Владимир Обручев - В дебрях Центральной Азии

• Название: В дебрях Центральной Азии
• Автор: Владимир Обручев
• Издательство: Государственное издательство географической литературы
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1951

Государственное издательство географической литературы предприняло издание трех романов академика Владимира Афанасьевича Обручева: «Плутония», «Земля Санникова» и «В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)». Научные труды академика В. А. Обручева, Героя Социалистического Труда, лауреата Сталинских премий, почетного президента Географического общества Союза ССР, крупнейшего советского геолога и географа, вошли в золотой фонд отечественной науки. Вместе с тем академик В. А. Обручев - любимый советской молодежью автор научно-фантастических романов, возбуждающих у советских юношей и девушек любовь к географии, тягу к путешествиям и интерес к изучению геологического прошлого Земли. Книги «Плутония» и «Земля Санникова» были впервые изданы в 1926 и 1928 годах и выдержали с тех пор несколько изданий. Повесть «В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)» закончена В. А. Обручевым в 1950 г. В «Плутонии» в живой и увлекательной форме автор воскрешает перед читателем картины далекого геологического прошлого нашей планеты. В «Земле Санникова» материалом для романа служит гипотеза о загадочной земле, сообщения о которой содержатся у многих русских полярных путешественников, но существование которой окончательно подтвердить не удалось. Повесть «В дебрях Центральной Азии (записки кладоискателя)» особенно близка географам и многочисленным читателям, интересующимся географией. В этой повести академик В. А. Обручев использует богатейшие материалы, собранные им во время его знаменитых экспедиций по Центральной Азии, а также материалы экспедиций других крупнейших русских путешественников. Перед читателем возникают яркие картины природы Центральной Азии, легендарного озера Лоб-нор, таинственного мертвого города Хара-хото, фантастического «Эолового города», честь открытия которого принадлежит академику В. А. Обручеву, и множества других местностей Центральной Азии. Издательство уверено, что новая повесть, написанная Владимиром Афанасьевичем Обручевым, будет пользоваться у широких кругов советских читателей такой же популярностью, какой давно уже пользуются научно-фантастические романы «Плутония» и «Земля Санникова».

---

Я показал Лобсыну этот изгиб слоев и объяснил ему, как мог, что такое складки и как они образуют целые горные хребты. Лобсын внимательно слушал меня и говорил: - Так, так, понимаю, теперь, как из-под земли поднимаются маленькие и большие горы, словно земля морщится, как одеяло на постели, когда его толкаешь ногами в одну сторону.

– А вот, - вскрикнул он, указывая пальцем на черный слой, делавший такой же изгиб, - это, должно быть, земляной уголь, который в этой же горе, но в другом месте, добывают для нашего амбаня.

Вместе с холмами, на которых видны были изгибы слоев, кончились рощи Мукуртая, и мы выехали на открытое место. Слева до подножия Уркашара расстилалась равнина, почти совершенно голая, густо усыпанная мелкими.черными камешками. К Уркашару она поднималась полого, а на восток уходила до горизонта, где чернели низкие горы. Я впервые видел такую полную пустыню. Лучи солнца, близкого к закату, отражались яркими огоньками на черных камешках, блестящих, словно маленькие зеркальца, и вся пустыня впереди нас сверкала. Я был поражен этим зрелищем и спросил Лобсына, что это за странное место.

– Это Сырхын-гоби начало! Эта гоби уходит на восток почти до речки Кобук. А там вдали слева - горы Хара-сырхэ и справа горы Хара-арат.

– И гоби эту следовало бы называть Кара-гоби, потому что она такая же черная, как и эти горы, - заявил я.

– Сырхын-гоби ее называют потому, что среди нее стоят горы Хара-сырхэ, а она их окружает, - пояснил Лобсын.

Справа от дороги видны были еще холмы, которыми кончался Джаир. Они также были черные, сплошь усыпанные черными камешками, совершенно голые и округленные, похожие друг на друга, как близнецы. Но вдоль их подножия виднелись рощицы тополей и заросли чия на песчаных бугорках.

Мы выбрали лужайку с травой и остановились на ночлег. Парнишки с визгом соскочили с коней и побежали

собирать аргал, радуясь возможности размять ноги после долгой езды на вьюке. Мы раскинули палатку, развели огонь, сварили ужин. Ночь прошла спокойно, даже волков не было слышно. Черная гоби и черные холмы Джаира очевидно не представляли удобств для волчьих нор.

Вода ручья своим однообразным тихим журчаньем убаюкивала нас. Почти полная луна ярко освещала черную гоби, расстилавшуюся от самой палатки на север. Бесчисленные гладкие камешки, усеивавшие ее поверхность, отражая лучи ночного светила, блестели синеватыми огоньками. Я долго любовался этой слабо светящейся пустыней, за которой на севере невысокой стеной поднималась цепь гор Салькен-тай, составляющая пониженное продолжение Уркашара. Слабый и теплый порыв ветра доносил по временам оттуда какой-то глухой ровный шум.

– Это шумит Дям, который вырывается ущельем из Салькен-тая и течет поперек Сырхын-гоби, - пояснил Лобсын, сидевший рядом со мной у входа в палатку возле потухшего огонька.

– И разве ночью здесь не лучше, чем в юрте, где возле тебя сопят и храпят женщины, поблизости чешутся бараны, ворчат и перекликаются собаки, топчутся и вздыхают коровы,- прибавил он, помолчав. Я не мог не согласиться с ним. Обаяние пустыни, освещенной луной и погрузившейся в ночную тишину, очаровало и меня. Наши ребята, уставшие за день, давно уже спали, обнявшись, в глубине палатки.

