Владимир Мединский - О русском воровстве, особом пути и долготерпении

• Название: О русском воровстве, особом пути и долготерпении
• Автор: Владимир Мединский
• Жанр: Публицистика

Национальная русская черта с давних пор - даже не со времен Карамзина с его «Воруют-с», а еще раньше, с эпохи кормлений - это всеобщее воровство, коррупция и взяточничество. И то, что всю Россию до сих пор не разворовали «под ноль», говорит только об одном: слишком богатая страна. Любой всплеск коррупции - не что-то уникальное, а лишь продолжение нашей старинной национальной традиции.

Почему власть это терпит? Потому что сама в этом активно участвует. А главное, потому что терпит это народ. Русский народ долготерпелив и «вынесет» все. Мы знаем: в Париже повысится на пять евроцентов проезд на автобусе - сразу забастовка. В Англии захотят закрыть пару убыточных шахт - всеобщая стачка шахтеров. А у нас для того чтобы шахтеры зароптали, надо года три минимум просто не платить им зарплату. В общем, долготерпение и надежда на власть - исконно русская черта. «Вот приедет барин - барин нас рассудит».

Все это вместе взятое отличает нас и от Запада, и от Востока. Запад есть Запад, Восток есть Восток, говаривал Киплинг, а мы добавим: Россия есть Россия. Между ними мы и находимся. Умом нас, естественно, не понять… Измерять - тоже дело бесперспективное. Таковы особенности нашей национальной охоты, рыбалки и пр. - в общем, национального характера. Такая уж у нас загадочная русская душа.

И последнее. С такой нашей созерцательной православной духовностью, наложенной на русскую лень и разгильдяйство, конечно за всю свою историю ничего нормального в технократическом плане создать мы якобы не могли. Воровали, это было (это как раз по-нашему). Там стащим у американцев чертежи атомной бомбы, там - самолет братьев Райт перерисуем.

Блоху подковать еще можем. Но к эффективному труду не годимся в принципе. И все попытки власти развивать нанотехнологии, компьютеры, станкостроение - это все бред сумасшедшего. Или пиар. Единственное, к чему мы приспособлены, так это возить пеньку, лес, нефть да газ в оплату за «все, чем для прихоти обильной торгует Лондон щепетильный». И дергаться по этому поводу не надо. Таково наше историческое место во всемирном разделении труда.

Так было всегда и именно поэтому так будет всегда…

Вот четыре тезиса, с которыми в этой книге мы будем спорить.

Автор будет доказывать, что если так отчасти и есть сейчас, это совсем не значит, что так было всегда. И что по-другому - быть не может.

Читайте, думайте, спорьте.

---

Веселая, добрая Елизавета Петровна, конечно, посимпатичнее мрачной и злой Анны Иоанновны, но и она считала, что в Англию можно проехать сухим путем, а после ее смерти нашли ни много ни мало 15 тысяч платьев и несколько сундуков с чулками, подвязками, рубашками, пуговицами и башмаками. Никак не светоч умственной жизни и с откровенной склонностью к сверхпотреблению.

Даже сама Екатерина II, далеко не глупая и хорошо образованная правительница, обожала роскошь и поощряла дворян к расходам, намного превышавшим доходы.[204]

Но отметим - это характерно именно для XVIII века, века «дворцовых переворотов». Один из многих парадоксов нашей истории: в XVII веке царь Алексей Михайлович был сдержан в еде, вне парадных выходов и «сидения» в тронном зале одевался очень просто. И был очень прост в обращении. Любил истории про заморские путешествия, охотно общался с вернувшимися из дальних стран. Скажем, с Семеном Дежневым царь проговорил несколько часов, расспрашивал его о Ледовитом океане и моржах. Любил читать, любил диковинные механические игрушки и часы. Очень русский царь, очень соответствующий всему, о чем говорилось: низкий уровень потребления при высоком уровне умственных интересов и интенсивной духовной жизни.

