Валентин Моисеев - Как я был «южнокорейским шпионом»

• Название: Как я был «южнокорейским шпионом»
• Автор: Валентин Моисеев
• Жанр: Публицистика

Моисеев Валентин Иванович родился 10 марта 1946 г. в г.Ленинграде. В 1964-1969 годах учился на экономическом факультете Московского государственного института международных отношений. По окончании института в 1969-1972 гг. работал в посольстве СССР в Пхеньяне в качестве референта-стажера, старшего референта, атташе. В 1972-1975 гг. работал в МИД СССР в должности атташе, а затем третьего секретаря. В 1975- 1975 гг. – вторая загранкомандировка в Пхеньян в должности второго секретаря посольства. В 1977-1983 гг. – младший научный сотрудник Института экономики мировой социалистической системы АН СССР. За время работы в институте защитил кандидатскую диссертацию на звание кандидата экономических наук по Северной Корее. 1982-1989 гг. – работал в торгпредстве СССР в КНДР, затем там же в посольстве. В 1992-1994 гг. работал первым секретарем, советником Посольства Российской Федерации в Сеуле. 1994-1996 гг. – работа в центральном аппарате МИД Российской Федерации заведующим отделом Кореи 1 Департамента Азии, затем заместителем директора того же департамента. На протяжении всей трудовой деятельности занимался научной работой, связанной с проблемами Корейского полуострова. Имеет многочисленные публикации в научных изданиях, периодике, монографии, принимал участие в научных российских и международных семинарах. Женат, имеет двоих детей. Некоторые публикации: 1. Советско-корейское сотрудничество. В соавторстве с Н.Ашуровым. Проблемы Дальнего Востока, 1978, N4. 2. Некоторые проблемы социально-экономического развития КНДР. БНИ ИЭМСС АН СССР, 1978, N5. 3. Решение социальные вопросов в КНДР. В соавторстве с Н.Березкиным. Проблемы Дальнего Востока, 1980, N4. 4. Проблема урегулирования на Корейском полуострове. В соавторстве с В.Денисовым. Научный доклад ИЭМСС АН СССР. 5. Проблема мирного урегулирования в Корее в 70-е годы. В соавторстве с В.Денисовым. В сборнике Дипломатической академии МИД СССР "Актуальные проблемы международных отношений", 1982, N45. 6. Советско-корейское сотрудничество и его роль в строительстве социализма в КНДР. В книге "Корейская Народно-Демократическая Республика", Наука, 1985. 7. Корея: путь мирного урегулирования. В соавторстве с В.Осиповым, Знание, 1987. 8. Развитие обстановки на Корейском полуострове и Россия. В сборнике: Политические, экономические и культурные аспекты объединения Кореи. Материалы научной конференции, М., 1997. (Из журнала "Индекс")--------------------------------------------------------------------------------Книга "Как я был «южнокорейским шпионом»" – прислал читатель

Аннотация издательства: Принужденный арестом и необоснованным обвинением в шпионаже сменить посольский особняк на тюремную камеру в «Лефортово», вечерний смокинг на арестантскую робу, российский дипломат и ученый-востоковед Валентин Моисеев рассказывает об этом пятилетнем эпизоде своей жизни, который он называет «позорным для страны и печальным для себя». Дело Моисеева является типичным в череде других «шпионских» дел, раздутых ФСБ в 90-е годы, и, прочитав эту книгу, читатель из первых рук получит представление о современных методах работы российских спецслужб, состоянии судебно-правовой системы и ситуации с правами человека в России.

---

Прежде чем закончить процедуру ознакомления с протоколом, следователь, как бы между прочим, сказал, что мне нужно будет проехать с ним для того, чтобы поговорить. Это предложение я воспринял даже с каким-то воодушевлением. Казалось, вот поговорю с кем-то из руководства, и все станет на свои места, весь этот бред с преступлением, обыском закончится. Ведь в конце концов ничего предосудительного у меня не нашли, да и не могли найти, а уж если кому-то что-то и казалось, то ведь убедились в своей ошибке.

– Куда поедем, и сколько времени это займет? – спросил я.