На следующий день мы пошли дальше по черной гоби вдоль ручья, окаймленного зарослями чия, кустов и отдельными деревьями. Последние холмы Джаира, видневшиеся за кустами, вскоре кончились и там началась та же черная гоби, убегавшая на юг до горизонта. Теперь, когда солнце было еще не высоко на востоке и светило нам в глаза, гоби при взгляде вперед казалась совсем черной и мрачной. Но, оглянувшись назад, я опять увидел, как ее поверхность сверкала синими огоньками, отраженными зеркальцами камешков. Я обратил внимание ребят на это зрелище, и они долго оглядывались и восхищались видом пустыни.

Часа через два ручей начал врезаться в почву гоби, и мы по зарослям кустов незаметно спустились к реке Дям. Ее широкое русло, усыпанное галькой и валунами, было окаймлено рощами тополей, джигды, тальника и разных кустов, зарослями чия, лужайками. Местами густые заросли камышей окружали какую-нибудь старицу в виде озерка или полностью занимали ее место.

Эта широкая лента зелени вдоль реки не была видна издали и не нарушала мрачного величия черной пустыни, так как она была врезана на несколько сажен в поверхность гоби и окаймлена крутыми обрывами. Река проложила свою долину и питала своей водой ее растительность, создав этот оазис среди пустыни и поддерживая его существование.

Мы ехали теперь на юго-восток вниз по этой долине Дяма. Тропа шла то по рощам, то по голым площадкам, усыпанным галькой, изредка пересекала русло реки, переходя в ее извилинах с одного берега на другой. В кустах и на деревьях пели и щебетали мелкие птички; несколько раз мы вспугивали фазанов, которые ютились в зарослях; красиво оперенные самцы с длинными хвостами взлетали с своим характерным криком. Ребята, никогда не видевшие этих птиц, очень интересовались ими, но еще больше изумились, когда мы, огибая заросли камыша, наткнулись на нескольких диких свиней с поросятами, которые разлеглись на песчаном откосе у воды и, при виде нас, с визгом вскочили и скрылись в зарослях так проворно, что я не успел снять с плеча свой дробовик.

Долина Дяма мало-помалу расширялась и достигала уже почти ста сажен в ширину. Ограничивавшие ее обрывы стали выше, сажен до семи-восьми, и в них видны были слои светлорозовых, желтых и зеленоватых пород. Обрывы изредка разрывались узкими и крутыми промоинами, по которым можно было пешком, а иногда и верхом, выбраться на поверхность пустыни.

Через несколько часов езды слева над обрывами показались черные и голые холмы цепи Хара-арат, а немного далее долина быстро сузилась. С обеих сторон вместо пестрых обрывов подступили темные скалы, и Дям, собрав свои воды в узкое глубокое русло, скрылся в маленьком ущелье, заваленном крупными глыбами, среди которых пробивалась вода. Ущелье было непроходимо, и тропа поднялась на левый берег и обогнула ущелье по холмам Хара-арата. Дям здесь прорывался через одну из гряд этого кряжа, выдвинутую дальше всего на запад.

Спустившись опять в долину, мы в тени рощицы остановились на обед. Пока Лобсын разводил огонь и

варил чай, я пошел с ребятами назад к ущелью, в конце которого между глыбами камней русло реки представляло достаточно глубокие места для купанья. Хотя монголы вообще никогда не купаются, но ребята последовали моему примеру и с удовольствием полезли в теплую чистую воду.

Отдохнув часа три, мы поехали дальше. Долина реки с рощами и зарослями была опять ограничена справа полосатым розово-желто-зеленоватым обрывом, а слева холмами Хара-арата. Долина имела здесь уже больше полуверсты в ширину, русло и рощи тянулись вдоль обрыва, а остальная площадь была занята зарослями чия и голыми галечными или глинистыми площадками. Слева же долину ограничивали черные холмы Хара-арата, по которым шла тропа.

Через некоторое время с высоты этих холмов мы увидели впереди довольно большое озеро, по берегам которого кое-где зеленели заросли камыша.

– Это озеро Улусту-нур, - сказал Лобсын, - в него впадает один рукав Дяма, а другой идет дальше в озеро Айрик-нур.

– И вот уже видны развалины древнего города, - прибавил он, указывая на восток.

В эту сторону озеро уходило довольно далеко и вдали за ним видны были желтоватые массивные здания, плоские башни и между ними улицы. Я думал, что мы повернем на восток вдоль берега озера, но Лобсын, огибая озеро с запада, повел нас дальше на юг.

– В озере вода соленая, - пояснил он, - а подножный корм на берегах плохой. Мы едем к зимовкам калмыков, где корм хороший и вода имеется в колодцах.

Мы поехали вдоль западного берега мимо песчаных холмов, поросших кустами тамариска. На озере не видно было никаких плавающих птиц, а вдоль берега тянулась белая лента густых выцветов соли. Хотя в озеро впадала часть воды Дяма, но стока оно не имело, и, вода, испаряясь в нем, мало-помалу осолонялась. Верблюды, вероятно, стали бы пить эту воду, но наши лошади попробовали ее и отвернулись.

Немного дальше озеро кончилось: оно имело около версты в ширину и вдвое больше в длину. Мы перебрались через песчаные холмы, окаймлявшие озеро с юга, и дошли дальше по долине реки Дям, которая была здесь еще шире и представляла сплошные луга с рассеянными среди них рощами и зарослями. Справа долину ограничивал все тот же высокий обрыв с слоями розоватых и желтоватых пород, а слева вдали видны были стены древнего города, над которыми кое-где поднимались башни, острые шпицы. А вдали эти развалины как будто взбегали на плоскую гору, сливаясь в целое кружево карнизов, башен, лестниц, похожее на старинную крепость, стены которой уже сильно рассечены и изъедены промоинами, щелями и другими углублениями.