Артур Шопенгауэр - Афоризмы житейской мудрости

• Название: Афоризмы житейской мудрости
• Автор: Артур Шопенгауэр
• Жанр: Философия
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-017899-9

Arthur Schopenhauer

Родился в Данциге (ныне Гданьск) в семье преуспевающего торговца. Получил домашнее образование, много путешествовал вместе с родителями, в 1809 году поступил в Геттингенский университет, затем учился в Берлинском университете, где слушал лекции И-Г.

Перед вами — одна из необычнейших работ в творческом наследии Шопенгауэра. Потому ли, что цельное, абсолютно завершенное произведение он назвал «Афоризмами»? Или — потому, что именно здесь он впервые попытался противопоставить собственной «пессимистически-идеалистической» концепции концепцию иную — эпикурейскую?

Понять это вы сможете, только познакомившись с «Афоризмами»…

---

Однако, с другой стороны надо учесть, что большой ум, вследствие преобладания нервной деятельности, образует повышенную восприимчивость к боли в любом ее виде, кроме того, обусловливающий его страстный темперамент и неразрывно с ним связанные живость и цельность всех представлений придают чрезвычайную бурность вызванным ими аффектам, из которых мучительных в жизни больше, чем приятных. Наконец, выдающийся ум отдаляет его обладателя от остальных людей, их жизни и интересов, так как чем больше человек имеет в себе, тем меньше могут дать ему другие. Сотни предметов, доставляющих людям удовольствие, для него скучны и ненужны, в чем, пожалуй, и сказывается повсюду царящий закон возмездия. Очень часто и, по-видимому, справедливо утверждают, что весьма ограниченный в умственном отношении человек, в сущности — самый счастливый, хотя никто и не позавидует такому счастью. Впрочем, я не желаю навязывать читателю окончательного решения этого вопроса, тем более, что сам Софокл высказал по нему два диаметрально противоположных суждения: «глубокое знание есть первое условие счастья» (Antiq. 1328) и «не думать ни о чем — значит жить счастливо» (Ajax. 550). Также разноречивы философы Ветхого Завета: «жизнь глупца — хуже смерти» (Иис. Сир. 22, 12) и «где много мудрости — там много горя» (Экл. 1, 18).

Кстати упомяну здесь, что человек, не имеющий вследствие нормальной, впрочем — ограниченности, умственных сил, никаких духовных потребностей, называется филистером — слово, присущее лишь немецкому языку, возникнув в студенческой жизни, термин этот получил позже более широкий смысл, сохранив, однако, прежнее основное значение — противоположности «сыну муз». С высшей точки зрения я дал бы понятию филистера такое определение: это — человек, постоянно и с большою серьезностью занятый реальностью, которая на самом деле не реальна. Но подобное, уже трансцедентное определение не подходило бы к той популярной точке зрения, на которую я стал, принявшись за настоящий труд, а потому, быть может, было бы понятно не всем читателям. Первое же определение легче допускает специальные разъяснения и достаточно ясно указывает на сущность типа и на корень свойств, характеризующих филистера. Это — человек без духовных потребностей. Отсюда следует многое. Во-первых, в отношении себя самого филистер лишен духовных наслаждений, ибо, как приведено выше: «нет истинных удовольствий без истинных потребностей». Никакое стремление, ни к познанию и пониманию, ради них самих, ни к собственно эстетическим наслаждениям, родственное с первым, не оживляют его существования. Те из подобных наслаждений, которые ему навязаны модой или долгом, он будет стараться «отбыть» как можно скорее, словно каторгу. Действительными наслаждениями являются для него лишь чувственные. Устрицы и шампанское — вот апофеоз его бытия, цель его жизни, добыть все, способствующее телесному благоденствию. Он счастлив, если эта цель доставляет много хлопот. Ибо если эти блага заранее ему подарены, то он неизбежно становится жертвой скуки, с которой начинает бороться чем попало: балами, театрами, обществом, картами, азартными играми, лошадьми, женщинами, вином и т. д. Но и всего этого недостаточно, чтобы справиться со скукой, раз отсутствие духовных потребностей делает для него недоступными духовные наслаждения. Поэтому тупая, сухая серьезность, приближающаяся к серьезности животных, свойственная филистеру и характеризует его. Ничто не радует, не оживляет его, не возбуждает его участия. Чувственные наслаждения скоро иссякают, общество, состоящее сплошь из таких же филистеров — делается скоро скучным, а игра в карты начинает утомлять. Правда, остаются еще радости своего рода тщеславия, состоящего в том, что он старается богатством, чином, влиянием или властью превзойти других, которые за это будут его уважать, или же хотя бы только в том, чтобы вращаться в среде тех, кто добился всего этого и таким образом греться в отраженных от них лучах (a snob).

