Карел Чапек - Как я был великаном (сборник рассказов)

• Название: Как я был великаном (сборник рассказов)
• Автор: Карел Чапек
• Издательство: Мир
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1967

---

— Поздно, — сказал наконец Глац.

— Но надо же попытаться! Свяжитесь с ним! Может, мы еще успеем догнать его и заправить баллон кислородом. Не кажется ли вам, что одной смерти для этой маленькой Луны более чем достаточно!

Командир не пошевелился. Рея в отчаянии повернулась к следователю.

— А вам, вам безразлично, что он хочет избежать правосудия?!

— Он сам себя наказал…

Глац резко встал, подошел к пульту управления и на секунду застыл, словно скованный непонятной силой. Потом медленно вернулся к столу.

— Кстати, «Маленькую ночную серенаду» Моцарта слушал я. Но это вряд ли имеет значение.

Сложные мотивы

Ирма Дари с трудом оторвалась от экрана.

— Но из-за чего? — срывающимся голосом спросила она. Из-за чего?

— В самом деле, из-за чего?

— Вас интересует мотив. — Родину что-то сдавило горло. Он заговорил, но собственный голос показался ему совершенно чужим. — Побуждения, толкнувшие человека на тот или иной поступок, постичь намного сложнее, чем описать сам поступок.

Он старался заглушить мысль о драме, которая через несколько минут должна разыграться в Заливе Духов. И все же его взгляд как магнитом притягивал экран.

— Смотрите, какой-то конверт, — вдруг сказала Рея Сантос, — он адресован вам, майор. Неужели его оставил Ланге?

Маккент потянулся через стол.

— Да, это его почерк, — сказал Родин.

— Вы его не вскроете? — удивился Маккент.

— Вскрою, но попозже. Чтобы вы могли сами судить, насколько точны были наши заключения. Вы должны простить мое бахвальство, я не часто грешу этим…

— У вас есть на это полное право, — улыбнулся Юрамото.

— Вы очень любезны. Итак, с чего же начать? Должен вам заметить, меня все это время не оставляла мысль, что мотив этого преступления должен быть по-своему… ну, если хотите, величественным.

Рея Сантос нахмурилась.

— Величественный мотив преступления? Есть великие и мелкие люди. Но побуждения?…

— Вы правы, я неточно выразился. Скажем иначе, мне казалось, что в основе преступления должен быть мотив, достойный такого человека. Единственным фактом, на который мы могли опереться, были цифры в записной книжке Шмидта и еще несколько его замечаний. Посмотрим, подтвердит ли это письмо…

«Майор Родин! — начал следователь. — Я пишу вам утром. Перед рассветом, о котором вы так ясно, по крайней мере так ясно для меня, говорили. Вы хорошо справились со своей работой, и, видимо, будет справедливым, если за тактичность, которую вы проявили по отношению ко мне, я — сообщу вам некоторые подробности этой печальной истории. Я это делаю с удовольствием, так как против вас лично ничего не имею…»

Следователь задумчиво посмотрел на экран.

Не дожидаясь вопроса, Мельхиад взглянул на часы.

— Кислорода осталось меньше чем на пять минут.

Родин продолжал читать:

«В четверг после обеда ко мне зашел Михаль Шмидт и дал прослушать магнитофонную пленку, на которую он записал радиосигналы, поступающие из области звезды Альфы Орла. Вам это будет непонятно, по специалиста заинтересует, что сигналы были приняты на частоте 1420 мегагерц, то есть на частоте нейтрального водорода. По длине отдельных сигналов и промежуткам между ними было ясно, что они передаются по определенной системе. Это были простые числа, но начала передачи не удалось поймать. Я настоятельно попросил Шмидта никому об этом пока не говорить, а попытаться снова поймать сигналы».

— В четверг… Вот почему Шмидт в тот день выглядел таким странным, — вспомнил Глац.

«Не сомневаюсь, что вы поймете мое состояние, майор. Случайное открытие Шмидта уничтожило, разрушило дело всей моей жизни. Двадцать пять лет самоотверженной, кропотливой работы вылетели в трубу. Весь вечер я искал выход из создавшейся ситуации… И уснул с твердым намерением: Шмидта — свидетеля этой нелепой случайности — надо навсегда заставить замолчать. В пятницу я проверил, можно ли позвонить от имени кого-то другого…»

— Как видите, у меня не было галлюцинаций. — Нейман улыбнулся Мельхиаду.

