Unknown - Исэ моногатари

• Название: Исэ моногатари
• Автор: Unknown
• Издательство: Наука
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1979

Памятник японской культуры начала X века — лирическая повесть «Исэ моногатари» (Повесть из Исэ)

---

88

В давние времена не бывший в низком звании кавалер любил одну даму, превосходившую его своим положением. Прошли годы…

«Когда я умру
от любви, что никто из людей
не знает, — кого из богов
понапрасну
в смерти моей обвинят?»

89

В давние времена кавалер любил даму, бесчувственною бывшую, все помышляя: «Ах, как бы это!..» Стало ли ей жалко его, но только ему она сказала: «Ну, если так, то завтра через перегородку поговорим хотя бы!..» — и тот доволен был безгранично, но, опять в сомнениях, ей, ветку красивую от вишни сломив,—

«Вишен цветы
так блистают сегодня…
Но, увы, трудно верить
тому, что случится
завтра в ночи!»

Такое, по-видимому, настроение у него было.

90

В давние времена кавалер, горюющий о том, что месяцы и дни уходят, — в конце марта —

«Как то ни жалко,
но сегодняшний день,
день последний весны,—
увы, превратился
уже в вечернюю тень!»

91

В давние времена кавалер, любовью томясь, то приходил, то вновь возвращался и, даме весточки даже не в силах послать, так сложил:

«У камышей прибрежных
без перекладины ладья…[133]
И сколько же десятков
раз сюда приходит и уходит
она — никто не знает…»

92

В давние времена кавалер, будучи низкого звания, любил даму, положения очень высокого. Было так, что ли, что не мог питать он, видимо, надежд никаких, но только, лежа, думал он с тоской, вставал и тосковал и, в отчаяние придя от дум, сложил:

«Лишь равную себе
любить должны мы….
Где ж пары нет,
где низкий и высокий,—
одно страданье лишь!»

В давние времена также такие вещи случались. Не закон ли это в этом мире?

XIV

93

В давние времена жили кавалер и дама. Как-то случилось, что он перестал быть с нею. После этого у той появился кавалер другой, но так как у них уже ребенок был, то хоть и не подробно, но все же изредка он посылал ей известия о себе.

Дама эта умела писать картины, почему и кавалер однажды ей послал веер, чтоб разрисовала. Но ввиду того, что как раз в те дни у нее был тот, другой, — она день или два ему не отсылала обратно, почему первый кавалер в негодовании послал сказать ей: «Того, о чем просил я тебя, ты до сих пор не выполнила. Конечно, так оно и должно было случиться! Я знаю это… Но все же я не могу сдержать свое негодование и не упрекнуть тебя». И послал при этом ей стихотворение; время было осенью:

«Осенней ночью забываешь
день весенний…
Видно, дымки, что весною,—
роса, что осенью встает,—
сильней гораздо!»

Так сложил он, а дама в ответ:

«Осеней тысячи
можно ль сравнить
с весной хоть одною?
Однако и клен, и цветы
осыпаются равно…»

94

В давние времена жил кавалер, служивший императрице Нидзё. Постоянно соприкасаясь с одной дамой, служившей там же, он полюбил ее. «Ах, как бы — хоть через перегородку — с тобой встретиться и рассеять безотрадные думы, которых столько накопилось!» — сказал он ей, и дама, под величайшей тайной, через перегородку с ним повстречалась. Ведя беседу, кавалер —

«Моя любовь сильней,
чем та, у Волопаса…
„Реку небес“ — преграду,
что здесь нас разделяет,
ты уничтожь теперь!»[134]

Понравилось ей стихотворение это, и с ним встретилась она.

