Автор неизвестен - Аспазия

• Название: Аспазия
• Автор: Автор неизвестен
• Жанр: Историческая проза

Доподлинно не известны ни дата ее рождения, ни смерти. В истории она осталась как одна из самых умных и блистательных гетер. Свою карьеру на этом поприще начала в Милете, на родине сказочных мифов и куртизанок. Ее отец-философ по имени Аксиох, увидев, какой красотой наделили боги его дочь, решил, что такая красавица не может составить счастье одному человеку, ее удел — доставлять удовольствие всему человечеству. Поэтому и дал ей солидное образование, соответствующее ее великому, по его мнению, предназначению в этом мире.

Если верить поэтам, в детстве Аспазию (или Аспасию) похитили и увезли в Мегару или Коринф. Здесь она росла в качестве невольницы своих похитителей, постаравшихся развратить ее. Привлекательная и умная девушка сумела очаровать богатого афинянина, который выкупил ее, и она оказалась на свободе.

По другим сведениям, Аспазия до прибытия в Афины никуда не выезжала из Милета, где вела жизнь куртизанки. Но легкие интрижки вскоре надоели — сердце жаждало настоящей (и желательно великой!) любви. В поисках таковой Аспазия перебралась в Афины, неофициальную столицу Эллады. Денег к этому времени она скопила достаточно, поэтому с несколькими подругами купила дом и организовала школу риторики. Многие исследователи настаивают на том, что это был обычный публичный дом — правда, высшего класса, где Аспазия преподавала девушкам историю, философию, политику, а также искусство любви.

«Каждая женщина, — вещала гетера, — должна быть свободной в выборе мужа, а не выходить за назначенного ей родителями или опекунами; муж обязан воспитать свою жену и разрешать ей высказывать свои мысли».

Вскоре «школа» Аспазии стала едва ли не самым популярным местом в Афинах. Пообщаться с красивой и неординарной женщиной, с ее умными прелестницами приходили знаменитые философы: Зенон, Протагор. Врач Гиппократ и гениальный ваятель Фидий сделались завсегдатаями в доме этой гетеры. В Афинах заговорили о том, что в прекрасном теле женщины поселилась мудрая душа Пифагора. Сократ, юноша с пылкой душой, влюбился в Аспазию и не отходил от нее ни на шаг, а позднее, когда стал известным философом, подчеркивал, что обязан этим Аспазии.

Наслушавшись восторженных отзывов друга Сократа, на куртизанку-философа решил взглянуть и правитель города Перикл.

Наверное, это была любовь с первого взгляда… Ему исполнилось сорок — возраст опытного воина. Он обладал силой, своеобразной мужской привлекательностью и пользовался славой лучшего правителя в истории Афин. Аспазия была прекрасна, как пристало подруге правителя, и умна — как положено советнику вождя… Ее салон переместился в дом Перикла. Сам же стратег незадолго перед этим (по другим сведениям, только встретившись с Аспазией) развелся со своей женой и, заботясь о ее будущем, дал ей приданое и вновь выдал замуж, оставив при себе сыновей.

Впервые в истории античной Греции философы и политики выслушивали советы женщины и следовали им. Более того: правитель допустил свою любовницу к принятию политических решений, она составляла речи для его выступлений в народном собрании и сопровождала любимого даже в военных походах. Современники и потомки, как отмечают многие исследователи, неоднозначно оценивали такое «ненормальное» положение дел. Так, поэт Кратинус был уверен: «Распутство создало для Перикла Юнону — Аспасию, его защитницу с глазами собаки». А некоторые историки вообще склонны считать, что гетера и приехала в Афины с единственной целью — покорить Перикла, этого «достойнейшего из эллинов», о котором она столько слышала…

Закон Афин не допускал брака с чужестранкой. И ребенка гетеры, родившегося через пять лет после начала их связи, долгое время считали незаконнорожденным… Только когда оба старших сына Перикла погибли от чумы, ребенок наложницы был признан наследником.

