Владимир Мединский - О русском воровстве, особом пути и долготерпении

• Название: О русском воровстве, особом пути и долготерпении
• Автор: Владимир Мединский
• Жанр: Публицистика

Национальная русская черта с давних пор - даже не со времен Карамзина с его «Воруют-с», а еще раньше, с эпохи кормлений - это всеобщее воровство, коррупция и взяточничество. И то, что всю Россию до сих пор не разворовали «под ноль», говорит только об одном: слишком богатая страна. Любой всплеск коррупции - не что-то уникальное, а лишь продолжение нашей старинной национальной традиции.

Почему власть это терпит? Потому что сама в этом активно участвует. А главное, потому что терпит это народ. Русский народ долготерпелив и «вынесет» все. Мы знаем: в Париже повысится на пять евроцентов проезд на автобусе - сразу забастовка. В Англии захотят закрыть пару убыточных шахт - всеобщая стачка шахтеров. А у нас для того чтобы шахтеры зароптали, надо года три минимум просто не платить им зарплату. В общем, долготерпение и надежда на власть - исконно русская черта. «Вот приедет барин - барин нас рассудит».

Все это вместе взятое отличает нас и от Запада, и от Востока. Запад есть Запад, Восток есть Восток, говаривал Киплинг, а мы добавим: Россия есть Россия. Между ними мы и находимся. Умом нас, естественно, не понять… Измерять - тоже дело бесперспективное. Таковы особенности нашей национальной охоты, рыбалки и пр. - в общем, национального характера. Такая уж у нас загадочная русская душа.

И последнее. С такой нашей созерцательной православной духовностью, наложенной на русскую лень и разгильдяйство, конечно за всю свою историю ничего нормального в технократическом плане создать мы якобы не могли. Воровали, это было (это как раз по-нашему). Там стащим у американцев чертежи атомной бомбы, там - самолет братьев Райт перерисуем.

Блоху подковать еще можем. Но к эффективному труду не годимся в принципе. И все попытки власти развивать нанотехнологии, компьютеры, станкостроение - это все бред сумасшедшего. Или пиар. Единственное, к чему мы приспособлены, так это возить пеньку, лес, нефть да газ в оплату за «все, чем для прихоти обильной торгует Лондон щепетильный». И дергаться по этому поводу не надо. Таково наше историческое место во всемирном разделении труда.

Так было всегда и именно поэтому так будет всегда…

Вот четыре тезиса, с которыми в этой книге мы будем спорить.

Автор будет доказывать, что если так отчасти и есть сейчас, это совсем не значит, что так было всегда. И что по-другому - быть не может.

Читайте, думайте, спорьте.

---

В культуре любой страны Европы мы легко найдем точно такие же черты приспособления к ее природе, включающие самоограничения, отказ от комфорта и удобств, чего-то приятного или слишком дорого стоящего.

Устрицы. Не от хорошей жизни французы стали еще в Средние века есть всяких полумертвых желеобразных улиток и полипов, отскребая их длинными ногтями от стенок раковин

Британия оказалась наиболее похожей на Россию по типу приспособления. Но возьмем теплую, богатую Францию с ее луковым супом, поеданием улиток и лягушек. Да, там тепло… Яркие краски, пышная природа, благодатный юг. Только вот пищи не хватает. Это русские мужики едят сдобренную салом кашу и густые, наваристые щи. Это британцы уписывают толстые бифштексы и сытные пудинги.

Утонченная кухня Франции, где чуть ли не каждая травка употребляется в пищу, а улиток собирают с каменных оград и запекают, - дитя бедности. Нужно пройти очень грустный исторический путь, замешать в одной кровавой ступе кельтов-галлов, латинян-римлян, германцев-франков и бургундов, викингов-норманнов, стать ареной бесконечных столетних и тридцатилетних войн всех против всех, пережить инквизицию, жакерию и бесконечные великие и не очень революции, чтобы научиться есть улиток, певчих птичек и ловить по болотам лягушек.

