Андрей Дмитрук - Морская пена

• Название: Морская пена
• Автор: Андрей Дмитрук
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Не оставляй нас,- сказал ей Вирайя. И добавил неожиданно для себя:-Может быть, скоро мы уйдем. Вместе.

Главный разговор состоялся у Вирайи с Шаршу позднее, в бывшем кабинете командующего сектором. Шаршу собрал сюда все уцелевшие книги, полированный, крытый замшей стол о восьми ящиках, трюмо с инкрустированным подзеркальником, широченный диван с зеркалом в деревянной спинке и невинно-лазоревыми валиками.

К тому времени произошли важные события. Аштор, смерти которой ожидали со дня на день, начала потихоньку поправляться. Появились даже новые волосы, редкие, как младенческий пушок. Не проходили только безволие и вялость. Все так же механически ела она из рук Орианы, гуляла, едва переставляя ноги и опираясь на чье-нибудь плечо, вокруг дворца, почти не разговаривала. Зато бедняга пилот стал жаловаться на боли в груди, слег и угас за время, меньшее, чем требуется богу-разрушителю на превращение из тоненького серпа в серебряное блюдо. Шаршу знал, чем болен Вестник,ужасная опухоль в легком,- но не мог помочь. Его аптека была убогой и состояла в основном из местных трав.

Говорили они глубокой ночью, выколачивая пепел из трубок на бронзовую пепельницу в виде виноградного листа - память о невозвратных временах. Чадящим, рыжим, пахучим светом пятнала комнату масляная лампада. Аккумуляторы предназначались только для вездехода. Шаршу невесело шутил: "Когда будет на исходе последний аккумулятор, мы зажжем все лампы в доме, попрощаемся с электричеством".

- Ты себе представляешь, что это такое - новое плавание?

- Представляю,- кивнул Вирайя. Мгновенной вереницей пронеслось перед ним пережитое в море: палящие полудни и горячие капли из опреснителя, неожиданно хлесткий, как пощечина великана, удар штормового гребня, отчаянный скрип и пляска баржи в котле ночных бурь и те невообразимо жуткие минуты, когда кажется, что двигатель захлебнулся. Собравшись с духом, он сказал как можно беспечнее:- Конечно, представляю.

- Ну, и куда же ты поплывешь, сумасшедший человек?

- Вот этого не знаю. Но здесь мне тяжело. Мы опять стали Избранными нашим именем правят, присваивают себе стада и поля, рубят головы непокорным. Извини, но я не могу сидеть здесь до самой смерти, считать оставшиеся спички и куски мыла и принимать дань от племен...

- А чего же ты хочешь, Вирайя? Ты знаешь, я сам всегда был за равенство, за человечность, но... Мы пока что самые образованные, самые развитые люди на Земле. Значит, именно мы дадим коротконосым понятия о законах, морали. Чтобы они больше не убивали друг друга, не угоняли скот и женщин, вместе вспахивали поле. При их вопиющей дикости, которой хватит еще на тысячелетия, что иное, кроме религиозного запрета и крепкой власти, заставит их работать на пользу всей общины?

- Но ведь так рассуждает и Черный Орден, Шаршу! Конечно, гораздо легче управлять, когда тебя чтут, как божество, а твоих ближайших помощников наделяют правами царей.

- А почему бы и нет, если божество старается творить только добро, если оно учит царей справедливости? Орден стремился сосредоточить всю власть и знания в своих руках - мы же будем делиться всем, что знаем сами, и поможем племенам устроить самоуправление.

- Неубедительно, Шаршу. Поначалу они станут выбирать правителями тех, кто угоден нам. А после нашей смерти власть захватят самые сильные и жестокие, и объявят свои кровавые прихоти волей богов, ушедших на небо, и будут приносить человеческие жертвы перед твоим алтарем. Ты не воспитаешь народ, а приучишь к слепому повиновению, твои помощники научатся безнаказанным расправам. Стоит убрать твою личную, собственную справедливость - и останется тирания. Новый Орден, ранги посвящения...

- Ты очень повзрослел, друг мой.

- Возможно. Но первые слова правды, которые заставили меня задуматься, я услышал от тебя. В твоем столичном доме. Когда ты защищал человеческое достоинство раба.

- Я и сейчас его защищаю. Каждый будет находиться под охраной закона. Вместо рабовладельцев и рабов - отцы и дети!

- Отцы с топором и плахой... У твоих "детей" появятся рабы, Шаршу. Они начнут покорять другие народы. Когда-нибудь они додумаются до Сестры Смерти. И, может быть, истребят все живое на Земле.