Аспазия быстро добилась уважения, достойного жены правителя, сохранив при этом свободу, какой могли пользоваться лишь гетеры. Она не чуралась застолий, сама их организовывала, являясь душой и центром увеселений… Более того, позволяла себе принимать посетителей и в отсутствие мужа, развлекала их беседой, угощала вином, что, по афинским обычаям, являлось совсем уж недопустимым.

Многие утверждали, что милетская гетера превратила жилище правителя в дом разврата. На философских пирах непременно присутствовали красивые девушки для вполне определенных целей. Что касается военных походов, в которых верная подруга сопровождала своего супруга и благодетеля, то она делала это не в одиночку: за ней непременно следовал обоз куртизанок из ее школы, и женщины неплохо зарабатывали, ублажая изголодавшихся без любви мужчин.

В конце концов народное собрание обвинило подругу Перикла в сводничестве и развращении юных девушек. Аспазия предстала перед судом. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы защитником не выступил сам Перикл. Великий правитель плакал! «Он бы не пролил столько слез, если бы речь шла о его собственной жизни», — не без иронии подметил Эсхил. Слезы отважного полководца и государственного мужа настолько поразили судей, что те согласились признать невиновность гетеры. Но несмотря на это в появлявшейся череде бесконечных комедийных пьес ее продолжали высмеивать как распутную и продажную женщину.

После суда Аспазия смирилась с традиционной для благочестивых матрон ролью супруги-затворницы. Возможно, наедине с Периклом она продолжала обсуждать государственные вопросы и даже давала правителю советы, но шумные философские пиры в их доме больше не устраивались. История же донесла до наших дней такой факт. Когда Сократа полушутливо-полусерьезно спрашивали, как воспитать хорошую жену, он без тени сомнения отвечал: «Об этом гораздо лучше расскажет Аспазия!» Как всякая примерная супруга, она прощала мужу минутные слабости, после которых он все равно возвращался к ней — великой искуснице по части разжигания любовных страстей.

«Каким великим искусством или силой она обладала, если подчинила себе занимавших первое место государственных деятелей и даже философы много говорили о ней как о женщине незаурядной, — писал Плутарх. — Тем не менее очевидно, что привязанность Перикла к Аспазии была основана скорее на страстной любви. Говорят, что при уходе из дома и при возвращении с площади он ежедневно приветствовал ее и целовал».

Перикл и Аспазия прожили вместе двадцать лет. А потом на Афины с Востока обрушилась страшная эпидемия, которая скосила множество афинян. Не обошла она и дом Перикла. Ушла из жизни его сестра, умерли оба сына от первого брака. Потом наступила очередь самого правителя…

После смерти супруга Аспазия незамедлительно вышла замуж — вернее, перешла на содержание к некому торговцу скотом, бывшему когда-то ее учеником, Лизиклу, решив своими руками сделать из него великую личность. Благодаря ее педагогическим стараниям недавний скототорговец превратился в прекрасного оратора, снискавшего повсеместную популярность в Афинах. Через год его уже избрали стратегом, а еще через несколько месяцев он погиб в одном из сражений…

Пережила Аспазия и смерть еще одного стратега — Перикла-младшего, собственного сына, одержавшего победу над спартанцами в морской битве при Аргинусских островах. Но, увы, неблагодарные сограждане казнили его в числе других стратегов только за то, что не все трупы погибших в этом сражении афинян были выловлены из бушующих волн и погребены в земле.

Говорят, вскоре после этого и его мать отошла в мир иной…

---

Толпы народа стремились навстречу возвратившимся. Сумерки уже наступили, но гавань была ярко освещена светом факелов, и зрелище вступивших в нее гордых трирем казалось еще величественнее при этом свете.

Когда стратеги вышли на берег, все бросились к Периклу. Толпа приветствовала его громкими восклицаниями, и многие рассыпали по его пути цветы, подносили ему венки. Чтобы уклониться от этих чествований, Перикл принял предложение Гиппоникоса занять место в запряженном благородными фессалийскими конями экипаже, ожидавшем его в Пирее.

