Владимир Ступишин - Моя миссия в Армении. 1992-1994

• Название: Моя миссия в Армении. 1992-1994
• Автор: Владимир Ступишин
• Жанр: Альтернативная история

Воспоминания первого посла России | Автор благодарит за дружескую помощь в издании этой книги САМВЕЛА ГРИГОРЬЕВИЧА КАЗАРЯНА, члена Редакционной коллегии газеты «НОЕВ КОВЧЕГ

---

(Именно в это время Эльчибей декларировал свое кредо: тюркизм, исламизм, демократия, а потом трансформировал это в тюркизацию, модернизацию, исламизацию. Через несколько лет его пресс-секретарь Лейла Юнусова, оказавшаяся после его свержения тандемом Гусейнов-Алиев в оппозиции, публично признает, что в Азербайджане нет политических сил, ориентирующихся на Россию, ибо в Азербайджане кровными братьями считают турок и очень сильно тянутся к Турции.)

Пора показать Баку, писал я в своей докладной, что мы серьезно относимся к заключенным нами договорам и не допустим переноса военных действий на территорию союзной Армении. Тем самым мы могли бы оказать отрезвляющее воздействие на дальнейший ход событий и способствовать деэскалации конфликта.

Было бы правильно, в том числе с точки зрения интересов российской армии, потребовать прекращения беспредела, творимого в Азербайджане против российских военных городков, баз, военнослужащих и членов их семей, и обеспечения нормальной их эвакуации.

Необходимо объявить вне закона дезертиров и воров, торгующих незаконно присвоенным оружием, и потребовать выдачи российским властям нарушителей присяги и закона.

Необходимо также категорически опротестовать вовлечение российских граждан в военные действия в качестве наемников и потребовать удаления их из зоны боев.

И главное – пора выработать принципиальную базу российского подхода ко всем межнациональным конфликтам, признав право каждого компактно проживающего этноса на политическую самостоятельность, предполагающую, прежде всего, свободу от чьего-либо внешнего, инонационального диктата. Почему, говоря о территориальной целостности и нерушимости искусственно установленных советской властью границ, мы при этом имеем в виду одни только бывшие союзные республики, сохраняя тем самым юридическое и фактическое неравноправие, внедренное в межнациональные отношения большевиками? Но ведь даже в советском государственном праве все автономии, как бы они ни отличались друг от друга степенью ущемления суверенитета, признавались национально-государственными образованиями. Так почему же их целостность и границы не должны уважаться, тем более, во времена устранения всякого рода исторических несправедливостей? В России автономии уже встали на путь конституирования в республики, ставшие непосредственными членами Федерации. Их целостность и границы должны так же уважаться, как целостность и границы бывших союзных республик. Сделав такой (в сущности неотвратимый) шаг у себя дома, Россия вправе потребовать уважения политической самостоятельности и неприкосновенности заявляющих о своем суверенитете автономий, включенных некогда в состав других республик с ее ведома и согласия, но, как правило, без консультаций, а то и откровенно вопреки воле основного населения этих автономий.

Народ Нагорного Карабаха не спрашивали, когда включили эту армянскую область в состав Азербайджана. Армяне Нагорного Карабаха – не община нацменьшинства, а основное население, подавляющее большинство, таковым и оставались даже после десятилетий попыток отуречивания. В советские времена Нагорный Карабах был национально-государственным образованием и как таковое должен быть признан равноправным участником переговоров об урегулировании. В противном случае переговоры приобретают характер колониальных и с точки зрения современного международного права перестают быть правомерными и правомочными.

Суть российской посреднической инициативы могла бы заключаться в следующем:

– потребовать немедленного прекращения огня и направления между народных наблюдателей;

– начать в рамках СБСЕ переговоры о всеобъемлющем карабахском урегулировании с участием представителей избранных народом Нагорного Карабаха органов власти с тем, чтобы стимулировать переход к прямым переговорам между ними и азербайджанской администрацией;

– вывести переговоры об урегулировании отношений между Арменией и Азербайджаном на какой-то параллельный уровень и на этих переговорах решить все двусторонние проблемы, включая проблему беженцев и статуса армянских деревень в Азербайджане и азербайджанских деревень в Армении;

– предложить для переговоров о судьбе Нагорного Карабаха обоюдоприемлемый компромисс, который мог бы не выглядеть как односторонние уступки Азербайджана и в то же время гарантировал бы спокойную и свободную жизнь населению Нагорного Карабаха; таким компромиссом (как один из вариантов) могло бы стать установление особых административно-политических и экономических связей НКР с Азербайджаном, может быть, конфедеративных или даже федеративных (это последнее соответствовало бы юридическому статус-кво на начало конфликта), при том, однако, условии, что эти связи исключали бы какой бы то ни было диктат Баку и позволяли бы демократически избранным государственным институтам НКР управлять делами внутри ее границ на основе полной самостоятельности.