– Потом узнаете. Вам все скажут в свое время, – последовал ответ.

Накинув куртку и надев кроссовки, я пошел к выходу. Жена, быстрее сообразившая, что происходит, дала мне легкую спортивную сумку с самым необходимым на первое время. У входной двери стояла вернувшаяся домой дочь, плача она спросила:

– А что мне делать? Лететь завтра в Сеул?

– Конечно, – ответил я. – Это все быстро уладится. Это какое-то недоразумение.

Поцеловав ее и жену, я вышел из дома. В сопровождении конвойных, профессионально пристроившихся около меня, спустился на лифте вниз и сел на указанное мне заднее сидение «Волги» между двух сопровождающих. В нос пахнуло резким запахом пота и немытого тела.

Как оказалось, домой я вернулся ровно через четыре с половиной года, а беседа, начатая в тот день, не закончилась для меня и сегодня.

Обыски дома и на работе были проведены с нарушением закона – без санкции прокурора, что и было затем признано заместителем главного военного прокурора В. А. Смирновым. Следователям в связи с этим было строго указано.

Незаконным было и задержание, хотя это и осталось незамеченным ни прокуратурой, ни судом. Никто почему-то не захотел обратить внимания на то, что по документам я числился в «Лефортово» с 6 июля, то есть с того дня, когда была получена санкция на арест, хотя фактически я там оказался 4 июля. На каком основании меня там держали или где я был эти два дня – непонятно.

День первый для Чо Сон У

Ночному вторжению в квартиру и моему аресту предшествовали другие события, связанные с советником посольства Республики Кореи в Москве Чо Сон У.

При выходе в тот день из подъезда моего дома он был задержан и в наручниках доставлен в приемную ФСБ «для объяснений». Приобщенная к делу видеозапись зафиксировала Чо, выходящим из машины возле подъезда приемной и характерно потирающим запястья рук.

Манеру, с которой добивался «объяснений» от корейца беседовавший с ним подполковник ФСБ, как, впрочем, и всю систему дознания в ФСБ, хорошо охарактеризовал один из конвойных, увидевший в зале судебного заседания Мосгорсуда видеопленку с записью их разговора. Комментарии этих в общем-то не слишком грамотных людей, но вследствие своей работы много видевших всякого, что связано со следствием и судом, не раз удивляли меня своей точностью.

– Не хотел бы я там оказаться, – поделился он со своим напарником в моем присутствии.

Представляю, что они там делают с нашими, если так поступают с иностранцами.

При этом в силу своей неискушенности он не обратил внимания на то, что это не просто иностранец, а старший дипломат посольства дружественного нам государства, официально зарегистрированный в МИДе страны пребывания и пользующийся иммунитетом в соответствии с Венской конвенцией о дипломатических сношениях. Простительно, что этого не знал сержант-конвойный, но трудно предположить, что этого не знали те, кто проводил задержание и допрос Чо Сон У.

Угрозы и требования признаться во всем «по-хорошему», обещания немедленно отпустить к ожидавшим его под дождем жене и дочери, «если он все расскажет», запугивания «крупными неприятностями» так и сыпались на голову Чо Сон У. Просьба разрешить позвонить родным, чтобы они его не ждали возле консерватории, где они договорились встретиться после выступления дочери, обусловливалась признанием в незаконной деятельности и нарушении российских законов. Мобильный телефон у него грубо отобрали.

Уже одно то, что родные не дома, вызвало подозрения:

– Скажите, а ваша жена и дочь всегда вас ждут на улице, когда вы встречаетесь с Моисеевым? – вопрошал его подполковник.

Кульминацией же не допроса, а «просто беседы», как настойчиво пытался представить это действо подполковник своему визави, явился личный обыск Чо Сон У, который осуществляли трое дюжих сотрудников: двое держали руки, а третий под наблюдением подполковника шарил по карманам. Из портфеля были извлечены все находившиеся там бумаги, которые были тут же переданы переводчику для изучения. Обыску подверглась и машина Чо Сон У, оставшаяся у подъезда моего дома. Само собой разумеется, что никаких представителей посольства или МИДа, а уж тем более понятых или переводчика при этом не было. Протоколы обысков не оформлялись.