Анна Иоанновна. Гравюра из книги «Сказание о венчании русских царей и императоров». 1896 г. Кстати, именно по ее инициативе в Москве и Петербурге завели уличное освещение, так что доброе слово можно найти в истории даже для нее

Это был царь настоящий, уверенный в себе и взошедший на трон по закону.

В XIX веке у нас тоже правили цари, законно наследовавшие трон. Законные владыки, а не нувориши на троне. И тоже они просты, естественны в поведении, образованы, культурны и ставят духовное куда выше материального.

Александр I посвятил сад в Царском селе «Дорогим моим сослуживцам».

Николай I не считал зазорным пойти за гробом отставного солдата, которого некому было проводить в последний путь. При том, что оценки императором русской литературы обнаруживают очень высокий уровень его личной культуры, царь Николай I был одним из самых образованных людей своей Империи.

Александр II обожал собирать грибы и проводить время в кругу семьи. Он же написал на проекте Третьяковской галереи «Принять с благодарностью», поддерживал Пирогова и серьезно ждал, что освобожденные им крепостные люди быстро поднимутся до культурного уровня дворянства, а Россия сделается самой могучей и процветающей страной мира.

Александр III[205] называл свою деятельность «службой», был очень сдержан в еде, не любил украшений и вообще ничего нарочитого и яркого. Что не мешало ему свободно говорить на нескольких языках, много читать и организовать Русский музей.

В общем, цари-нувориши - такое же исключение из правила, такая же историческая случайность, как купцы-нувориши, расточавшие свои случайные богатства в пьяном кураже по кабакам и публичным домам.

Но давайте подумаем о том, как отразились эти цари в русском народном сознании. Анна Иоанновна с ее фаворитом-Бироном и «бироновщиной» уже века служит своего рода историческим пугалом.

К Елизавете отношение неплохое, но, скорее, насмешливое, легкое - под стать ей самой.

Веселая царица

Была Елисавет:

Поет и веселится,

Порядка только нет.[206]

Наказание шпицрутенами. Отвратительное действо, перенятое, кстати, из прусской армии. Даже слова русского для предмета пыток - и то не смогли подобрать

Екатерину Великую дворянство боготворило - «Золотой век Екатерины». Но и в ней ценили вовсе не любовь к парадным платьям и роскошным каретам.

Екатерина у А. С. Пушкина ведет себя как раз в полном соответствии с народным идеалом простоты, в том числе и простоты в одежде и украшениях. Пожилая дама, которую встречает Маша Миронова, капитанская дочка, в садах Царского села, выглядит как небогатая дворянка.[207] Чтобы читатель мог полюбить Екатерину, Пушкин просто не мог описать ее иначе.

Малокультурная и грубая Анна Иоанновна - Хлынов в юбке, и при том Хлынов или Тит Титыч на случайно занятом ею троне. В народное сознание, в том числе в сознание дворянства она вошла именно как «ненастоящий» царь.

Екатерина II имела права на престол еще меньше чем Анна, но она вела себя так, что стала в представлении людей «настоящей царицей». То есть вела себя просто, естественно и при том поддерживала идеи просвещения, сама писала фельетоны и пьесы, помогала Сумарокову и Державину.

И высшие царедворцы XVIII века оценивались так же. Расфуфыренный, как павлин, Шувалов вообще не оставил о себе никакой памяти в народе.

Прочно запомнился Алексей Орлов, который любил кулачные бои, в праздники ходил по улицам Москвы и разговаривал с «простым народом». Единственным украшением, которое носил до конца своих дней Алексей Орлов, был простой железный перстень, подаренный Сен-Жерменом. Он же вносил правки в переводы с французского, если переводчики врали.

Григорий Потемкин мог бы, при желании, есть исключительно фуа-гра на золоте. Но он, составляя сложнейшие планы развития артиллерийского парка России и чертя сложные формулы, прихлебывал обожаемые им кислые щи из стеклянной бутылки с широким горлышком, чтобы не накапать на чертежи.