Нужно кончать с никого не трогающими выражениями «озабоченности» и общим фразами о желательности прекращения огня, и выдвинуть идеи, показывающие действительно мирную перспективу и достойный цивилизованных политиков выход из тупика для всех.

Все это и еще более подробно и резко я не раз говорил в департаменте СНГ, но в лучшем случае встречал скептическое молчание, а обычной реакцией стало обвинение в том, что я чуть ли не продался армянам. Надо сказать, что и в дальнейшем слушали меня здесь очень неохотно. Иногда приходилось навязывать разговор директору департамента Вадиму Кузнецову, получившему через пару лет пост посла в Турции, и его замам, вечно сверхзанятым чем угодно, только не Арменией. Канули в Лету времена, когда в МИДе интерес проявлялся не только к устным сообщениям послов, но в отделах внимательно расспрашивали о положении дел в курируемых странах и подопечных посольствах и советников, и первых секретарей и других дипломатов. Может быть, в каких-то отделах эта традиция и выжила, но в новоиспеченном ДСНГ ею явно пренебрегали. Пренебрегал ею министр. Пренебрегали и те его замы, которым приходилось заниматься делами СНГ.

И смех и грех: меня не только никто не инструктировал перед вручением верительных грамот, но очень редко снабжали ориентировками по тем или иным параметрам или позициям российской внешней политики и тогда, когда я уже работал в Ереване. Да и была ли она, эта политика?

В МИДе с интересом и пониманием реагировал на меня, пожалуй, только Федор Шелов-Коведяев. Может быть, именно в силу своей интеллигентности, совестливости и хорошей осведомленности о событиях в Армении во время ее становления как независимого государства этот непрофессиональный дипломат мог бы принести больше пользы формированию российской политики в Закавказье, чем карьерные мидовские чиновники. Но, к сожалению, он явно не пришелся ко двору этим чиновникам, взявшим верх под чутким руководством порхающего министра, и после ухода Шелова-Коведяева из МИДа отношения с тремя республиками Закавказья были отданы под надзор Виталия Чуркина, который очень скоро увяз в югославских делах и от армянских проблем энергично открещивался.

Ну а российское начальство более высоких уровней питалось, как водится, лапидарными справчонками, при сочинении которых мидовскому чиновнику не до серьезных оценок и выводов: главная забота – чтоб без помарок и опечаток и чтоб все гладко, главное – чтоб не информировало, а выглядело информацией, главное – чтоб непосредственное начальство не боялось, а поскорей завизировало – и с плеч долой! А в результате – примитивный текст вместо анализа, что-то вроде «Волга впадает в Каспийское море, а в Армении есть озеро Севан». Да и о каком анализе могла идти речь, если нужда в этих бумажонках возникала в авральном режиме, а потом они могли лежать и лежать у начальника в сейфе, дожидаясь окрика сверху, чтоб надо было демонстрировать оперативность. В департаменте СНГ явно обрадовались, когда из его ведения фактически изъяли карабахскую проблему, отданную на откуп послу по особым поручениям Владимиру Казимирову, назначенному для выполнения посреднических функций накануне вручения мною верительных грамот. Впрочем ни этой проблемой, ни другими в департаменте по существу и заниматься-то было некому.

Вот почему, оказавшись в Ереване, я воспользовался уникальной возможностью обращаться со своими оценками и предложениями во властные структуры России, не оглядываясь на МИД, но, естественно, информируя его об этих обращениях. Я считал себя вправе делать это, ибо думал, что посол новой России не должен быть простым продолжением мидовского чиновника, а представляет все российское государство в его совокупности. Так оно и должно быть – и не только с чисто формальной точки зрения, нравится это или не нравится мидовскому начальству. Что явно не нравится, я почувствовал довольно скоро, но сознательно проигнорировал завуалированные «втыки», поскольку, не обращаясь на самый верх, полноценно работать было просто невозможно, учитывая личность министра и его профессиональную неполноценность, не говоря уже об отсутствии совести и гражданственности.