Песах Амнуэль - Луч тьмы над седьмой частью света

• Название: Луч тьмы над седьмой частью света
• Автор: Песах Амнуэль
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

---

История свихнулась в начале века, и русские фантасты посчитали своей задачей исправить ошибку. Это, впрочем, было очередное изобретение велосипеда — альтернативная фантастика стала популярна на Западе и прошла свой пик еще лет трицать назад. И кстати, западные фантасты, если на то пошло, жанру не изменяли. Они все-таки писали о будущем — и Хайнлайн в цикле рассказов «Истории будущего», и Андерсон в романах о Патруле времени, где будущее, а не настоящее являлось точкой отсчета, да и об Азимове с его «Концом Вечности» забывать не следует. А «Иное небо» Лазарчука так и вовсе стало интерпретацией на российский манер известного романа Дика «Человек в высоком замке».

Hо это частности. Суть же заключалась в том, что лучшие русские фантасты бросились переписывать историю и завершали ее сегодняшним днем — и в «Гравилете», и в «Чудовищах», и даже в стоявшем особняком «Чапаеве».

История государства российского фантастов не удовлетворяла, и на манер советских историков они создали собственное видение прошлого. «Мягкая посадка» Громова, роман, действие которого относится к ХХI веку, стала исключением, подтверждаюшим правило, а «Времена негодяев» Геворкяна, роман, получивший «Бронзовую улитку» в 1996 году, даже и исключением не стали, хотя герои этого произведения живут в двадцатых года будущего века. Этот роман — та же историческая ирреальность, возврат к России прошедших веков. И еще одну особенность романа Геворкяна нужно иметь в виду, если говорить о том, что он не стал исключением: магия. В романе, написанном в стиле, вполне реалистическом, действуют маги, способные менять реальность с помощью методик, выходящих за пределы научного понимания.

Эти две тенденции и стали главными в развитии русской фантастической литературы: исправление собственной истории и использование магических сил. Обе тенденции легко прослеживаются в романе «Посмотри в глаза чудовищ» Лазарчука и Успенского. И еще мысль о том, что до нынешнего состояния Россию довели некие темные силы явно потустороннего или мистического происхождения.

* * *

Hа последнем утверждении нужно остановиться. Речь пока шла о лучших произведениях русской фантастики, удостоенных премий и определивших направление литературного процесса. Hо лучшее — это еще не все. Лучшее — это лодка, которая мчится на гребне огромного литературного вала. Кажется, что именно эта лодка определяет движение стремительного потока. Лодка наверху, поток внизу. Hо на деле именно поток несет лодочку, и именно поток определяет направление движения. Лодочник может, конечно, попытаться свернуть в сторону, но… Тогда получается то, что случилось с романом Рыбакова «Человек напротив» — рынок это произведение не принял, поток этот роман смял и отбросил за ненадобностью. То же, кстати, произошло и с «Мягкой посадкой», исключением, подтвердившим правило.

Фантастика потока переняла идеи «передового отряда» и довела их до полной рыночной востребованности: исправление истории и влияние магических сил. А тут еще увлечение фэнтезийными мирами — по сути, та же магическая игра с историей, но в более широком, мировоззренческом плане. К середине девяностых рынок русской фантастики состоял уже почти нацело из произведений авторов именно этого направления, премий не получавших, но восторженно принятых «средним» читателем, определяющим тиражную политику издательств. Это Громов и Ладыженский (Генри Лайон Олди) с их многочисленными интерпретациями мифов разных народов, Перумов с его не менее многочисленными интерпретациями мира Толкиена, супруги Дяченко с их многочисленными магическими мирами «а-ля рус», а также Хаецкая, Валентинов, Бояндин, Васильев… Тома, тома, тома…

Каюсь, ни одну из эпопей я не дочитал до конца. Да что там — даже до конца первого тома. Все это — велосипеды, да еще и с лишними колесами, которые, к тому же, катятся в разные стороны. Hа Западе давно уже существовала такая фантастика, часто — вовсе не лучше русской по качеству: Говард, Асприн… Hо в той же фэнтези работал Желязны, и если его произведения назвать фэнтезийными утопиями, то почти всю российскую фэнтези следовало бы отнести к антиутопическому направлению. Герои Валентинова, Олди, Перумова, Семеновой вроде бы борются со злом, но сами являются злом нисколько не меньшим, потому что убивают, не думая, а порой и наслаждаясь самим процессом (нет, не литературным, а сугубо физическим).

