Макс Нарышкин - Про зло и бабло

• Название: Про зло и бабло
• Автор: Макс Нарышкин
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-2830

Герман Чекалин, с отличием окончивший юридический факультет, приглашен на работу в огромную корпорацию, производящую недавно изобретенное средство от рака. И сразу же получает высокие бонусы: квартиру в центре Москвы, дорогую машину, солидный счет в банке. Правда, на медосмотре при поступлении на работу у него зачем-то берут серьезные анализы, и вообще с первых дней на новом месте Герман чувствует, как вокруг него сгущается неясная угроза. Но этот парень из тех, кто привык выяснять все до конца. И он очертя голову идет туда, где кроются страшные тайны корпорации и где в конечном итоге вывернется наизнанку его собственная жизнь…

---

С честности президент переключился на преданность, и я заставляю себя не ерзать на стуле. Я всегда ерзаю на стуле, словно мне в анус заползает аспид, когда слышу нелепость, возведенную в ранг канона. Корпоративная преданность в моем понимании — это помноженный на два униженный обстоятельствами эгоизм сотрудника за вычетом чувства собственного достоинства. Результат этих арифметических действий вставляется в панцирь корпоративной преданности, и этот механизм начинает двигаться в точном соответствии с заложенной в панцирь программой дальнейших мероприятий. Программа исключает возможность подчиняться собственной воле, а потому результат математических действий вынужден ссать под себя, поскольку в туалет идти не время, бросает курить, потому что в плане панциря такая трата времени не предусмотрена. В итоге он ломает собственные привычки, в том числе и приятные, и двигается, двигается, двигается. В его органайзере несколько десятков записей, стрелки на его часах вращаются словно лопасти вертолета, он уже не помнит, кто такой Чехов, если это не Чехов из отдела рекламы, ему нужно успеть в сотни мест, и временами стороннему человеку начинает казаться, что, выпусти новичка из панциря, и он разбежится в разные стороны.

У меня во дворе у Никитских Ворот жил старик-армянин. Милейшей души человек, баловавший конфетами «Дунькина радость» нас, мальчишек, всякий раз, когда появлялся во дворе. Он зарабатывал тем, что устраивал представления. Устроившись посреди двора, он вынимал русскую балалайку и начинал петь:

— Эх, ва, марос, марос, ние марось миеня! Вах!

И стоящий перед ним петух начинал подпрыгивать на месте. Сначала он прыгал, поочередно меняя лапы, потом прыгал, входя, видимо, в раж пляски, на обеих. Публику это веселило, и каждый из зрителей считал западло не подарить армянину полтинник с изображением стоящего и показывающего куда-то в космос Ильича. На рубль армянин покупал в гастрономе нам, пацанам, конфет, уходил, а мы оставались и, гоняя за щеками сахарные подушечки, до хрипоты спорили о том, как армянин научил петуха танцевать. Предлагались самые невероятные версии. Вадик Грезин (мы жили на одной площадке пятого этажа хрущевки) уверял, что все дело в гипнозе. Старик смотрит петуху в глаза и говорит: «Танцуй, танцуй, ара». Кто-то выдвигал версию о запугивании петуха усекновением головы. Я же в споры не встревал, потому что с момента появления на свет (если верить моим маме и папе) сначала искал правильное решение, а потом его защищал. По этой причине в шумных дискуссиях по поводу талантов петуха я не участвовал, но в голове моей все равно шла упорная работа, и в какой-то момент я почти убедил себя в том, что никакой заслуги старика-армянина нет, и эти танцы вприсядку, скорее всего, результат уникальных способностей петуха распознавать среди прочих звуков бренчание балалайки. Но от этой версии пришлось почти сразу отказаться, потому что однажды старик появился во дворе с новым петухом, потом с третьим, а вскоре и с четвертым, и я уже тогда мальчишескими мозгами понял, что находить такое количество интеллектуально одаренных петухов не под силу даже бывалому армянину. Правильный ответ оказался настолько прост, что разочарование преследовало меня долгие годы и преследует до сих пор. Перед самым выпуском из школы я не выдержал и спросил старика, пришедшего во двор:

— Скажи, дядя Рафик, как ты учишь петухов плясать?

— Вах, Гера, хлеб отнимаешь… Но тибе скажу. Ти хороший мальчик. Возьми петуха на базаре, поставь на сковородку и накрой клеткой. Включи плиту, а сам играй на балалайка. Сковородка станет горячий-горячий, петух начнет прыгать, а ты играй и пой. Неделю включай плита и пой. А потом ставь петуха на пол и играй без огонь. Петух станет сам плясать… Вах, Гера, никому не говори, ти хороший мальчик…

И сейчас, слушая президента и его теорию о корпоративной преданности, я вспоминаю старого армянина. Жизнь шагнула вперед. Сковородки теперь не актуальны. На сотрудников, подготавливаемых к работе в компании, нынче надевают панцири и управляют ими из общего центра управления. Вместо огня — перспективы месячных и квартальных премиальных, вместо балалайки — бла-бла-бла-тренинг на совещаниях и семинарах. Через месяц готового андроида можно ставить на пол, и тот начнет двигаться и думать точно так же, как это делал за него только что снятый панцирь.