95

В давние времена жил кавалер. Пока он так и этак с дамой говорил, шли месяцы и дни. Но так как не была она из дерева иль камня, то сердце тронуто, что ль, было ее, — но только в конце концов сжалилась она над ним. Время было — середина месяца июня. У дамы на теле один иль два нарыва появились, отчего она ему сказать послала: «Теперь уж ничего иного нет на сердце у меня. Но у меня образовались один иль два нарыва, и время очень жаркое… Когда слегка повеет осенний ветер, — непременно с тобой встречусь». Но когда настала осень, отец дамы, услыхав, что думает она к нему идти, бранить ее стал и выговоры делать. И вот ее брат старший внезапно появился за ней самой, и дама, подняв один из первых красных листьев клена, на нем стихи написала:

«„Осенью“, — тебе
сказала я, и все же
ничего не вышло!
Листвой дерев засыпанным
ручьем все оказалось!»[135]

Написала она и, оставив, сказала: «Если оттуда пришлют как-нибудь, — отдайте это», — и ушла. И затем в конце концов хорошо ли ей стало иль плохо, куда она девалась — неизвестно было. И тот кавалер произносить заклятия стал, за спиной в ладоши ударяя.[136] Дело страшное. «Заклятия на людей… подействуют ли, нет ли, — теперь посмотрим!» — так говорил он.

96

В давние времена жил великий канцлер Хорикава. В день, когда пир, по случаю его сорокалетия, справлялся в доме на линии девятой, кавалер в чине тюдзё бывший,—

«Рассыпьтесь и сокройте
собою все, о, вишен
цветы! Чтоб старость,
грядущая сюда,
с дороги сбилась..»

97

В давние времена жил один великий канцлер. Ему служивший кавалер в сентябре, ветку сливы изготовив и к ней фазана прикрепив,[137] — почтительно поднес:

«Для тебя, государь,—
что опора моя,—
цветы, что я рву,—
года времен
не различают совсем!»

Так сложил он, и канцлеру чрезвычайно стихи понравились, так что он тому — служившему ему — пожаловал награду.

98

В давние времена, в день состязаний на ристалище правой гвардии, в стоящем напротив экипаже, из-под нижней занавески, слегка виднелось лицо дамы,[138] и кавалер, в чине тюдзё бывший, так сложил:

«„Не вижу“ тебя — не скажу,
и „вижу“ сказать не могу…
Придется бесплодно весь день
в тоскливых мечтах провести мне
с любовью к тебе…»

А дама в ответ:

«Знаешь, кто я, иль нет,—
зачем же тут бесплодно —
так различать?
Любовь одна должна служить
верным руководством!»

Впоследствии он узнал, кто она.

99

В давние времена кавалер проходил как-то между дворцом Корёдэн и другим, и из покоя одной благородной дамы ему сказали: «Называешь ты „траву забвения“ травою „тайны“?» — и с этими словами траву ту ему показали. Кавалер, траву взяв:[139]

«Ты видишь, вероятно,
что поле все покрыто
забвения травой…
Но эта тайна лишь одна
и в будущее вера!»

100

В давние времена жил некий человек, Аривара Юкихира по имени, пост занимавший офицера левой дворцовой гвардии. О том прослышав, что в доме у него вино хорошее имелось, много придворных кавалеров к нему приходило, чтоб пить.

В день этот он, хозяин, устроил пир в честь сатюбэна,[140] Фудзивара Ёситика по имени. Был человек со вкусом он, и цветы в вазы понаставил. Среди цветов тех были прекрасные глицинии. Цветущие их ветви в длину имели около трех футов и шести дюймов.

Взяв их за тему, все стихи слагали.

Когда уже слагать кончали, явился брат хозяина, услышав, что тот устроил пир, и, схвачен будучи, заставлен оказался и он стихи сложить. Не знал, конечно, он искусства стихосложения, отчего этому и противился, но, насильно будучи заставлен, так сложил:

«Как много укрылось
здесь под цветами
в цвету…
И блестящей, чем прежде,
глициний цветы!»

«Почему ты так сложил?» — его спросили, и он ответил: «Блеск и слава первою канцлера теперь в полном расцвете, и я сложил стихи, в виду имея то, что род „глициний“ теперь особенно цветет». И все перестали его бранить.[141]

101

В давние времена жил кавалер. Стихов не слагал он, но все же свет знал хорошо.[142]

И вот он даме благородной, что, став монахиней, от мира отвратилась и уж не в столице, но в далеком средь гор селении жила, — даме, бывшей одного с ним рода, стихи сложив, послал:

«Отвратясь от мира,
на облаке все же
ты не паришь…[143]
Но горести мира
так далеки от тебя!»

102