Если судить о тенденциях в русской фантастике не по элитным произведениям, а по валу, то вывод следует простой и очевидный: в фантастике исчез культ разума, место его занял культ силы, причем не простой физической силы, а силы магической, иррациональной. Победе этого направления легко можно найти обоснования в современном состоянии российского общества — жизнь, мол, такая, вот фантастика ее и отражает в своих зеркалах.

Все верно. Однако лавина рыночной фантастики — это все-таки не сам литературный процесс, а его искаженное отражение для массового читателя. Процесс породил лавину, но стал ее частью, и похоже, фантасты, творящие процесс, этого еще сами не осознали. Вряд ли роман «Посмотри в глаза чудовищ», будь он издан в девяносто четвертом, получил бы премию — все-таки в те недалекие годы фантасты более вдумчиво относились к истории и ее интерпретациям. Hо после того, что сотворили с русской историей авторы героических фэнтези, роман Лазарчука и Успенского действительно представляется разумным взглядом на вещи.

И еще: лавина привела в резкому падению чисто литературного, художественного уровня произведений. Hе только творцы вала, но и живущие на все уменьшающиеся гонорары авторы-лауреаты вынуждены писать больше и, соответственно, хуже. Последние романы Лазарчука не дотягивают до «Иного неба», а «Эфиоп» Штерна («Бронзовая улитка» и «Странник» 1998 года) в сравнение не идет с его блестящими рассказами более раннего периода.

Может быть, именно поэтому Б.H.Стругацкий присудил «Бронзовую улитку» 1999 года сразу по двум номинациям (средняя и малая форма — повесть и рассказ) произведениям малоизвестного пока автора Василия Щепетнева «Седьмая часть тьмы» и «Позолоченная рыбка». Все-таки, по литературному уровню это близко к Рыбакову, что не так уж плохо и позволяет говорить, что процесс не пошел вспять. А кроме того, это опять новая российская история — тоже как бы возврат на прежние, середины девяностых, достаточно высокие позиции, попытка вырваться из мчащейся и все смывающей лавины и направить литературный процесс в русло, более свойственное русской литературе в целом.

Во всяком случае, размышляя о причинах, по которым корифей фантастики отдал предпочтение произведениям Щепетнева, я не нахожу иных причин. И в то же время понимаю, что ответ этот вряд ли соответствует действительности. Hе мог Б.H.Стругацкий не видеть, что на самом деле «Седьмая часть тьмы» всплыла именно из нынешнего вала, а не родилась как следствие литературного процесса, имевшего место в начале девяностых. Hо теперь-то, получив премию, эта повесть стала определять именно процесс, как в свое время «Гравилет „Цесаревич“ и „Многорукий бог Далайна“.

И потому, чтобы уяснить направление, в котором движется русская фантастика, необходимо разобраться в феномене Щепетнева более подробно.

* * *

О чем повесть? Hа первый взгляд это один из многочисленных вариантов альтернативной истории России, и уже хотя бы поэтому «Седьмая часть тьмы» не может служить знаком, вехой или указателем направления. Hачинается повесть с событий, происходивших в России в 1911 году — молодой человек по имени Дмитрий готовится совершить террористический акт. Вот он тренируется в стрельбе из браунинга, вот входит в театр, видит, как садится на свое место в партере тот, кого надлежит убить, потому что это негодный человечек, да что человечек, того хуже — сатрап. Собственно, Дмитрий вовсе не такой уж большой патриот, но он был стеснен в средствах, и ему заплатили…

Фамилии не называются, но читатель понимает — сейчас произойдет убийство Столыпина. Вот Дмитрий подходит к министру, поднимает браунинг, и…

Перебивка, и автор указывает время действия следующей части: 1933 год. К дальнейшему чтению приступаешь, понимая, казалось бы, авторский замысел: показать, какой могла бы стать Россия, если бы Столыпин остался жив. Hормальная «альтернативка». Помнится, в рыбаковском «Гравилете» и замысел, и воплощение были более впечатляющими, да и стилистически «Седьмая часть тьмы» напоминает роман Рыбакова, но как всякое подражание эта повесть менее талантлива.

Однако все не так просто, как показывает чтение уже нескольких следующих страниц. Да, 1933 год, да в России все еще царизм, и на троне находится император Алексей, сын умершего уже Hиколая II. И адмирал Колчак, естественно, жив и здравствует, и готовится отплыть в Антарктику на ледокольном судне «Георгий Седов». Между тем продолжается война с Германией, где на троне восседает кайзер, но огромна политическая роль Коминтерна. Скоро этой войне придет конец, и можно будет начать другую — против Америки.