Константин Станиславский - Письма 1886-1917

• Название: Письма 1886-1917
• Автор: Константин Станиславский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Седьмой и восьмой тома посвящены эпистолярному наследию Станиславского. В них публикуются избранные письма Станиславского к деятелям искусства, литературы и науки, а также к родным, друзьям и ученикам, начиная с юношеских лет и кончая последними годами его жизни. Широко представлена переписка Станиславского с крупнейшими писателями, художниками, актерами и режиссерами современного театра. Письма являются ценнейшим первоисточником для изучения творческой личности Станиславского, его эстетических воззрений и общественной деятельности. Они охватывают широкий круг вопросов теории и практики современного театра, раскрывают существо эстетических взглядов Станиславского. Большинство писем публикуется впервые.

---

Да хранит вас бог. Обнимаю, нежно целую, благословляю, люблю. Киру и Игоречка – обнимаю.

Твой Костя

334. Из письма к М. П. Лилиной

1909 – 21/8 Москва

21 августа 1909

Дорогой и бесценный ангел – Маруся!

Начал. Вчера был на репетиции. Настроение довольно сонное. Никто не точит ножей для битвы. Работают добросовестно. Ворчат потихоньку на Лужского. Лужский нервничает, уверяет, что здоров, и ремесленно работает очень усердно1. Симов ничего не сделал за лето. […] Добужинский прислал три акта, их подделывают2.

Написано – судя по тому, что я видел в сарае,- прескверно, как театральный маляр. Не могу понять, в чем дело. Присланная мебель – выше всяких похвал. Кто ее делал и расписывал?! Сам ли Добужинский или новый бутафор – не знаю.

Если новый бутафор от Комиссаржевской, то он – талант. Но… ему, несмотря на все хлопоты, не разрешают жить в Москве. То немногое, что прислал Симов,- прескверно. Опять целый пол настлан. Сделана грязь и всякая ненужная лепка. Симов должен был режиссировать – ничего подобного, его и в Москве нет.

…Итак – "Анафема" не в порядке. Вчера все собрались, и была беседа с Владимиром Ивановичем. Дельная и толковая. Книппер приедет только завтра. Москвин уже здесь. Вечером ко мне приехали Москвин, Коонен, Коренева (Верочка), Болеславский и Готовцев (Беляевы) 3.

Горев болен – воспаление слепой кишки.

Прочитали 2 1/2 акта, тоже дельно.

Сегодня я освободил целый день, чтобы справить свои дела, фабрику и контору. Ничего не вышло: и Шамшин и Четвериков – заняты. Сижу на балконе, пишу письмо. Погода теплая, но то гроза, то жара. Когда жара, очень скверно, душно в городе, когда дождь при теплой погоде – хорошо.

Вечером тоже буду свободен, если не приедет Стахович и не назначат заседания.

Сегодня Москвин проходит тона с актерами.

Эти два дня спал плохо и только сегодня догадался. Оказывается, мне поставили не мою кровать из кабинета, а кровать Сулера, на которой он болел месяц. Надо признаться, кровать очень неудобная. Я разругал наших. 6 человек в доме и поленились перенести кровать сверху.

Скучаю без вас. Получил вчера твою открытку от 29-го. Спасибо, люблю, жду с нетерпением.

Как детишки? Как Кира? Обнимаю вас всех. Надежде Борисовне поклон.

Твой весь.

Костя

335*. В. В. Котляревской 4 сентября 1909

Москва

Дорогой друг Вера Васильевна!

Опять не сообразил!… Оказывается, я и Владимир Иванович с двух сторон бомбардировали Вас телеграммами и заваливали поручениями1 как раз в то время, когда у Вас в театре работа. Кому же, как не мне, легче понять это состояние: репетиция, тормошня, панихиды, спектакль. Жизни хватает только на театр, когда же к нему примешиваются новые заботы, тогда надо умирать. Как назло, случилось это совпадение. Мне совестно перед Вами и перед Нестором Александровичем, но тем более я ценю Вашу дружбу ко мне и к театру. Спасибо Вам большое за хлопоты, надеюсь, что эта трепотня не очень отозвалась на Ваших нервах. (Ведь я, дурак, не принял в соображение, что для Вас всякая смерть вызывает тяжелые воспоминания. Надо было отвлекать Вас от этого, а я толкал. Простите, я – безмозглый дурак!) Вчера должны были переслать Вам деньги из нашей конторы – в Петербург. (Ба!… Я совсем дурак. Ведь я переслал Вам 55 р., а надо было 80. Только сейчас сообразил… Ради бога, простите. Вкладываю остаток долга в это письмо, краснею и бью себя по затылку.) Потерял голову… и знаете отчего? Помните, в прошлом году я говорил Вам о творческой сосредоточенности, о круге внимания? Я так развил в себе этот круг внимания, что хожу с ним денно и нощно. Чуть под электричку не попал, у Вас украл 25 р. В нашем кабаре, где в антрактах читают шутовские телеграммы, недавно было получено следующее известие: "Станиславский замкнулся в круг. Пришлите скорее Кирилина (театральный слесарь), чтобы разомкнуть. Лилина". Ходит другой анекдот про меня. Кто-то ко мне подходит и говорит: "Константин Сергеевич, за Вами 15 рублей". Я быстро оборачиваюсь – где?., и начинаю сзади, на полу, искать эти деньги. Пишу все это, чтоб Вас рассмешить.

