Валентин Моисеев - Как я был «южнокорейским шпионом»

• Название: Как я был «южнокорейским шпионом»
• Автор: Валентин Моисеев
• Жанр: Публицистика

Моисеев Валентин Иванович родился 10 марта 1946 г. в г.Ленинграде. В 1964-1969 годах учился на экономическом факультете Московского государственного института международных отношений. По окончании института в 1969-1972 гг. работал в посольстве СССР в Пхеньяне в качестве референта-стажера, старшего референта, атташе. В 1972-1975 гг. работал в МИД СССР в должности атташе, а затем третьего секретаря. В 1975- 1975 гг. – вторая загранкомандировка в Пхеньян в должности второго секретаря посольства. В 1977-1983 гг. – младший научный сотрудник Института экономики мировой социалистической системы АН СССР. За время работы в институте защитил кандидатскую диссертацию на звание кандидата экономических наук по Северной Корее. 1982-1989 гг. – работал в торгпредстве СССР в КНДР, затем там же в посольстве. В 1992-1994 гг. работал первым секретарем, советником Посольства Российской Федерации в Сеуле. 1994-1996 гг. – работа в центральном аппарате МИД Российской Федерации заведующим отделом Кореи 1 Департамента Азии, затем заместителем директора того же департамента. На протяжении всей трудовой деятельности занимался научной работой, связанной с проблемами Корейского полуострова. Имеет многочисленные публикации в научных изданиях, периодике, монографии, принимал участие в научных российских и международных семинарах. Женат, имеет двоих детей. Некоторые публикации: 1. Советско-корейское сотрудничество. В соавторстве с Н.Ашуровым. Проблемы Дальнего Востока, 1978, N4. 2. Некоторые проблемы социально-экономического развития КНДР. БНИ ИЭМСС АН СССР, 1978, N5. 3. Решение социальные вопросов в КНДР. В соавторстве с Н.Березкиным. Проблемы Дальнего Востока, 1980, N4. 4. Проблема урегулирования на Корейском полуострове. В соавторстве с В.Денисовым. Научный доклад ИЭМСС АН СССР. 5. Проблема мирного урегулирования в Корее в 70-е годы. В соавторстве с В.Денисовым. В сборнике Дипломатической академии МИД СССР "Актуальные проблемы международных отношений", 1982, N45. 6. Советско-корейское сотрудничество и его роль в строительстве социализма в КНДР. В книге "Корейская Народно-Демократическая Республика", Наука, 1985. 7. Корея: путь мирного урегулирования. В соавторстве с В.Осиповым, Знание, 1987. 8. Развитие обстановки на Корейском полуострове и Россия. В сборнике: Политические, экономические и культурные аспекты объединения Кореи. Материалы научной конференции, М., 1997. (Из журнала "Индекс")--------------------------------------------------------------------------------Книга "Как я был «южнокорейским шпионом»" – прислал читатель

Аннотация издательства: Принужденный арестом и необоснованным обвинением в шпионаже сменить посольский особняк на тюремную камеру в «Лефортово», вечерний смокинг на арестантскую робу, российский дипломат и ученый-востоковед Валентин Моисеев рассказывает об этом пятилетнем эпизоде своей жизни, который он называет «позорным для страны и печальным для себя». Дело Моисеева является типичным в череде других «шпионских» дел, раздутых ФСБ в 90-е годы, и, прочитав эту книгу, читатель из первых рук получит представление о современных методах работы российских спецслужб, состоянии судебно-правовой системы и ситуации с правами человека в России.

---

Его приход не вызвал у меня удивления, а тем более чувства отторжения. И на личном уровне, и на уровне отдела и департамента у нас были контакты и с другими «соседними» ведомствами, занимающимися схожими проблемами. Мы даже устраивали «междусобойчики» для лучшего знакомства, не говоря о том, что многие были знакомы по совместной учебе или работе за рубежом.

