Наталья Резанова - Вдоль границы снов

• Название: Вдоль границы снов
• Автор: Наталья Резанова
• Жанр: Фэнтези

---

Я отхожу к костру. Теперь время заняться ужином. Суд – это их дело, а мое похлебка. Так думают они все. Кроме Кьяра. Но сейчас я поступлю так, как думают все. Одной женщине среди трех десятков мужчин, даже если она живет с предводителем, следует молчать. И даже не в этом дело. Просто я не хочу говорить.

Они тем временем сбираются в круг и вытаскивают Принца на середину. Я помешиваю в котле. Я не хочу слушать. Не знаю почему, но мне не жаль Принца. Кстати, я вспомнила его настоящее имя – Никлаус. Не надо было ему приходить обратно. Тому, кто ушел из леса, обратно хода нет. А он все говорит, и бьет себя в грудь, и клянется… В конце концов, он ведь никого не выдал, нет? Кьяр молчит. Я сижу, слежу за варевом, и хочу заткнуть уши. Если бы я могла вспомнить свой сон! Но я помню только небо, очень синее, чудовищно огромные здания и много шума. Как на шабаше. Стук, вой, визг. Но там, во сне, я этого шума не слышала. Там, во сне, я передвигалась среди этого шабаша свободно, как рыба в воде… или как я в лесу. Нет, я не могу совсем уйти в сон, они говорят слишком громко. К тому же дозорный свистит.

На тропе слева показываются двое. Кривой и Мэрта. Кривой тащит к тому же бочонок с пивом, который сваливает на землю возле меня, а сам отходит к мужчинам. Мы с Мэртой киваем друг другу, и она присаживается к костру. Немного погодя подходит Кьяр.

– Ты тоже должна сказать.

– У меня похлебка пригорит, каша еще не готова…

– Мэрта присмотрит. Идем!

Господи! Зачем ему это понадобилось? Я понимаю – он хочет показать перед всеми, что мое решение тоже имеет значение, но когда они все уставились на меня, я готова зарыться в землю. А может, это мне кажется, никто особо и не смотрит.

– Ну, Хаста, а ты что скажешь? Оставаться ему или убираться?

– Мне все равно, – говорю я. – Что бы вы ни решили, мне все равно.

Кьяр отпускает мою руку. Он недоволен, я знаю.

Потом оказывается, что из тридцати двух человек восемнадцать были за Принца, остальные – против. Мой голос ничего бы не изменил.

4.

Среда у меня вроде бы библиотечный день, он мне положен. Это еще с допотопных времен, при большевиках, не предвидевших возникновение Сети, завели. Технический персонал, к каковому я имею счастье принадлежать, обязан быть в курсе технических новинок. Но Александру Ивановичу вовсе не светит отпускать меня на целый рабочий день. Поэтому мы договорились, что в отдел я прихожу после обеда. А до этого могу делать, что хочу. То есть, в библиотеку я, конечно, иду. По случаю солнечной, почти летней погоды – не в техническую, а в Балабновскую, ноги размять, прогулявшись от Летчиков до Преображенки. А в читальном зале – свобода. Можно читать, можно писать, можно думать, можно предаваться воспоминаниям. Они у меня не слишком красивы или оригинальны, зато свои.

Макарона – бензиновая гарь, родители – поселковые учителя, спящие, намаявшись после ежедневной войны с прогрессирующим невежеством бепробудным сном, стук в окно после двух часов ночи, сиплый бас-дискант-фальцет: "Я до Сереги!" А брат Серега по бабам пошел, будет гулять, пока его кто-нибудь с багром не встретит. Или с топором, кому как больше понравится. Махаловка на пятачке у "Серой лошади", паленая водка, которую пьют, не поморщившись, а технический спирт не отличают от медицинского, и настойка на астматоле для любителей более крутого кайфа. Анаша и таблетки появились у нас позже. Но я-то знаю кайф покруче! Библиотека! Сначала поселковая, потом университетская. А там уже – весь тогдашний пантеон: Булгаков, Гессе, Акутагава, Сэлинджер и даосы, "Основы вычислительной техники", Высоцкий, "Властелин колец", еще не ставший новой религией, Борхес,"Аквариум" и царица наук – математика. Наука, которая не лжет.

Ясно, что под библиотекой я определяю не просто собрание книг, а некий комплекс понятий, делающий человека личностью. В данном случае Сколотову М. Я. Может быть, и сюда я хожу исключительно по этой причине. Однако ели я уйду из нашей конторы туда, куда собираюсь, еженедельным визитам в читалку придет конец. Ладно, обойдусь интернетом. И довольно об этом.

На обратную пешую прогулку времени уже не хватит, придется снова загружаться в маршрутку. Остановка – на другой стороне площади, возле залюбленного журналистами "Буй-Тура". По счастью, здесь есть подземный переход, и мне не надо трепать нервы, мечась, как ошпаренная крыса, между машинами – по-моему, у нас в городе все водители – прирожденные дальтоники, и зеленого света не видят в упор. Ради душевного спокойствия можно было потерпеть даже непременных певцов и музыкантов, прочно обсидевших это место.