Аспазия должна была расстаться с Периклом. Ее ожидали носилки, в которые она вошла наглухо закутанная и в которых возвратилась в город.

Между тем, взошла луна, и свет ее осветил море, гавань и город.

В экипаже Гиппоникоса, Перикл задумчиво вернулся в город, как вдруг, на повороте дороги, бросив взгляд вверх, он увидал перед собой вершину Акрополя. Он смутился, легкая дрожь охватила его. Непосредственно перед глазами он увидел то, что еще раньше увидал вдали в наступающих сумерках: резко отделяясь своей белизной от темного неба, освещенная светом луны, возвышалась мраморная громада с колоннами — это было только что оконченное произведение Иткиноса и Фидия, и то чувство, которое охватывает души тех, которые в первый раз, даже в наши дни, видят Парфенон, на мгновение охватило душу Перикла.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Когда великого человека чтит его родина, когда он повсюду встречает уважение, любовь и восхищение, то всегда, все-таки найдется какое-нибудь место, где его величия не существует, где он не чувствует себя героем, где его встречают холодным или недоверчивым взглядом, и часто это место — его собственный домашний очаг, его дом, его семейство, исходный пункт его деятельности.

Перикл также чувствовал себя холодно и неприветливо, когда, еще слыша в ушах своих радостные крики, которыми встретил его афинский народ, переступил после годового отсутствия порог своего дома, где, как с победы возвратившегося Агамемнона, встретила его на пороге тайно враждебная ему жена.

Известие, что Аспазия была с Периклом в Милете, что она на обратном пути сопровождала его, дошло до ушей Эльпиники и было поспешно сообщено ее подруге. Жена Перикла не думала отомстить возвратившемуся мужу, как Клитемнестра, возвратившемуся Агамемнону, не предполагала подарить, как Дианира Геркулесу очарованное платье Несса, как она сама была ничтожна, так ничтожен был ее гнев, ничтожна ненависть и ничтожна месть. То, что Перикл взял Самос, то что он пустил ко дну корабль неприятельского полководца, не могло ему помочь против Эринии, сидевшей у его очага. В то время, как его слова громко звучали на Агоре, он должен был переносить у себя дома ничтожные уколы и злые взгляды Телезиппы.

А Эльпиника?

Впервые встретившись с Периклом, после его возвращения она встретила его словами:

— Стыдись, Перикл! Мой брат, Кимон, боролся с персами, с варварами, ты же пролил эллинскую кровь и позволяешь чествовать себя, как победителя своих единоплеменников.

Без резких возражений, с кротостью в обращении с людьми, но не без мужественной решимости в глубине души, переносил Перикл недоразумения, начавшиеся в его жизни. После встречи с Аспазией, вначале он предполагал, что будет легко отделить права возлюбленной от прав супруги — Телезиппа также, кажется, думала это. Она с презрением оттолкнула милезианскую гетеру, желавшую обладать сердцем ее мужа, требуя, чтобы та предоставила ей только право супруги.

Но время идет. Сам Перикл был уже не тот; образ брачного союза нового рода не напрасно был заброшен в его душу, как огненная искра.

Наступили дни величайшего афинского праздника. Население предместий стремилось в город, так как этот праздник должен был быть, согласно идее ее учредителя, Тезея, братским праздником соединенных племен Аттики.

Не только близкие соседи приезжали на этот праздник, на него являлось много народу с островов, из колоний, со всей Эллады. Но никогда еще не было в Афинах так много чужестранцев, как в этот год, так как к желанию присутствовать на празднестве Панафиней, присоединилось еще любопытство видеть открытие Парфенона, видеть открытым в первый раз созданный из золота и слоновой кости сверкающий образ Афины Паллады работы Фидия.

Самому празднеству предшествовали различные состязания. Панафинейские игры в равнине Илиса.

В состязаниях мальчиков, и на этот раз, воспитанник Перикла и любимец всех афинян, Алкивиад, остался победителем на радость Перикла и к досаде Телезиппы, ненавидевшей мальчика за то, что он совершенно затмевал обоих, мало обещавших ее сыновей, Паралоса и Ксантиппа.