При различии методов суть работы разведчика и дипломата одна и та же: сбор информации, ее анализ и своевременное информирование руководства страны, воздействие на те или иные круги с целью побудить занять выгодную своей стране позицию или принять нужное решение. В идеале предполагается, что все ведомства должны работать в тесном контакте, хотя на практике это далеко не всегда реализуется. Между внешнеполитическим и разведывательными ведомствами всех стран, включая и нашу, существует, по-видимому, неискоренимая конкуренция в сфере приоритетности и достоверности информации и оценок.

Не было у меня отторжения контакта с моим новым знакомым еще и потому, что я помнил прежние времена, когда сотрудничество совзагранработника (был такой термин) с КГБ, как и членство в партии, было необходимым условием работы в МИДе и организациях, имеющих выход на внешний мир. Отказавшись от такого сотрудничества, можно было не писать заявление об уходе: это подразумевалось само собой, так как рассматривалось как отсутствие должного патриотизма. Или, по крайней мере, не рассчитывать на повышение по службе.

Хулить внешнеполитического работника или ставить ему в заслугу сотрудничество с КГБ равносильно попытке оценить его в зависимости от того, был он членом партии или нет. Как то, так и другое, было способом существования и составной частью работы в целом. Если ты член партии, то как мог отказаться от помощи ее всесильному «вооруженному отряду»? Я имею в виду, конечно, исключительно внешнеполитическую сферу и ни в коей мере стукачество. Последнее шло по другому ведомству.

Каждый оказывал помощь в силу своих возможностей: кто-то привлекался к оперативным мероприятиям, кто-то целенаправленно собирал информацию у иностранцев или обеспечивал условия ее получения, кто-то занимался аналитикой. Все это считалось нормой, так как шло в единую копилку, в некие информационно-аналитические закрома родины. Делалось это не в ущерб основной работе и, как правило, носило характер отдельных поручений.

В дальнейшем «свидетель М.» еще несколько раз приходил ко мне с какими-то заранее подготовленными вопросами. Я исходил из того, что это его личная инициатива, в основе которой лежит стремление расширить свои профессиональные знания и возможности. В таком стремлении молодого человека я видел только положительное и полагал, что у меня есть чем поделиться с ним.

По нему было видно, что он приехал в Москву откуда-то издалека – то ли с юга России, то ли из Украины: когда он волновался, в его в целом правильную речь врывались просторечные фразы на южнорусском говоре. Как часто делают провинциалы, недавно перебравшиеся в столицу и желающие продемонстрировать ученость и значительность, он в разговоре использовал термины и «красивые» сложные слова, зачастую не к месту. Потом, на суде, подчеркивая свою осведомленность, он несколько раз говорил, например: «Я безапелляционно могу заявить, что…»

Встречаясь с ним в МИДе, поднимая вместе бокал на протокольных мероприятиях в северокорейском посольстве, я и подумать не мог, что он записывает наши беседы на магнитофон, что я встречусь с ним на суде и узнаю его как одного из инициаторов и фальсификаторов уголовного дела против меня, что он будет потрясать листком бумажки с его вопросами ко мне, на котором остались мои отпечатки пальцев, и утверждать, что это улика моей «шпионской деятельности».

На приеме в корейском посольстве он, кстати, познакомился и с моей дочерью, усиленно уговаривая ее встретиться с ним «в непринужденной обстановке». Уют явочных квартир, как мы знаем из литературы, располагает к такой обстановке. Тогда я отнес это на счет молодости, но его цели, очевидно, были гораздо шире.

И вообще, как это элегантно по-чекистски. Недавно читая Елену Трегубову о том, как ее приглашал отобедать директор ФСБ Владимир Путин, я не мог не вспомнить об аналогичном приглашении, которое сделал его подчиненный моей дочери. Учились-то оба по одним учебникам

[48].

Когда нет другого, используется административный ресурс.