Вот и сейчас у исписанной и разрисованной стены наблюдается целое трио. Девица в длинном красном платье, стянутом поясом из медных блях, и два парня. Этим на стильный прикид уже не хватило, они в обычынх джинсах и майках, зато вооружены скрипкой и флейтой. Девица самозабвенно тянет:

Двенадцатого, в пять часов,
Я отодвинула засов.

Светало. Даль была ясна.
В газах как не бывало сна.

Мне путь себе не выбирать.
Мне дело – до свету вставать,

Не задержаться у креста,
Не наклониться у моста,

И ждать, пока свершится срок,
На перекрестке трех дорог.

Об этом песню не споешь:
Рассвет, колодец, окрик, нож,

И занемевшая рука,
И вздох, глубокий, как река.

Теперь моя земная ширь -
Венец, костер и монастырь.

Пути открыты с этих пор -
На рынок, в лес и под топор.

Шел ветер. Даль была светла.
В глазах как не бывало зла.

Когда она замолкает, я выгребаю из кармана всю мелочь, загодя приготовленную для транспорта, и швыряю в футляр от скрипки.

– Спасибо, ребята. Не за то, что пели-играли, а за то, что перестали!

Они супятся от обиды, но молчат – вдруг да в другой раз не подам. А я и впрямь не подам. Не водится за мной такого – швырять деньги уличным музыкантам. Но и хамить им я тоже не имею привычки. Зачем обидела ребятишек, спрашивается? Они деньги зарабатывают в меру своих способностей. Может, меня псевдосредневековый прикид девицы вывел из себя? Или сама песня? Но ведь ничего же общего…ничего…

Пока еду на работу, в голове вертится непонятное слово "таулта". Мне оно ни о чем не говорит. Или говорит, но я забыла, об этом. Надо будет как-нибудь посмотреть в словаре. Если б еще знать, какого языка…

В положенное время и даже чуть раньше я появляюсь в отделе. Витюши нет – в столовке, Славы нет – в "Буй-Туре". За стеллажами – голоса. Один – начальников, другой – Пашкин. И обсуждают они, между прочим, меня.

– Нет, почему же, Сколотова – русская фамилия. Сколоты – скифское племя, от которого, предположительно, произошли славяне. Сколоты – склавины – славяне, такой ряд…

– Это она сама вам сказала?

– Разумеется.

– Скифы, как же! Уж тогда хазары… Ясно, что еврейка. Фамилию-то можно и поменять. А Яков – самое еврейское имя.

– Ага, – говорю я, заходя за стеллажи. – Еврейское. Так же как Иван. Да Марья. А также Петр, Павел и Андрей Первозванный. Ну, ты ведь у нас Библию не читал, ты на своих камланиях хреном моржовым в бубен стучишь, свой-то, небось, оторвали давно? А теперь пошел, сука, отсюда!

Пашка удаляется, не вымолвив ни слова. Он привык действовать заглазно. И слаб он против моего каронинского воспитания. Тут никакое "Капище Сварога" не устоит.

А. И. морщится. Ему неудобно. Собственно, мои слова должен был сказать он.

Я тоже хороша. Второй раз за день срываюсь. Что я, Пашку не знаю? И совершенно незачем было так орать, как сказано у классика. Причем не совсем по делу. Петр и Андрей – имена не еврейские, а греческие.

( А Хаста – какое?)

– Ладно, – говорю я, – давайте работать.

Но с работой что-то не ладится. Вновь начинает лезть в голову всякое… причем, достаточно последовательно. Не Пашка ли, засранец, послужил катализатором, вызвавшим "момент истины?" Нет, пожалуй, это произошло раньше. Музыканты? Нет, еще раньше…

И то, что я говорила в столовке… Увольте меня! Какая-то сожительница какого-то уголовника, где-то в Северной Европе, да еще в Средние Века… Ориентиры! Я даже не знаю, как выглядит Хаста, потому что вижу этот мир ее глазами. Хаста, надо же, имячко!

Все. Хватит!

Александр Иванович заметил, что я отвлеклась, и поскольку он в претензии на меня за свое смущение, начинает бубнить из-за стеллажей про грядущую мэрскую комиссию, к которой надо готовиться, а я занята неизвестно чем…

Вот именно.

События дня настолько выбили меня из колеи, что когда после работы Андрей Первозванный, то есть Сажин, в очередной раз начинает напрашиваться в гости, я на сей раз не отлаиваюсь. Сажин – мужественный человек. Его даже не испугала моя тетушка, исправно работающая жупелом для всех знакомых мужиков. На самом-то деле тетя Люся не так страшна, как я ее малюю, просто пребывание мужчины в ее стародевической квартире приводит тетушку в эйфорическое состояние. Она все еще надеется… на меня, понятно. Я разливаю кофе (а как же!), Сажин роется в книгах – некоторые вывезены еще из Каронина. В те полузабытые времена всеобщего дефицита книжные магазины в области были богаче, чем в городе. Других богатств не имелось.