Салли Боумен - Любовь красного цвета

• Название: Любовь красного цвета
• Автор: Салли Боумен
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-251-00635-7

Словно в густом лондонском тумане молодая журналистка Джини Хантер и ее друзья нащупывают нити, ведущие к исчезновению и гибели юных девушек из разных стран Европы. В ходе этих поисков постепенно проступает одна зловещая примета под романтическим названием «белая голубка» – так называется новый сильнодействующий наркотик. Заполучить его стремятся не только зеленые юнцы, но и сильные мира сего. Плата за обладание этими чудо-таблетками высока: это и любовь, и сама жизнь.

---

Джини поверила ему. Когда-то эти слова были ее собственным кредо. Мысль о том, что Паскаль намерен продолжать допрос с пристрастием и ей придется слово за словом признать всю степень собственной неверности, приводила ее в ужас. Она ожидала нескончаемой череды вопросов: как? когда? где? почему? как часто? Джини знала, что без колебаний сама принялась бы выпытывать у него всю эту пакость, если бы им немыслимым образом пришлось поменяться ролями. Какой бы мерзкой и горькой ни была правда, она всегда лучше недомолвок и сомнений.

Итак, она ожидала вопросов и, когда их не последовало, начала догадываться, что Паскаль уже получил от нее все нужные ему ответы, которые заключались в ее жестах, выражении ее лица, тоне ее голоса. Вероятно, он был слишком брезглив, чтобы задавать вопросы, к которым сам испытывал глубочайшее отвращение.

Вместо этого, к ее изумлению, Паскаль начал описывать обстоятельства своего долгого путешествия в Париж. Поначалу ей казалось, что ему просто невыносимо говорить о том, что имеет более прямое отношение к сложившейся ситуации. Однако потом Джини поняла: таким образом он искал ее, искал ту, которую знал когда-то, а теперь не видел, хотя она была прямо перед ним. То, что они оба испытали в Боснии, стало в свое время пробным камнем, позволившим им испытать силу своих чувств. И теперь Паскаль косвенным образом спрашивал ее, помнит ли еще она об этом.

Из его рассказа Джини узнала, что он выехал из Мостара с конвоем сил ООН, в кузове армейского грузовика вместе с женщинами, детьми и тяжелоранеными, направлявшимися в эвакуацию. Поездка по дорогам, изрытым воронками, длилась несколько часов. У детей уже не было сил плакать; их матери, не ведающие, увидят ли когда-нибудь вновь мужей и близких, тоже смотрели прямо перед собой сухими мертвыми глазами. Впрочем, такими были далеко не все. Из Сараево Паскаль выбрался на рассвете предыдущего дня, теперь уже в грузовом отсеке транспортного самолета. Самолет забросил его на какую-то отдаленную авиабазу в Германии, и оттуда пришлось долго лететь с пересадками. Когда же он наконец достиг Амстердама, выяснилось, что она уехала оттуда за несколько часов до его прилета – где-то около одиннадцати ночи.

Все время, пока длилось это изнурительное путешествие, рассказывал Паскаль, силы ему придавала картина, постоянно возникавшая в его мозгу. Он словно наяву видел, как подходит к ее гостиничному номеру, входит внутрь. Он почти наверняка знал, что они скажут друг другу при встрече, что будут делать. Время вносило в эту картину некоторые поправки, но она все еще крутилась в его голове совсем недавно, когда он сегодня в шесть часов сорок пять минут утра набрал номер ее комнаты в «Сен-Режи» – уже в четвертый раз за истекшие четыре часа, – и трубку поднял Роуленд Макгуайр. Дойдя до этого места в своем повествовании, Паскаль замолчал – язык не повиновался ему. Лицо его изменилось, обретя выражение, которое ей доводилось видеть и раньше. В последний раз, увидев его таким в Боснии, она подумала, что именно так, должно быть, выглядит человек перед тем как броситься в атаку на вражеские штыки.

Недоброжелатели Паскаля, в том числе и ее отец, частенько обвиняли его в «недержании адреналина», даже в самоубийственных наклонностях. Джини знала, что это неправда. Всякий раз, идя на риск, Паскаль всегда точно знал степень опасности. Бесспорно, другие заботились о собственной безопасности значительно больше, однако храбрость Паскаля вряд ли можно было назвать безрассудной: прежде чем сунуть голову в пекло, он всегда молниеносно оценивал обстановку. Это был всего лишь краткий напряженный миг, но без него не обходилось ни одно важное решение в его жизни. И вот сейчас, когда он впервые за время монолога повернулся к ней лицом, Джини снова видела на его лице это знакомое напряженное выражение. Паскаль был абсолютно неподвижен; свет, падавший наискось из окна, еще больше заострил черты его узкого, разгневанного и умного лица. Его серые глаза смотрели прямо на нее. Судя по их взгляду, в этот момент он окидывал мысленным взором прошлое – свое и Джини. А может быть, новыми глазами видел ее после событий нынешнего утра. В душе женщины шевельнулся неподдельный ужас: Паскаль ненавидел компромиссы, а потому мог сейчас молча повернуться и уйти из этой комнаты. Покончить со всем тихо и решительно, чтобы никогда больше не возвращаться, никогда не простить.

Джини невольно застонала – болезненно, протестующе. Его лицо изменилось. Подойдя к ней, он впервые не схватил, а мягко взял ее за руку.