— Почему я? — мне вдруг захотелось прервать президента именно сейчас, когда он заговорил о строгой дисциплине и ответственности.

— Вы не любите опаздывать, вы дотошны, вы умеете быть преданным. Ваши познания выходят за рамки учебной программы. Вы гениальный юрист, господин Чекалин, но в силу своего молодого возраста и недостатка опыта об этом еще не догадываетесь. — И он заговорил о милосердии внутри компании.

Я знаю, что такое милосердие внутри компании, я много слышал о ней из уст тех, кто пресытился ею, и ею же был уничтожен. Милосердие в компании — это дорожные знаки, установленные на дороге, по которой Христос несет свой крест к Голгофе. Осторожно, опасный поворот… Будьте внимательны, ножку не подверните, здесь скользкий участок дороги… А в этих воротцах ограничение по высоте — три метра… Так что пониже крестик, пожалуйста, а то, не приведи господь, спину поцарапаете…

Да, и на специалиста из отдела продаж Иуду зла не держите, он поступил как настоящий товарищ…

— Вы возглавите направление отношений с поставщиками сырья. — Президент Старостин надевает очки, и глаза его превращаются в лазеры. — Господин Чекалин, это очень ответственный пост, и он формально приравнивается к уровню начальника отдела. Соответствующая и зарплата. Все, что вы будете делать, это проверять законность перечисляемых и поступаемых средств. Не задавайте лишних вопросов, не теряйте время на выяснение обстоятельств прихода или расхода, если это не противоречит закону. За вас это будут делать бухгалтеры. В нашей компании каждый отвечает только за свой участок работы, и на этом зиждется ее благополучие. Нам не нужны лишние вопросы от налоговых органов, и ваша задача сводить желание их задавать к минимуму. Зная вас, я могу утверждать, что вы в силах вообще избавить нас от таких вопросов. Я краток, и мои слова могут вызвать у вас недоумение по поводу того, что в добросовестной компании юристу не нужно заниматься проблемами выяснения обстоятельств. Но я краток, потому что истина всегда имеет краткий вид. Все юристы занимаются только этим. Закон несовершенен, и многие хотели бы видеть СОС разоренной дотла. Для этого хороши все методы, и наш закон лучшее тому подспорье. Вы здесь для того, чтобы остальные занимались работой и не отвлекались на мелочи. Спасение человеческих жизней всегда было связано с жертвами, поскольку не всем выгодно, чтобы жизни спасались. СОС нанесла сокрушительный удар фармацевтическим компаниям, производящим лекарства для раковых больных. Эти компании кормили человечество совершенно бесполезными пилюлями, а теперь они несут немыслимые убытки. «Убийца рака» убил не только рак, но и производителей бессмысленных дорогостоящих медикаментов.

Сняв очки, Старостин стал искать на моем лице понимание. Я помог ему его найти.

— Ваше место работы — головной офис. Северная часть, занимающая две трети всей территории СОС, — производственная. Вам там делать нечего. Даже мне там делать нечего.

Я смотрю на президента, губы его шевелятся, я слышу и воспринимаю то, что он говорит, отвечаю ему, я уже почти согласен на вербовку в качестве андроида на корпоративной привязи, а за спиной президента стоят сотни тех, с кем я учился, и они орут, как чайки:

«Скажи, Чекалин, какого хера ты здесь сидишь, если способен отравить ядом все, что тебе говорят?»

А мой педагог по криминалистике аж слюной брызжет, ему так не хотелось ставить мне «отлично», когда он узнал, что я иду в СОС.

«Я тебе говорил: твое место — в прокуратуре!»

В прокуратуре… Я смеюсь и кричу ему:

«В качестве кого?»

— Вы улыбаетесь, потому что вам смешно то, что я говорю, или у вас просто хорошее настроение?

Плохо начинать службу с вранья, но я отвечаю президенту, что у меня в душе праздник. Никакого праздника там, конечно, нет. Моя душа, как выгребная яма, заполнена дерьмом. Я здесь только для того, чтобы начать, но сотни из тех, кто кончил вместе со мной, готовы уже сейчас поменяться со мной местами. Даже Риммочка, узнав, сколько предлагают юристу в СОС, предложила поменяться с ней местами. Глупо. Ее выбирал «BMW», меня — СОС. Сергей Олегович Старостин, президент крупнейшей фармацевтической компании. Это его интересы я призван защищать юридически грамотно и профессионально самоотверженно.

— Война за крупный бизнес и суперприбыль, то есть главное, списывает нам мелкие детали, — говорит СОС, заглядывая внутрь меня, как в колодец. — А потому прошу вас простить нас за небольшие вольности.