В своем последнем слове на заключительном судебном процессе в отношении «свидетеля М.» я сказал следующее:

«Хотелось бы обратить внимание на показания свидетеля, сотрудника ФСБ М., которые базируются на предположениях, допущениях и личном мнении, не подкрепленном никакими могущими быть проверенными фактами. Он не скрывал, а, наоборот, неоднократно подчеркивал, что это именно он пришел к заключению, что в „Проекте приказа…“ говорится именно обо мне и что все перечисленные в списке сведения переданы мной. Очевидно и то, что искаженные аннотации корейских документов, прямо вводящие читающего в заблуждение, подготовлены при его участии и под его контролем. С этой точки зрения показания М. нельзя рассматривать иначе, как отстаивание личных карьерных интересов.

В ряде случаев его показания нельзя расценить иначе, как лжесвидетельство…

Не может не вызвать удивления и его опереточная предусмотрительность и умение появляться в суде с необходимым для дачи показаний набором предметов – с дипломом об окончании вуза и неподъемным набором корейско-русских словарей, с лупой, дабы увидеть то, чего в принципе по определению быть не может. О его умении безошибочно, с одного взгляда определять подлинность подписи на корейском языке говорить уже просто не приходится».

Сегодня еще раз со всей твердостью я могу повторить: М. – лжесвидетель и фальсификатор. Для такого определения у меня есть все основания.

По имеющимся сведениям, за свои «успехи» в деле изобличения шпиона, «свидетель М.» был повышен в звании и в должности, получил правительственную награду и переехал в новую квартиру

[49].

«Лефортово»

Попадая в тюрьму, человек попадает совсем в другой, параллельный мир, который существует и развивается по своим законам, отличным от ранее ему известных. Он уже не живет, а «содержится», он не человек, а «заключенный», он не ездит, а его «транспортируют» или «доставляют», он не входит в машину и не выходит из нее, а его «погружают» и «разгружают», он не моется, а «проходит санобработку». И это не феня, все эти слова взяты из законов и инструкций.

Но различия между этими мирами, конечно, не только и не столько лексические, хотя и они весьма показательны. Главное, что человек попадает в обстановку постоянного унижения, которое внутренне присуще самому факту заключения. Он становится подневольным, его собственные функции сводятся к биологическим. Преодолеть унижение и брезгливость, – пожалуй, основное, что дает возможность существования в обстановке, где эти два чувства постоянные спутники. Это ведет к терпимости, настрою на внутреннюю жизнь, в то время как ее внешние проявления сведены практически к нулю.

Невыносимо после полной событиями жизни чувствовать себя в тюрьме никому не нужным, без дела и каких-нибудь занятий. Известная формула Иосифа Бродского «тюрьма – это недостаток пространства при избытке времени» может сработать только в случае внутренней гармонии, а этого как раз и труднее всего достичь, так как все остальные мысли вытесняются мыслями о том, что привело тебя в тюрьму. Читая газету или книгу, не понимаешь, что написано – глаза скользят по строчкам, смысл которых не доходит до мозга. Сидя перед телевизором, ловишь себя на том, что забыл содержание предыдущего кадра.

Умение занять себя, найти внутреннюю гармонию – это еще одно необходимое качество для выживания в тюрьме. Эдуард Лимонов смог сосредоточиться и написать в изоляторе шесть книг потому, что, как я его понял, считал заключение необходимым испытанием для себя как политического деятеля и жил в полном согласии с собой.

Для меня достижение такого состояния оказалось невозможным. Интеллектуальные занятия, превышающие решение кроссвордов и требующие сосредоточения, были выше моих сил. Но я никогда в жизни не брился так тщательно, не мыл пол и не стирал носки с таким удовольствием, как в «Лефортово», стараясь хоть чем-нибудь занять себя.

Все, что окружает следственный изолятор «Лефортово», окутано тайной. В энциклопедии «Москва» о нем лишь строчка в разделе, посвященном микрорайону, хотя, например, Бутырской тюрьме отведен целый раздел. Указано только, что тюрьма построена в 1880 году. Корреспондентка газеты «Версия» Ирина Бороган не нашла сведений о тюрьме даже в музее истории района Лефортово