Вера Кетлинская - Мужество

• Название: Мужество
• Автор: Вера Кетлинская
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1957

В 30-х годах Вера Кетлинская много ездила по стране как корреспондент газеты «Комсомольская правда», была свидетелем и беседовала с очевидцами и участниками многих событий. В романе автор показывает нам трудности и духовный мир строителей нового города, и легко угадать, что прообразом этого города послужил Комсомольск-на-Амуре.

Автор в романе «Мужество» поднимает проблемы жизни и взаимоотношений молодёжи 30-х годов 20-ого века, но проблемы эти – вечные, что делает книгу глубоко современной и актуальной.

---

Потом он поссорился со своими спутниками. Кулацкие сынки! Им было наплевать и на стройку, и на комсомол, и на угрызения совести, томившие Сергея.

Он два дня ничего не ел. Можно было зайти в любой дом и попросить хлеба, но ему было стыдно.

На третий день он сел на проходивший пароход. Пароход шел в Николаевск. Сергею надо было в Хабаровск. Но не все ли равно!

Увидев его корзинку и бутсы, какой-то пассажир спросил:

– Из экспедиции?

Сергей неопределенно кивнул.

– Я уж знаю, – сказал пассажир, – нынче летом два экспедиции видел, и все в бутсах.

Пассажир был из местных жителей. Он хвастливо рассказал, что прошлый год работал в тайге с геологами, – искали нефть. Нефти не нашли, но многие признаки указывают, что нефть должна быть.

Пароход остановился у большого села. Над крышей деревенского домика качалась на ветру полосатая сигнальная колбаса. У берега отдыхал, распластав крылья, серебристый гидросамолет.

Сергей вступил в беседу с механиком.

Потом подошел летчик – подтянутый, синеглазый, самоуверенный. Сергей смотрел с восхищением и на летчика, и на механика, и на серебристую легкую машину.

– Куда летите? – спросил Сергей.

– На Камчатку, – будничным тоном сообщил механик. – Почта и два пассажира.

Сергей не мог оторваться от самолета.

– Нравится? – спросил летчик, и синие глаза его с доброй насмешкой остановились на лице Сергея. – Что ж, парень, дело доступное. Поступай в школу. Учись. Будем не то что на Камчатку – на полюс летать.

И он, подмигнув Сергею, пошел по узкому мостику в машину. Сергей смотрел, как закрутился пропеллер, как пробежала по волнам и пошла вверх послушная машина, как исчезла в небе серебряная точка.

Кто примет его в летную школу?..

Дезертир…

В Николаевске он встретил Касимова.

Они столкнулись лицом к лицу. Касимов сразу узнал его.

– Ты как попал сюда? – растерянно озираясь, спросил Сергей.

– Сети покупаю. Рыбу для вас ловить. А ты как попал сюда?

Сергей наспех придумал предлог – покупку физкультурных принадлежностей. Касимов посмеялся: «Кто это придумал? Откуда здесь физкультурные принадлежности?» Он увлек Сергея с собой получать сети. Когда они уселись на громоздких свертках, Касимов сказал:

– Знаешь, парень… У нас в партизанском отряде был такой партизан, Гордеев – фамилия. В зиму тяжело было. Жрать нечего, обуть нечего. Болели. Патронов не хватало. Кругом японцы. И вот Гордеев не выдержал. Удрал. Встретил я его года три назад. Смотрю я на него – а он в глаза не глядит. Стыдно.

Сергей слушал, весь похолодев.

– Так что, парень, поразмысли.

Позднее Касимов спросил:

– Так вместе вернемся или как?

Сергей сказал – вместе. Но когда ночью представил себе возвращение в лагерь, встречу с Кругловым, презрительный взгляд Тони, – вскочил и побрел в темноту куда глаза глядят, за город, от людей…

Под утро он наткнулся на рыбачью хижину. Хозяин рыбачил в море, женщина без расспросов впустила Сергея и накормила жареной рыбой.

Он сидел с женщиной у моря и вместе с нею волновался – начинался шторм, огромные волны наваливались на берег и со скрежетом откатывались обратно, волоча за собою песок и гальку.

Когда хозяин вернулся, Сергей помог выгрузить рыбу и научился чистить ее и развешивать на вешалах.

Под вечер второго дня, когда шторм разбушевался в полную силу, Сергей заметил на волнах черную точку. Он позвал хозяина. Рыбак поглядел, сказал:

– Кавасаки.

– Однако надо согреть уху, – сказала женщина. – Поди, промерз.

Сергей понял, что рыбачка заранее заботится о неизвестном «кавасаки». Сергей смотрел на волны: они были размашисты, свирепы, могучи – как пристать к берегу при такой волне?

Он так и не понял, как пристал неизвестный с загадочным именем «кавасаки». Сергей успел увидеть повернутую боком лодку, а затем лодка оказалась на боку в песке, и из лодки выскочил белокурый парень в брезентовой робе, в плаще, с мокрым, утомленным, но смеющимся лицом.

В тот же вечер Сергей узнал, что лодка – это моторный рыболовный баркас, по-местному – «кавасаки», что парень – моторист рыбного промысла на Сахалине, что его два дня трепало штормом, что он уже боялся за «Красавицу». «Красавицей» он называл свой кавасаки – лучшее моторное судно промысла.

– Мы с нею кругом премированные! – похвастал парень, жадно глотая горячую уху.

Моторист ночевал вместе с Сергеем на сеновале.