«И в субботу я осуществил свой план. Вряд ли вас заинтересуют технические подробности, к тому же вы сами до них дошли. Я хочу лишь заверить, что оружие против Шмидта я поднимал с болью в сердце. Он всегда был мне очень симпатичен, и я знал, что покушаюсь на редкостно одаренного человека, у которого имеются все предпосылки стать настоящим ученым. Вы понимаете, что убить в порыве ненависти и озлобления гораздо легче, чем произвести выстрел трезво и расчетливо, целясь в человека, который причинил вам вред, совершенно об этом не подозревая. И все-таки я убил его, хотя и не избежал ошибок, которые не ускользнули от вашего внимания».

— Осталось три минуты и несколько секунд, — заметил Мельхиад.

«Все, что я делал потом, включая ответы на ваши вопросы и незаметные, по крайней мере я на это надеюсь, попытки обратить ваше внимание на сигналы, пришедшие якобы с Земли, все это было лишь проявлением инерции. Дискуссии с доктором Гольбергом представляли для меня тоскливое воспоминание о вчерашнем дне, и я прошу, чтобы он извинил меня; я отстаивал позиции, в которые сам уже не верил…»

Гольберг только кивнул головой.

«Шмидт преподнес мне эту горькую чашу в виде магнитофонной пленки с записью сигналов из звездных миров. Не могло быть сомнения: где-то там, в глубине космоса, живут разумные существа, возможно интеллектуально еще более развитые, чем люди. От моей теории об исключительности человеческой цивилизации не осталось камня на камне. Что было делать? И я поступил по принципу — если факты против тебя, тем хуже для фактов…»

— Две минуты, — прозвучал монотонный голос инженера.

«Но, когда я склонился над мертвым Шмидтом, чтобы убедиться, что свидетеля больше нет, я с ужасом понял, что он умер для всех остальных, но не для меня. Мне некуда скрыться. Я никогда не смогу избавиться от этих цифр. Отныне и навсегда я каждую ночь обречен просыпаться в холодном поту от страха, что именно в этот момент какой-то новый Шмидт готовится сокрушить мою теорию. Я никогда не смогу больше спокойно смотреть на созвездие Орла. А себя буду считать шарлатаном, который скрыл истину от науки, наивно полагая, что того, что неизвестно, не существует. Наука не может извращать фактов. В противном случае она перестает быть наукой…»

— Минута и несколько секунд.

«Я ухожу как побежденный человек и побежденный ученый. Я глубоко сожалею о своем опрометчивом поступке и сам себя осуждаю к наказанию наиболее тяжкому. Я никогда не был поклонником нравоучений, избегал патетики, но сейчас я хотел бы воспользоваться своим правом на последнее желание и выразить надежду, что моя судьба и наказание станут предостережением каждому, кто попытается собственные мысли выдать за нечто непререкаемое и откажется следовать фактам и правде жизни. Ваш Феликс Ланге».

Майор несколько секунд помолчал.

— Здесь есть приписка. «Я продолжаю верить, что существует лишь одно человечество. И поэтому ухожу. Вам понятна эта логика? Ф.Л.»

В глазах Ирмы Дари блеснули слезы.

— Сколько? — прошептала она.

Мельхиад отвел взгляд от ее пепельно-бледного лица.

— Двадцать секунд. Десять… Пять. Кислород кончился.

— Конец, — тихо сказал Юрамото.

На стене раздражающе замигала зеленая сигнальная лампа. Задумавшийся было Родин вздрогнул.

— Что это значит?

Глац стряхнул оцепенение.

— Это солнечные батареи на холме зафиксировали утро. Начинается новый день, — сказал он усталым, невыразительным голосом.

На крайнем экране, на фоне однообразного, холодного, неопределенного света, к звездам тянулся радиотелескоп. Солнечные лучи на его вершине играли каскадом красок.

Примечания

1

Господи помилуй (греч.). — Прим. перев.

2

Яйцо из Нюрнберга (исп.). — Прим. перев.