И все это – задержание, наручники, угрозы, применение силы, запугивание, личный обыск и обыск автомобиля с дипломатическими номерами, просмотр документов, – несмотря на то, что Чо Сон У сразу же предъявил свою дипломатическую карточку, на то, что его дипломатический статус и так был известен подполковнику по прежним деловым встречам с корейцем на Лубянке. Как будто бы и не существует подписи России под Венской конвенцией о дипломатических сношениях.

Чем же столь бесцеремонно интересовались у Чо Сон У, каких признаний и о чем у него добивались, что было обнаружено в результате обысков?

Все вопросы касались наших с ним отношений.

– Знаете ли вы Моисеева Валентина Ивановича?

– Конечно, – отвечал Чо. – Я его знаю как дипломата и ученого, часто выступающего по проблемам Корейского полуострова. Время от времени мы встречаемся и обсуждаем с ним эти вопросы, поскольку я тоже ими занимаюсь. Иногда я приглашаю его вместе пообедать. Точно так же я встречаюсь и с другими российскими гражданами. Это обычная дипломатическая практика, я ни в коей мере не нарушаю ваших законов.

– Нас не интересуют ваши отношения с другими российскими гражданами – только с Моисеевым, – грубо оборвал его подполковник.

– Несколько раз, – продолжал Чо, – Валентин Иванович давал мне тексты своих выступлений на научных симпозиумах и конференциях.

Кореец совершенно искренне и недвусмысленно отрицал получение от меня каких-либо документов, передачу мне денег или подарков.

Все это беспристрастно зафиксировано на видеопленке.

Имеющая очевидные и безусловные следы монтажа, никак не оформленная процессуально, эта пленка зафиксировала также, что у Чо Сон У были найдены четыре фотографии, которые я ему дал в тот вечер, а среди многочисленных личных бумаг в основном на корейском языке – какие-то листки на русском, которые он назвал полученной им «лекцией» по корейской проблематике. Ни названия этой лекции, ни количество печатных листов на записи не отражены. Можно лишь предполагать, что это был текст озвученного мною накануне на симпозиуме и переданного ему в этот вечер доклада «Политика России на Корейском полуострове».

Не нашел отражения в видеозаписи и факт составления «протокола отобрания объяснений» у Чо Сон У, написанный кем-то по-русски от руки с исправлениями и без подписи самого Чо Сон У, далекий по содержанию от записанного на пленку диалога. Тем не менее он был включен в материалы дела как документ якобы изобличающий меня, непонятно только, в чем и на каком основании, поскольку и в этом полустраничном протоколе было зафиксировано лишь то, что мы знакомы и иногда встречались.

Ничего другого, никаких документов – секретных или несекретных, подготовленных в МИДе или других российских ведомствах, на бумаге или других носителях – у Чо Сон У обнаружено не было.

Напомню, что в моей квартире в тот вечер были наверняка весьма интересные для южнокорейцев документы, в которых полностью отражалась наша позиция в планировавшихся переговорах с Сеулом, – те самые, подготовленные к визиту в Южную Корею О. Н. Сысуева. Если это была агентурная встреча, то почему же они не перекочевали в портфель Чо?

Что дало основание для дальнейших шагов как в отношении Чо Сон У, так и меня, можно лишь догадываться. Судя по всему, не последнюю роль в этом сыграл уровень квалификации эксперта, который усмотрел в научном докладе секретный мидовский документ. В силу своей ведомственной зашоренности и установки на обнаружение чего-то секретного он просто не мог прийти к другому выводу. Похоже, что именно этот «эксперт» участвовал и в обыске моей квартиры, а затем и выступал в суде. По его словам, с трехлетним опытом работы на то время он был одним из самых квалифицированных кореистов в управлении.

Так или иначе, но, если судить по официальной информации ФСБ, которая в том числе была доведена через МИД и до сведения посла Республики Кореи в России г-жи Ли Ин Хо, Чо Сон У (а следовательно, и я) был задержан с поличным при проведении шпионской операции и признал свою вину