Дмитрий Силлов - Злой город

• Название: Злой город
• Автор: Дмитрий Силлов
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 5-699-19694-3

Его словно хранили все силы Земли Русской. И ордынцам не оставалось ничего другого, как разменивать сотню своих воинов за одного русского витязя, снова и снова штурмуя стены Козельска, который они за стойкость его защитников прозвали Злым городом. Может, и стоило обойти его стороной, но теперь Орда не могла уйти, не покрыв себя позором. И лилась кровь, и слетали со стен крепости рукотворные молнии, и сходились в битве герои, чудовища и люди, которые сражались так, как не способны сражаться смертные. И истекало время битвы. И наступало время славы.

---

Но более всего места занимала в детинце тренировочная площадка для дружинников.

Хочешь с коня в соломенные чучела стрелы мечи, хочешь на деревянных топорах да секирах бейся, хочешь крепостной самострел осваивай – на все места хватит. И за всем воевода присматривает. Не поймешь, уходит ли вообще домой Федор Савельевич? Как ни зайди в детинец – он всегда там.

Да только не всякому в том детинце рады. Обучение ратному делу – то не скоморошьи пляски на ярмарке. Без дела глазеть будешь – попросят из малой крепости сперва вежливо, а уж после, ежели не понятлив – как получится. Когда дружина отдыхает или в поле за городом конный бой осваивает – милости просим, приходи, примеряй к руке меч или копье. На то Козельск и пограничный город, чтоб каждый житель представление имел, с какой стороны у меча рукоять приделана. А ежели молод да сноровист, глядишь, и в отроки возьмет воевода.

В иное время – не обессудь, дружина делом занята, за которое их город содержит и кормит. То есть в ратном деле руку набивает да глаз вострит, чтоб та рука без промаха и стрелу метала, и мечом не промахивалась.

Сегодня на площадке было народу немного – человек десять. Все в полной воинской брони – а как же? Тело должно привыкать к тяжелым воинским доспехам и не замечать их в бою, словно это не железное облачение, а вторая кожа.

Двое рубились на затупленных мечах. Еще двое других с деревянными чеканами[60] пытались прижать к стене третьего, который ловко отмахивался от них тренировочным копьем без боевого железного наконечника, орудуя обоими концами древка на манер кола, выдернутого из плетня во время уличной драки. Гудели бревна, на которые были навернуты соломенные чучела в рваных кожаных доспехах кочевников – то трое дружинников метали в них стрелы, с удивительным проворством опустошая колчаны. На дальнем конце двора бездоспешный отрок годов двенадцати от роду, упрямо поджав губы, метал короткие копья-дроты длиною в пару локтей в щит, на котором была грубо намалевана углем голова в остроконечной шапке. Пока что голове везло – дроты втыкались куда угодно, но только не в нарисованное лицо кочевника. Однако отрок не сдавался. Выдернув копья, он снова возвращался к черте, проведенной на земле носком воеводина сапога, и вновь принимался за дело.

Воевода сидел на бревне в углу двора и хмурил густые брови. Видно, далеко отсюда были сейчас его мысли. Однако это не мешало привычному взгляду отмечать огрехи в движениях ратников.

Взгляд-то отмечал. А душа маялась о своем…

Весен несколько назад случилась с воеводой беда. Захотелось ему богатства. Хотя подумать – и на кой воеводе богатство, когда все, что надо, ему город дает? Только воюй да обучай дружину ратному делу. Ан нет. Насмотрелся, как купцы живут-богатеют, решил, мол, а я чем хуже, нешто дурнее того купца? В общем, попутал нечистый. Да и с кем не бывает?

Все, что было нажито за годы, вложил воевода в товары, да еще денег занял. А караван с товарами сопроводить не смог, город не отпустил, дела нашлись неотложные. Может, и хорошо, что не отпустил. Побили тот караван то ли лихие люди, то ли кочевое племя налетело, то ли бродячие рыцари, кои тоже рыскают нынче по русской земле, – да какая теперь разница? Словом, не вернулся караван. А долги отдавать надо. Вот тут и помог воеводину горю тороватый купчина Семен Васильевич. Одолжил недостающее и о долге не напоминал.

До сего дня.

Да… Деньги-то взял воевода, да не подумал, какой будет отдача. А отдача – вот она, перед глазами стоит. Настасьюшка, дочь родная. Или замуж отдавай за купца, что в воеводином доме уже хозяином себя чувствует, или иди ищи, кто тебе в граде после долгой зимы ссудит под честное слово серебра, на которое доброе стадо коров купить можно…

Воевода скрипнул зубами. Да пропади оно все пропадом!

Пудовый кулак заехал по бревну, снеся пласт сухой коры и помяв латную рукавицу. Удар отозвался в руке, взбередив старую рану от ордынской стрелы. Тупо заныла кость – но боль отвлекла, заставила забыть о кручине на время, достаточное, чтобы вернуться в окружающий мир.

– Ты как дрот держишь? – взревел воевода, поднимаясь с бревна.

Дружинники разом прекратили махать оружием и обернулись. Отрок, готовящийся метнуть в щит короткое копье, присел от неожиданности и открыл рот.