- А можно узнать, что собираешься сделать ты, Вирайя?! - как когда-то в своем салоне на горе Висячих Садов, загорелся, стал повышать голос Шаршу.- Приплыть куда-нибудь в другую страну, найти некое первозданно-наивное племя и сделать его людей совершенными? Чтобы они не знали ни власти, ни собственности, ни преступлений, порождаемых ею? Чтобы ими руководили только любовь, и совесть, и не знаю, что еще?! Ну да, они затвердят, как молитву, твои благородные фразы и будут делать все так, как нравится белому богу из-за моря, и напишут священные Книги для потомков. А позже? Как ты сказал мне - после твоей смерти? Через сто лет, через пятьсот? Разве сильным той страны не захочется иметь побольше стад, и хлеба, и слуг, чтобы удовлетворять капризы плоти, жить на зависть соседу? Разве они не начнут войны и не станут казнить непокорных; не будут досыта кормить умных рабов, чтобы те придумывали для них наслаждения и новое оружие? И возвышенный дух твоих законов будет растоптан, а буква - заучена наизусть, и лицемеры будут цитировать тебя, оправдывая любую гнусность!

- Вероятно, ты прав,- после долгой паузы сказал Вирайя.- Но все-таки что-нибудь уцелеет, я уверен. Хотя бы некоторые справедливые законы. И это даже не самое главное. Наши лучшие слова, Шаршу, будут завещаны детям и внукам. Деды расскажут о добрых временах, когда было меньше слез и насилия. Эти сказки повторят на каторжных работах, на солдатском привале. Приукрасят собственными вымыслами и передадут дальше, дальше... Пока не исполнится мера зла на Земле; пока нашим бесконечно далеким потомкам не удастся построить лучший, святой мир. Я не знаю, как они это сделают, но они обязательно сделают, и их будут вдохновлять мифы... пересказы наших с тобой дел и мыслей. Значит, и мы будем участвовать в строительстве нового мира.

Вирайя встал и выбил горячий пепел из трубки. Шаршу, как завороженный, следил за искрами. Вот умерла и последняя...

- Когда-то я думал, что человек - это мягкий воск, - задумчиво сказал архитектор. - Можно лепить из него что угодно. Это в общем правильно. Только человеческий воск твердеет и становится прочнее любой стали. Помнишь, как умирал наш пилот? Его мучило одно, только одно. Нет, не собственная судьба: он понимал, что обречен. Другое. Он держал меня за руку и лихорадочно твердил, чтобы я покаялся. Он, повидавший гибель мира, обожженный и отравленный Сестрой Смерти, так ничему и не научился и молил меня отправиться назад, в Меру, припасть к стопам живого бога. Всемилостивый Круг простит! Да, нельзя, Шаршу, нельзя делать из человека раба!

- А как с ней? - спросил из полутьмы печальный высоколобый Энки.

- Я любил ее... и люблю... Но моя теперешняя дорога - не для нее. Может быть, тебе удастся ее полностью вылечить, вернуть былую красоту. Аштор будет доброй богиней...

Шаршу потупился, словно не в силах был смотреть в глаза друга. Архитектору почудилась мелькнувшая на лице Энки смущенная радость. Вирайя растроганно вздохнул. Не было ни огорчения, ни ревности. Как хорошо, что, невзирая на самые кошмарные испытания, живет сердце человеческое.

...Скрипит старушка баржа, отползает все дальше от причала. Уже не крикнешь, не попрощаешься с Шаршу. На новой рее - грязно-серая колбаса, перетянутая веревками. Это парус, сделанный из чехла транспортера на случай, если откажет ветеран-движок или окончится где-нибудь посреди океана скупо отмерянное топливо.

Он не нашел в себе мужества попрощаться с Аштор. Вечером посидел рядом с ее постелью, держа изможденную пятнистую руку и болтая о разных пустяках. Она не отвечала, не улыбалась, и тусклым был свет хризолитовых глаз. Смерть при жизни... Печать Сестры Смерти... Пройдет ли это когда-нибудь? Вирайя поцеловал ее в сухой лоб и вышел, сдерживая рыдания.

Позже он попросил Шаршу дать больной сильное снотворное. Чтобы проснулась, когда баржа будет уже далеко от берега.

Вирайя стоит за штурвалом, расставив ноги для упора - высокий, худой, как мачта, в изношенной черной орденской рубахе. Ветер ерошит каштановые волосы, косматит светлую мягкую бородку; близко сидящие светло-серые глаза на худом, крупно вылепленном лице прищурены от встречного ветра. Его лицо кажется решительным и вдохновенным.

Баржа приближается к устью реки. Уже видна за серыми водами дельты пронзительно-синяя полоса моря.

Рядом с Вирайей стоит Ориана, огненный факел на фоне шальной синевы. Густые ресницы по обыкновению кротко опущены, но быстрый взгляд лукав и загадочен, как грядущее.

Эпилог

Знай, что в древние века весь этот район земли, который ты видишь, был огромными горами, покрытыми зарослями, и люди в те времена жили как неразумные звери и животные, без религии и порядка, без селений и домов, не возделывая и не засевая землю, не одеваясь и не прикрывая свое тело, потому что они не умели обрабатывать ни хлопок, ни шерсть, чтобы делать одежду. Они жили парами, по трое, как им случалось соединиться вместе, в пещерах и расщелинах скал и в ямах в земле; словно животные, ели полевую траву, и корни деревьев, и дикие фрукты, которыми они пользовались, и человеческое мясо...