– Охотник? – спросил моторист.

– Нет.

– Вербованный?

– Нет.

– А кто?

Сергей объяснил: работал с экспедицией в тайге, искали нефть, не нашли. Теперь хочет попасть в Хабаровск, а еще лучше во Владивосток, на железную дорогу.

– Чепуха! – сказал моторист.

– Что?

– Зачем тебе во Владивосток? С жильем худо, интересного – ничего.

– А ты был там?

– Где я не был! – сказал парень. – Поезжай на Сахалин. Нефть хочешь? Пожалуйста! Уголь? Рыбу? Что хочешь, то и найдешь. Слесарное дело знаешь? Тогда в Александровске устроишься, в порту, в мастерских. Ты не радист? Там в аэропорт нужен. Машину водить умеешь? С руками оторвут! В совхозе…

– Я машинист, паровозник, – гордо сказал Сергей.

– Это что! – равнодушно отмахнулся моторист. – Конечно, на Сахалине и по этой специальности можно работать. Оха – Москальво. А ты на море не работал?

– Нет.

– Самая красота! Второй год работаю, вот на этих на кавасаки. Красота! Так поедем?

Сергей мялся.

– Опять же из Александровска пароходы чаще, здесь – гроб.

На второй день моторист вывел в море «Красавицу». Море еще бурлило, но ветер утих. Волны подхватили кавасаки, мягко подкинули, опустили – и пошла непрерывная, веселая, нестрашная игра.

Сергей сидел на корме, прижимая к себе корзинку. Берег быстро исчез в синеватом мареве, кругом были только волны, широкие и плавные, ритмично качавшие бот. Моторист стоял у штурвала и пел во весь голос, подчиняясь ритму водяных качелей:

Бе-лые, бле-дные, не-жно души-стые,
Э-ти цветы от-цвели…

Сергея укачало. Как-то тяжело и неспокойно чувствовался собственный желудок. Сергей лег на свернутые сети и уснул. Его разбудил резкий толчок. Качки уже не было, кавасаки лежал на боку на мокром песке.

Смеркалось.

С пригорка, из поселка, бежали люди. Люди окружили моториста, спрашивали:

– Ну как?

Понятно было, что о нем беспокоились. Но никаких рассказов не последовало.

– Занесло на материк, – сказал моторист и снова полез в кавасаки.

Сергей не знал, что делать, как представиться. Его молча разглядывали.

– А это гостя привез, – сказал моторист и спросил: – Доронин здесь?

– В город пошел.

– А!

Люди стали расходиться.

Прибежала женщина в торопливо накинутом на плечи платке, с румяными губами, с заметно выдающимся животом. Они с мотористом обнялись, оглянувшись на поселок.

– Возьми этого парня, – сказал моторист. – В гости к нам. Обед есть?

Женщина оказалась словоохотливой. Она рассказала, что Колька – это ее теперешний муж, он ее отбил пять месяцев назад у милиционера. Милиционер грозился убить, но это одни слова. Сегодня на промысле тишина – в море не ходили, но к утру пойдут. Дом у них лучший в поселке, для ударников. Нет клопов. В холостых бараках везде клопы, а Колька брезгливый.

Сергей долго не мог уснуть. Растянувшись на полу на жидком тюфячке, он прислушивался к близкому шуму прибоя и томился тревогой. Жизнь кидала его из стороны в сторону. Вот занесло на Сахалин. Раньше здесь была каторга. «Кругом вода – в середине беда», «Кругом море – в середине горе», – так говорил Тарас Ильич. Но партизаны бились и умирали за Николаевск, за Сахалин. Что хочешь, то найдешь, говорит моторист.

Совсем близко, за стеной, шумели волны, набегая на песок. Сергей заслушался и заснул. Его разбудили громкие голоса. По косому, розоватому солнечному лучу, уткнувшемуся в стену, Сергей понял, что еще рано. На кровати лежала Нюша – жена моториста, самого Кольки уже не было. Высокий рябоватый мужчина стоял над Сергеем и говорил повышенно громко, подкрепляя слова взмахами руки:

– Вечное самоуправство! Кто ему велел, кто разрешил, когда Лукошин третью очередь пропускает? Когда Пантелея очередь? Я ему сказал и тебе говорю: за деньгами гоняться – платить перестану. У меня, знаешь? У меня забота о человеке! Я не могу допускать черт-те што.

– А-а, проснулся! – закричал мужчина и сел около Сергея на стул. – Ты что же, совсем к нам? Или в гости? Комсомолец, говорит Нюша, – верно?

Откуда взяла Нюша, что он комсомолец? Сергей не стал отпираться и нехотя ответил, что он здесь проездом.

– А вы кто?

– Я Доронин, – сказал мужчина и повернулся спиной к кровати, чтобы Нюша могла одеваться. – Я здесь партия, комсомол и советская власть. Потому что, видишь ли, у меня полтора коммуниста – я да еще кандидат один, из рыбаков. Комсомольца два, и оба щенки еще, неученые, без году неделя. До города двенадцать верст, а вроде как Москва – туда да назад, ведь это двадцать четыре? Двадцать четыре! Варимся в своем соку. А дело, знаешь, какое? Бо-о-гатое дело! Я написал в центр докладную записку: надо строить консервный завод. Я тебе покажу, записка – во! Мертвого убедит! Ты вставай, пойдем на промысел, сейчас кунгасы пришли, рыбу отцепляют. Посмотришь.