Какие они долготерпеливые, эти французы! Не разбежались из своей бедной, голодной страны, не смели в благородном порыве разом всех тиранов, обрекающих их на голод! Эти рабски покорные французы стали есть то, что никогда не считалось пищей.

Заметим, приспосабливаясь к жизни в своей стране, люди умеют не просто приспособиться к трудностям. Они умеют жить так, что это приспособление превращается в достоинство и преимущество. Если судьба вручает лимон, народ умеет превратить его, по словам великого психолога-примитивиста Дейла Карнеги, в лимонад.

Британцы, кстати, гордятся закаленностью и стойкостью предков. Они считают, что суровая жизнь, в которой пребывание на природе и отсутствие удобств, важнее комфорта и готовила их предков к свершению великих дел, к завоеванию громадной империи, например. Не случайно же в самых лучших, самых аристократичных английских закрытых школах и сегодня, в эпоху газа и электричества, условия жизни как раз самые жесткие. С неотапливаемыми спальнями, спортивными состязаниями на свежем воздухе и долгими прогулками независимо от погоды.

Великие британцы были правы! Люди, получившие необходимую подготовку, оказывались прекрасными работниками и солдатами. Британцы приспособились к климату и природе своей страны и при том сделали это так, чтобы получать от жизни удовольствие, а себя усовершенствовать и воспитать, насколько возможно.

А нам почему нельзя?! Черты народного характера, которые считаются признаками долготерпения русских, на 90 % - черты приспособления к природе и климату. Причем образ жизни россиян выковывал характеры людей, которые уже в XVII веке прошли всю ледяную беспредельность Сибири и достигли Великого океана, а в XVIII-XIX веках осваивали Кавказ и Среднюю Азию. Но нам, конечно же, исходя из идиотской логики самоуничижения, гордиться этим нельзя: мы ведь не цивилизованные англичане.

И есть еще одна причина, по которой трудно принимать всерьез миф о русском долготерпении и неприхотливости. Дело в том, что эта самая суровая неприхотливость в России всегда сочеталась с совершенно безудержной роскошью.

Материальная неприхотливость и духовная роскошь - вечный парадокс Великороссии

Но если цель жизни - не материальный успех, то - в чём она? В сегодняшнем заблудшем человечестве мы не слышим вразумительного ответа на этот неуклонимый вопрос.

А. И. Солженицын «Россия в обвале»

Россиянин, живя в громадной малонаселенный стране, был неприхотлив по понятиям европейца. Особенно богатого европейца. Людям из обеспеченной верхушки Европы казалось странным многое в быту своих русских собратьев по классу: дворян и верхушки горожан. Но одновременно россиянин имел то, что в Европе всегда было предметом роскоши - хорошее образование. Для Европы сочетание бытовой неприхотливости и хорошего образования - парадокс. У нас, скорее, все-таки норма.

Действительно, во всех странах Европы и во все времена высокий уровень образования ассоциировался с высоким уровнем доходов.

Бедняки не имели возможности платить за образование, и это всеми принималось как норма.

А в России было не так! Россиянам всегда было меньше свойственно стремление к зарабатыванию денег, к тому, чтобы их копить, ростить, холить, лелеять, приумножать накопленное, наращивать собственность. В этом, как и во всем другом, есть свои и хорошие, и плохие стороны, но ведь никто не стал разбираться. Русские ведут себя не так, как европейцы? Значит, они отстали. Им надо догнать Европу (Америку). Стать такими же…

Не очень понятно, правда, на каких именно европейцев нам надо сделаться похожими? На британцев, которые не отапливают спальни, а по дому передвигаются в пальто? На французов, с аппетитом хрумкающих лягушачьи лапки и улиток? На ирландцев, шведов или испанцев? Но вот как раз такие вопросы задавать и считается очень неприличным.