– Посмотри мне в глаза. – Паскаль заставил ее поднять голову. – Джини, нам надо постараться преодолеть это. Сейчас я не могу. Я совершенно оглох, ослеп, разучился думать. Но я чувствую: случилось что-то ужасное. Ты так исхудала, любимая. Твои волосы, твое лицо… – Его голос дрогнул, и он наконец привлек ее к себе. – Ты все время что-то от меня скрывала, не договаривала – в телефонных разговорах, в письмах. Я не о том мужчине – не о нем речь. Что с тобой, Джини? Что случилось с тех пор, как ты уехала от меня? Мне казалось, у нас нет друг от друга секретов…

Паскаль на секунду умолк, обескураженно всматриваясь в ее лицо. Не дождавшись ответа, он крепко сжал обе ладони Джини и заставил ее вновь посмотреть на себя:

– Вот что мы сейчас сделаем: мы уедем. Немедленно. Хорошо? Вылетаем из Парижа вместе, первым же рейсом. Возвращаемся в Лондон, в нашу квартиру, или едем еще куда-нибудь. В спокойное место, где никто не помешает нам как следует все обсудить. Еще не все потеряно. Но действовать нужно без промедления. Прямо сейчас. Любимая, посмотри же на меня. Ну скажи хоть слово. Скажи «да».

Джини колебалась. Ее ответом было молчание. Поняв это молчание, он отпустил ее руки и отстранился от нее:

– Так ты не согласна?

– Паскаль, дай мне только день-два, и я соглашусь на все. Да, я хочу быть с тобой. Я хочу этого больше всего на свете. Но не могу уехать с тобой прямо сейчас. Умоляю тебя, не сегодня. Уехать отсюда в этот момент для меня невозможно. Мне нужно довести до конца важное дело. Я уже говорила тебе: исчезла совсем еще молоденькая девушка. И я… Я должна найти ее. Я должна найти человека, с которым она сейчас вместе. На этом человеке – две смерти. И я не могу просто взять и в одну секунду все бросить.

Снова наступило молчание. Молчание, от которого Джини стало жутко. Душа ее разрывалась от невысказанного – словно огромная массы воды, копившаяся много дней, грозила вот-вот прорвать плотину. Но она не могла произнести ни слова. Паскаль был снова вне себя от ярости. И куда только подевались нежность и обеспокоенность, только что читавшиеся на его лице…

– Понятно, – смерил он ее долгим холодным взглядом. – Одно только уточни, какое именно дело ты не можешь бросить: свою работу над статьей или того мужчину? Какое из этих двух дел для тебя важнее, Джини? Хотелось бы знать.

– Работа, – коротко ответила Джини. – Роуленд Макгуайр тут совершенно ни при чем. Я уверена, что если попрошу его, то он уедет, вернется в Лондон…

– Ты в самом деле так думаешь? Не вполне разделяю твою уверенность. Отчего-то не очень верится, что этот человек просто так согласится с тобой расстаться. Сомневаюсь, чтобы он безропотно возвратился в Лондон. Во всяком случае, по его физиономии этого не скажешь.

– Перестань, Паскаль, ты же ничего не знаешь. Он наверняка раскаивается в том, что произошло, и попытается загладить…

– Милая, ты что, за полного идиота меня принимаешь? – Вид его стал почти невменяем. – Ты думаешь, я не знаю, как ведет себя мужчина, действительно чувствующий за собой вину? Говори что хочешь – об одном только прошу: не лги. Ты же всю ночь напролет занималась с ним любовью – я это определил с первого взгляда, едва он открыл дверь. Это было ясно как Божий день, когда он благородно и вдохновенно врал, выгораживая тебя. И ты, черт бы тебя побрал, позволяла ему это делать! Господи Иисусе… – Он взмахнул рукой так яростно, что Джини отшатнулась. – Никуда он не уйдет. И нет у него желания ничего заглаживать. Скорее наоборот. Он недвусмысленно намекнул на это, когда я уходил из вашего проклятого номера.

– Да нет же, Паскаль. Ведь он тогда сказал тебе всего одно слово.

– И одного слова бывает достаточно. К тому же не важно, что он сказал. Я все по его лицу понял! Даже если бы он врезал мне с размаху, то и тогда вряд ли смог бы выразиться более красноречиво. Ты отлично знала это. И сейчас знаешь! Ты же в глаза мне смотреть не можешь. Одно из двух: ты или мне лжешь, или себе самой. Ведь вы не просто быстренько перепихнулись, после чего сразу же пожалели о содеянном. Или именно так все и было? Что скажешь, Джини?

– На этот вопрос я отвечать не стану.

– Уже ответила. – Пытаясь сдержать бешенство, он отвернулся, но тут же снова повернулся к ней лицом. – Не пытайся сделать так, чтобы решение за тебя принял он. Ты должна решить все сама. Это должен быть твой выбор. – Он выдержал паузу. – Хорошенько подумай, потому что это решение будет окончательным – его уже не изменишь ни завтра, ни через неделю. – Его взгляд, исполненный гнева и горечи, будто пронзил ее сердце. – Мы уже бывали здесь раньше, – продолжил Паскаль. – Выбирай, Джини. Можешь назвать это выбором между мною и историей, над которой ты сейчас трудишься. Самолет вылетает через час, и я улечу на нем. С тобой или без тебя. Ах, чтоб вас всех!.. – Нервы у него окончательно сдали, и он изо всех сил грохнул в стену кулаком. – Думаешь, я на колени перед тобой встану?