У ночи были также свои празднества: большие бега с факелами, которые афиняне приносили в жертву своим богам света: Гефесту, Прометею и Афине.

Только лучшие и наиболее ловкие юноши выбирались для этого бега. Задача заключалась в том, чтобы донести факел до цели, не погасив. Тот, чей факел гас во время бега, должен был выходить из ряда состязающихся; тот, кто бежал тихо, чтобы сохранить пламя, был преследуем насмешливыми восклицаниями народа.

Афинский народ выбирал из своей среды красивейших старцев и мужей, чтобы принимать участие в большом шествии; юноши, одержавшие победу на состязании, также принимали участие в шествии, но среди молодежи выбор был не так строг, как среди старцев.

В числе различных состязаний были и состязания муз: Перикл, одинаково ценивший всякие занятия, установил на панафинейских играх состязание на цитрах и состязание танцев, так как в числе многих должностей, которые он занимал, была должность устроителя общественных игр и празднеств в Афинах.

Когда, наконец, наступил день главного празднества, в который так называемый пеплос подносился в дар покровительнице города, Афине, в храме Эрехтея, победители на панафинейских играх должны были быть увенчаны в новом Парфеноне.

Торжественное шествие началось из квартала Керамикоса. Весь обширный квартал кишел отдельными группами, которые со всех сторон направлялись к общему месту сбора, представлявшему пестрый и блестящий беспорядок. Но мало-помалу шествие начало устраиваться и, когда все стали по местам, двинулось в путь при звуках труб и струнных инструментов.

Во главе гекатомбы двигались жертвенные животные: сто избранных быков и баранов (предназначенных быть заколотыми на Акрополе в честь богини и затем служить пищей народу), украшенных цветами, с позолоченными рогами.

За животными следовали их погонщики. Жертвенные слуги и жрецы несли всевозможные предметы: на плоских блюдах жертвенные яства и питье в красивых сосудах.

Затем следовало блестящее шествие афинских женщин и девушек в роскошных праздничных платьях с золотой и серебряной жертвенной посудой в руках.

Часть девушек несла в руках красные корзинки, наполненные цветами и плодами. Избранные из красивейших дочерей афинян, эти девушки привлекали на себя внимание своими красивыми лицами, роскошными фигурами и грациозными движениями. Скрываясь целый год в глубине женских покоев, они выступали на свет в этот торжественный день, празднество открывало то, что сих пор скрывалось от взглядов.

В этот день бог любви бросал свои стрелы, в этот день взгляды красивых девушек беспрепятственно встречались со взглядами страстных юношей.

После сверкающей, роскошной жертвенной посуды несли еще более прекрасные дары богине, число которых никогда еще не было так велико: роскошные сверкающие золотом и серебром щиты, красивые богато украшенные треножники и произведения искусства, вышедшие из рук лучших мастеров — все это сверкало и переливалось разными цветами в солнечных лучах.

В числе девушек шли четыре избранницы, о которых мы уже говорили ранее и среди них красивая, мужественная Гиппарета.

Затем следовали носильщики даров и жертв, присланных богине из афинских колоний и островов. Наконец, несли роскошнейший из всех подарков, центр всего блестящего шествия — богатый, роскошный пеплос. Его несли не руки человеческие, он был разостлан на носилках, представлявших корабль. Эти носилки, отличавшиеся необыкновенной величиной и красотой, должны были указывать на морское могущество афинян и вместе с тем на морского бога, культ которого был в связи с культом Эрехтея и Паллады. Прикрепленная к мачте роскошного корабля, всему народу была видна вышитая золотом картина, изображавшая борьбу бога света с грубыми титаническими силами.

За пеплосом следовали: победители в панафинейских состязаниях, мастера игры на цитре и флейте со своими инструментами; победители в беге с горящими факелами в руках, которые по древнему обычаю должны были зажечь праздничную жертву богине на Акрополе.

Победители в беге на колесницах ехали в роскошных, запряженных четверкой колесницах со щитами и со шлемами на головах.