Из этой основной черты филистера вытекает, во-вторых, в отношении других людей, что не имея духовных, а имея лишь физические потребности, он станет искать того, кто может удовлетворить эти последние. В требованиях, предъявляемых им к людям, он меньше всего будет заботиться о преобладании духовных способностей, скорее они возбудят в нем антипатию, пожалуй, даже ненависть: они вызовут в нем тяжелое чувство своей ничтожности и глухую, тайную зависть, он тщательно станет скрывать ее, даже от самого себя, благодаря чему, однако, она может разрастись в глухую злобу. Он и не подумает соразмерять свое уважение или почтение с духовными качествами человека, эти чувства он будет питать лишь к чину, богатству, власти и влиятельности, являющимися в его глазах единственными истинными отличиями, которыми он желал бы блистать сам.

Все это вытекает из того, что он не имеет духовных потребностей. Беда всех филистеров в том, что ничто идеальное не может развлечь их, и для того, чтобы избежать скуки, они нуждаются в реальном. Но все реальное отчасти скоро иссякает — утомляет, вместо того, чтобы развлекать — отчасти ведет к разным невзгодам, тогда как мир идеального неистощим и безгрешен.

Во всем этом очерке о личных свойствах, способствующих нашему счастью, я исследовал кроме физических, главным образом, умственные свойства. В какой мере могут непосредственно осчастливить нас нравственные достоинства — это изложено мною раньше в очерке «Основы морали» (§ 22), к которому я и отсылаю читателя.

Глава третья. О ТОМ, ЧТО ЧЕЛОВЕК ИМЕЕТ

Великий учитель счастья, Эпикур, вполне правильно разделил человеческие потребности на три класса. Во-первых, потребности естественные и необходимые, это те, которые причиняют страдания, если их не удовлетворить. Сюда относятся лишь одежда и пища. Удовлетворить их — не трудно. Во-вторых, потребности естественные, но не необходимые, такова потребность в половом общении (правда, Эпикур об этом не говорит, но вообще я передаю здесь его учение в несколько исправленном, подчищенном виде). Удовлетворить ее уже труднее. В-третьих, потребности не естественные и не необходимые, таковы роскошь, богатство, блеск, число их бесконечно и удовлетворить их крайне трудно (См. Diog. Laert. X, с. 28, §§ 149 и 127).

Определить границу разумности наших желаний в отношении к собственности — трудно, если не невозможно. Удовлетворенность человека в этом направлении обусловливается не абсолютной, а относительной величиной, а именно отношением между его запросами и его состоянием. Поэтому, это последнее, рассматриваемое отдельно, говорит так же мало, как числитель дроби без знаменателя. Отсутствие благ, о которых человек и не помышлял — не составит для него лишения: он и без них может быть вполне довольным, тогда как другой, имеющий в сто раз больше, чувствует себя несчастным из-за того, что у него нет чего-либо, в чем он имеет потребность. У каждого в этом отношении есть свой особый горизонт благ, которых он мог бы достичь, и потребности его не выходят за пределы этого круга. Если какой-либо из находящихся в нем объектов примет положение, вызывающее уверенность в его достижении — человек счастлив, он несчастлив, если какие-либо препятствия лишат его этой уверенности. Все, расположенное вне этого горизонта — для человека безразлично. Поэтому бедняка не смущают огромные состояния богачей, а с другой стороны, богачу не доставит утешения, при какой-либо неудаче, даже то многое, что у него есть. Богатство подобно соленой воде: чем больше ее пьешь, тем сильнее жажда. Это относится и к славе.

Если, лишь только минует первая боль после потери богатства и вообще состояния, наше настроение делается приблизительно таким же, каким было раньше, то это оттого, что как только судьба уменьшила один фактор — состояние, мы сами тотчас же сокращаем другой — наши потребности. При постигшем несчастии эта операция чрезвычайно болезненна, зато, как только она совершена, боль начинает стихать и в конце концов пропадает — рана зарубцовывается. Наоборот, при счастливом событии, пресс, сокращающий наши потребности, приподнимается и они начинают расти, в этом заключается радость. Но длится она лишь до тех пор, пока не закончится этот процесс, мы привыкаем к увеличенному масштабу наших потребностей и становимся равнодушными к соответствующему ему состоянию. Мысль эту можно найти и в Одиссее Гомера (XVIII, 130 1377).

Источник нашей неудовлетворенности заключается в наших постоянных попытках увеличить один фактор — потребности оставляя другой фактор без изменений.

Неудивительно, что в таком нуждающемся, как бы сотканном из потребностей роде, каков род человеческий, богатство ценится, даже уважается больше и откровеннее, чем все другое, даже власть служит лишь средством к этой цели, неудивительно, далее, что имея в виду обогащение, люди все остальное презирают и отбрасывают в сторону, такова, в частности, участь философии в руках ее профессоров.