Воевода подошел вразвалку, забрал у неумехи дрот, в его руке больше смахивающий на болт для самострела, отошел на десяток шагов назад от черты и, резко обернувшись, навскидку, чуть присев и спружинив ногами, метнул.

Острие дрота вонзилось в левый глаз нарисованной головы. Щит загудел от удара, накренился и медленно завалился, вывернув из утрамбованной площадки изрядный ком земли.

– Силён воевода, – пробормотал дружинник с копьем – и тут же получил от противника деревянным чеканом по шелому. Не зевай, когда у тебя в руках оружие, а перед носом – оружный противник, пусть с тем противником ночью ты на соседних полатях спишь. Здесь, на воинском дворе, он твой враг – коварный и самый что ни на есть настоящий. Дружинник завертел копьем и с утроенной силой ринулся на ухмыляющихся мастеров топорного боя.

А воевода тем временем подошел к мечникам. Постоял, посмотрел, задумчиво теребя бороду, надумав чего-то, повернулся, подошел к стойке с оружием, выбрал не торопясь пару тупых мечей, повертел в ладони один и второй, пробуя, как оружие в руке лежит, махнул раз-другой, привыкая к весу незнакомых клинков, после чего, повернувшись к гридням, рявкнул:

– А ну, давай все на меня! Разом!

Дружинникам, похоже, команда была знакома. Лучники, разом развернувшись, пустили стрелы. Остальные быстро, словно ждали, метнулись к воеводе, окружая кольцом.

Воевода резко ушел в сторону. Махнул мечом. Две стрелы ушли в пустоту, третья, сломанная тупым клинком, упала на землю. Второй залп лучники дать не успели – воевода был уже рядом, чувствительно пометив каждого из троих мечом – кого по плечу, а кого и по шее – не зевай! И в следуюший раз стреляй проворнее, коль дана команда, несмотря на то, что стрелы боевые, а на воеводе лишь кольчуга без нагрудника и шлем без защитной маски-личины.

Оставшиеся пятеро гридней окружали воеводу грамотно, готовясь напасть все разом. Но такого преимущества Федор Савельевич им не дал. Мечи в его руках двигались настолько быстро, что блеск стали можно было сравнить с движением стрекозиного крыла.

Раз!

И словно сам собой выпал чекан из руки дружинника.

Два!

Сам дружинник от обратного движения меча покатился по площадке.

Три!

Копейщик, пытающийся заблокировать древком рукоять меча, падающего сверху, проворонил движение второго и согнулся, получив тычок тупым клинком под ложечку.

Мечники оказались проворнее и насели на воеводу с двух сторон. Третий гридень с чеканом наготове стоял сбоку, готовясь нанести единственный удар, – и проворонил чувствительный пинок тяжелым сапогом в бедро. И сразу за ним – удар по шелому.

– Смотри на ворога, а не на его меч! – прохрипел воевода, отражая сыплющиеся на него удары.

Мечники продержались недолго, но все ж продержались, за что заработали кивок воеводы, – хорошо, мол, годится. У одного из гридней плетью повисла рука, другой почесывал шею, по которой неслабо досталось. Но видно было, что дружинники довольны – не каждый день от воеводы даже такого кивка дождешься. А что больно – так на то она и воинская наука. Когда больно, оно лучше запоминается. В следующий раз тело само как нужно двинется, чтобы удар не поймать, – и не поймешь, как так получилось.

– А ты чего рот раскрыл? – крикнул воевода отроку, застывшему с отвисшей от увиденного челюстью. – Пока ты ворон ловил, твоих сотоварищей в битве ворог посёк. И вся вина в том на тебе.

Отрок испуганно захлопал глазами, вот-вот заплачет. Знает же, что не гоже княжьему отроку реветь как девка, а слеза предательская все ж в глазу собирается.

Шмыгнув носом, отрок пересилил себя и отважно шагнул вперед, направив дрот воеводе в грудь.

– Поздно, – сказал воевода, перехватывая древко копья и отводя удар в сторону. – От так же и на Калке случилось – пока одни бились, другие смотрели. Потому и тех и других ордынцы побили, хотя нашего войска супротив ихнего было вчетверо.

Правды ради, о битве на реке Калке можно было и более сказать – и про то, как союзные половцы, испугавшись слаженной атаки степняков, бросились бежать, опрокинув русские полки. И про то, как после ордынцы, обломав зубы о русские укрепления, обманом выманили из-за тына дружину Мстислава Киевского, пообещав отпустить воинов восвояси, а после, нарушив обещание, посекли ее в чистом поле – да только надо ли? Не запомнит отрок всего, говорить надо только главное. Воевода и сказал:

– Завтра чтоб из пяти дротов четыре в цель попадало. А не будет такого – выгоню из дружины обратно коров пасти.

Повернулся – и пошел обратно к своему бревну. Знал – если потребуется, будет отрок и ночью дроты метать, а утром покажет требуемое. Потому, что нет ничего страшнее для козельчанина, чем сначала быть принятым в княжескую дружину, а после – вылететь обратно. Вовек позору не оберешься.