Итак, богатство и образованность. У нас они мало связаны, находятся не в прямой пропорции.

Во-первых, образование в России всегда стоило дешево. Способный юноша из небогатой семьи, как правило, вполне мог его получить.

Во-вторых, получивший образование поднимался по общественной лестнице. В Европе часть богачей становилась интеллектуалами. У нас часть интеллектуалов становилась богачами.

В-третьих, в этом случае сама оценка людей становилась другая. Дело, конечно, не в самом по себе формальном образовании, а в системе ценностей. Традиционно умник, интеллектуал, думец в России оцениваются высоко. Гораздо выше необразованного богача.

В старушке Европе, особенно в протестантской ее части, как-то исстари повелось, что богатство определяет положение в обществе. В некоторых случаях частью облика джентльмена становится образование. Не ум и талант, а именно некий тип формального образования, подобающий людям этого круга. Британского джентльмена, который окончил престижную закрытую школу в Итоне, а потом университет в Кембридже, видно сразу: он выглядит именно так, «как подобает». И слова родного английского языка произносит с особым «итонско-кембриджским» акцентом. С выговором, который ему «поставили» за годы обучения. Джентльмена не только сразу видно, но и сразу слышно.

Но джентльмен - это тот, кому хватает средств, чтобы быть джентльменом.[195]

Герберт Уэллс описывает, как жестко разделялись в университетах дети джентльменов и те, кто учились за государственный счет («бюджетников», как бы сейчас сказали).

«Не джентльменам» не предлагали сесть в деканате, профессора разговаривали с ними через выпяченную нижнюю губу. Не люди «своего круга»!

В России европеец и сегодня сталкивается с совершенно отличными от их понятий оценками людей. Большинство русских[196] представляются ему людьми неприхотливыми и равнодушными к потреблению. Таковы были даже аристократы и богатые купцы. По мнению европейцев, они реализовывали лишь незначительную часть своих возможностей.

Одновременно европеец видел странное для него сочетание невысокого уровня потребления и высокого уровня интеллектуальной и духовной жизни.

… «Если читатель не бывал в превращенных в музеи дворянских имениях, я горячо рекомендую ему это немедленно сделать. Хотя бы одна экскурсия в Пушкинские горы - и мои слова получат полное подтверждение, превратятся в зрительные образы.

Михайловское. Литография. 1837 г. Скромное обаяние русского дворянства

В Михайловском и Тригорском поражает простота и бедность быта - и тут же, в тех же небогатых комнатках: гравюры, картины, книги, музыкальные инструменты. Некрашеные полы. Стены побелены, без обоев. Все „удобства“ - во дворе. Ванны с подогревом нет, вместо нее - баня, метрах в 300 от барского дома. Скромность обстановки объясняется удаленностью от Петербурга? Но ведь и каждую книгу, и фортепиано, и гравюры сюда тоже везли. Трудность доставки фортепиано ничуть не меньшая (собственно, гораздо большая), чем модной роскошной мебели или тисненых обоев из свиной кожи. Обои и мебель, кстати, можно было бы изготовить и в самом имении: позвать мастера, и пусть научит крепостных, благо их много, возьмет себе нужное число помощников.

Но в том-то и дело, что быт в Михайловском и Тригорском был очень прост, помещики поколениями „упускали“ множество возможностей сделать свою жизнь роскошнее и, по крайней мере, комфортнее. А тратили немалые деньги на книги, гравюры и фортепиано.

Даже совсем небогатые дворяне, владельцы буквально нескольких крепостных, или вообще не имевшие поместий, тоже жили не столько материальными (преуспеть и нажиться!), сколько духовными ценностями. Точнее, как бы сейчас сказали, не считалось приличным особо радеть о материальном, оперировали они не финансово-буржуазными категориями, а скорее некими „отвлеченными“ рассуждениями о благе Отечества, дворянской чести и славе России». Именно об этом - вся русская литература XIX века.