Священную Коллегию.

Вот почему в Ферраре опасались, что после походов в Перуджию и Болонью Папа обратит внимание и на семью Эсте.

Лукреция была готова к любым неприятностям. Ее давняя подруга Джулия Фарнезе часто писала ей и рассказывала о неуживчивом характере Юлия. Впрочем, по тону ее писем можно было догадаться, что она довольна браком своей дочери и племянника нового Папы.

От Санчи, другой давней подруги Лукреции, письма уже не приходили. Та умерла в самом расцвете своей красоты и молодости. Неаполитанский наместник Консальво де Кордоба горько оплакивал ее скоропостижную смерть.

И вот, в такое-то тяжелое, непредсказуемое время, в Феррару прискакал гонец с известием о побеге Чезаре.

Лукреция приняла его в своих апартаментах и заставила несколько раз повторить сообщение о том, что ее брат свободен, здоров и собирается отвоевать все утерянные владения.

Затем она крепко обняла и поцеловала этого юношу. – Ты не пожалеешь о том, что принес мне такую радостную новость, – сказала она.

А вскоре у Лукреции появилась и другая причина для ликования. В Феррару прибывал гость, и в его честь уже был назначен бал.

Она сама удивлялась тому, что могла так радоваться этому событию. Слишком уж часто ее взгляд останавливался на башне, в которой заточили двоих молодых людей. Слишком уж часто на ее глазах выступали слезы при мысли о несчастной судьбе Юлия, вся вина которого заключалась лишь в том, что он любил молодую красивую девушку и их любовь была взаимна. Она упросила Альфонсо, и братьев поместили в одну камеру. Однако посетителей к ним все равно не пускали. Туда ходил только один сторож, носивший им еду и одежду, все остальные уже сейчас могли считать их мертвыми.

– Почему ты так обращаешься с ними? – спрашивала Лукреция. – Неужели ты не понимаешь, что Ипполит оклеветал их?

Обычно Альфонсо отмалчивался, но однажды холодно посмотрел на нее и сказал:

– Я был бы благодарен тебе, если бы ты занималась своими делами, а в мои не лезла.

– Полагаю, твои проблемы в какой-то степени касаются и меня, – вспыхнула Лукреция. – Как-никак я твоя супруга.

– Я бы попросил тебя почаще вспоминать об этом, – ледяным тоном произнес Альфонсо. – А главное, не забывать, что обязанности супруги состоят в рождении и воспитании детей для мужа. В этом отношении ты еще не доказала свои супружеские качества.

Ей нечем было возразить ему – как и всегда, когда он упрекал ее в неспособности родить наследника.

Впрочем, через несколько недель она снова забеременела, и Альфонсо немного потеплел к ней.

Но к этому времени Лукреция уже не думала о двух молодых узниках, заточенных в башне ее замка. Она ждала ребенка и молилась о том, чтобы на сей раз не разочаровать Альфонсо. Кроме того, скоро должен был состояться бал в честь гостя, который – тут она не сомневалась – предпринял поездку в Феррару исключительно ради того, чтобы повидаться с ней. В замке готовились принимать Франческо Гонзага.

На ней были золотые парча и бархат; в подобранных волосах сверкали крупные бриллианты.

Эркюль Строцци шепнул ей, что никогда не видел ее такой прекрасной, как в этот вечер. Она благодарно взглянула на него и потупилась. Его общество всегда напоминало ей о другом поэте – Пьетро Бембо.

Франческо, почетный гость бала, взял ее за руку и повел на танец. Выражение его лица было торжественным, глаза сияли.

– Мы с вами как будто сто лет не виделись, – выдохнул он. – Помните ваш визит в Мантую? Лукреция, дорогая… скажите, Изабелла тогда очень расстроила вас?

Лукреция улыбнулась.

– Нет, – ответила она. – Тогда меня ничто не могло расстроить. А вы были очень гостеприимны.