Александр Пушкин знал историю, как профессиональный историк. Писал стихи на французском языке,[208] профессионально фехтовал и стрелял из пистолетов, а сидел на коне так, что во время путешествия на юг получал предложения вступить на военную службу. И при том тратил деньги на книги, а не на наряды. Не будь Пушкин прост и доступен, и ему не стать бы народной легендой.

Все эти люди, и цари, и царедворцы, и «рядовые» дворяне (как камер-юнкер Пушкин) в глазах иностранцев сочетали несочетаемое: относительно низкий уровень потребления и абсолютно высокий уровень культуры. А свое высокое положение в обществе ценили совсем не в такой степени, в какой это казалось естественным для европейцев.

Как писал Николай Некрасов, перефразировав недоуменные слова графа Ростопчина, сказанные после восстания декабристов:

В Европе сапожник, чтоб барином стать,

Бунтует, - понятное дело!

У нас революцию сделала знать:

В сапожники, что ль, захотела?…[209]

Впрочем, пока мы говорили о бытовой неприхотливости русских и о нашем долготерпении в области повседневной жизни. Миф же - не только об этом. Якобы русские неприхотливы и в общественной жизни. Их устраивает жесткость, даже жестокость властей. Им нравится быть рабами начальства.

Проверим, насколько это соответствует действительности.

Рабы начальства: русские или немцы?

Невозможно оценивать поведение предков, исходя из современных представлений. Слишком многое в жизни людей XVIII, даже XIX веков кажется нам диким, жестоким, нелепым. Но все познается в сравнении: надо сравнить, как вели себя и как осознавали себя люди в одну и ту же эпоху в разных странах.

Стоит проделать такую работу, и мы убедимся: совершенно разные оценки даются одним и тем же по смыслу событиям. Елизавета Петровна и Фридрих II Прусский - современники, люди середины XVIII столетия. Приведу два случая из придворной жизни этого времени, связанные с этими коронованными особами.

Случай первый: Петербург. Царица Елизавета Петровна из-за бессонницы вышла из своих покоев раньше обычного. И обнаружила: ее фрейлина, 15-летняя княжна Гагарина, сигает из комнаты вместе с каким-то гвардейским поручиком.

- Рано начинаешь, милая… Не обессудь… - вздохнула императрица.

Царица, как была в шлафроке (т. е. попросту, в ночной рубашке), так за ухо и отвела юную фрейлину к дивану, разложила, и собственноручно выпорола розгами. Если верить придворной легенде, княжна вопила так, что сбежавшиеся придворные стали просить царицу о прощении «подлянки». В их числе был и тот самый поручик.

Елизавета экзекуцию не прекратила, Гагарина получила сполна. Но позже царица пару поженила, а на их свадьбе пила водку, кричала «горько», плясала и закусывала своими любимыми пирогами с морковкой.

Случай второй: резиденция прусских королей, Берлин. Юный принц Фридрих (будущий король Фридрих II Прусский) собирается жениться на некой Клариссе Риттер, бедной дворяночке. Его отца, тоже Фридриха, такой брак совершенно не устраивает. Чтобы остудить пыл принца, папа-король отсылает его подальше, предварительно излупив тростью. О дальнейших событиях есть две похожие, но все же разные версии. Согласно одной, король Фридрих I собственноручно выпорол Клариссу Риттер палкой, «пока окровавленные одежды не упали с нее в виде лохмотьев». Согласно другой версии, прусский монарх пригласил палача, а сам сидел в кресле и упивался воплями Клариссы… Ну да, пока окровавленные одежды не упали. А потом отправил Клариссу в тюрьму, где содержались воровки и проститутки. Девицу отпустили из тюрьмы только после того, как Фридрих Фридрихо-вич, будущий король, был уже женат на креатуре его папы.