В театре идут преинтересные пробы. Моя система делает чудеса, и вся труппа на нее накинулась. Разрабатывается целая новая система для школы. Все повернулось шиворот-навыворот. При свидании объясню. Целую ручку и благодарю за дружбу и услугу.

Ваш К. Алексеев

Ничего не пишу о бедной и милой Ольге Николаевне, чтоб не расстраивать Вас. Жму руку Нестору Александровичу. Прилагаю с благодарностью долг – 25 р.

Оказывается, что в письме деньги не пересылаются, а надо отдельно посылать их по какому-то бланку.

336*. Н. В. Дризену 12 сентября 1909

Глубокоуважаемый Николай Васильевич!

Сегодня выехал в Петербург Юшкевич1. Он повез в цензуру свою новую пьесу с чудесным названием "Господи, помилуй нас!" В тот момент, когда театры начинают испытывать настоящий голод от полного литературного неурожая, появилась пьеса Юшкевича,- я угадываю ее на сцене и бесконечно радуюсь тому, что появился наконец писатель, который широко и как поэт взглянул на жизнь. Какие бы ни были недостатки в пьесе, в ней есть одно большое достоинство – она поэтична и молода по чувствам и темпераменту.

Если Вы поймете нетерпение голодных, Вы извините мне мое обращение к Вам.

Позвольте воспользоваться Вашей добротой и любезностью и, не злоупотребляя ими, просить Вас посодействовать скорейшему разрешению пьесы.

Если это случится скоро, Вы избавите театр от необходимости ставить другие намеченные пьесы, которые приходится играть по необходимости, а не по страсти или увлечению. За такую услугу буду бесконечно благодарен Вам; теперь же, признаюсь Вам, мне очень стыдно беспокоить Вас своей просьбой и отрывать Вас от Ваших многосложных обязанностей. В заключение письма не могу не выразить Вам моей радости и поздравлений по поводу обновления "Ежегодника". Чудесный журнал, чудесное издание2. Дай бог Вам дальнейших успехов. Не откажитесь передать мое почтение Вашей уважаемой супруге от сердечно преданного Вам и искренно уважающего Вас

К. Алексеева

12 сентября 909

Москва

337. Н. В. Дризену

3/XI 909

3 ноября 1909

Москва

Глубокоуважаемый Николай Васильевич!

Пишу в антракте между актами. Это единственное время, когда я могу заниматься своими личными делами. От 10 [до] 12 у меня ежедневно фабрика – конторские дела. От 12 до 4 1/2 репетиции. От 4 1/2 до 5 прием в театре, от 5 до 7 обед и отдых, от 7 до 11 1/2 – вечерний спектакль или репетиция. После спектакля, до 2 час. ночи, работаю над ролью1. По воскресеньям и праздникам – два спектакля. Когда же мне писать? Когда мне сосредоточиться и уйти в дорогие для меня воспоминания об Антоне Павловиче? Давно уже я собираюсь, хотя начерно, записать все, что сохранилось в памяти, но, увы, мне это не удалось сделать даже летом.

Моя переписка с Антоном Павловичем совершенно интимная. Все, что касалось постановки и пьесы, он писал Немировичу. Так было условлено.

Ваше письмо я передам Владимиру Ивановичу.

Еще раз пересмотрю всю переписку и, если найдется что-нибудь, пришлю, конечно, с разрешения семьи.

Года два назад я рассказывал все свои воспоминания об А. П. моему помощнику по режиссерству – Льву Антоновичу Сулержицкому. Он их записал и хотел издавать.

Сулержицкий кое-что писал в беллетристике и печатался в "Знании". Быть может, Вы поручите мне переговорить с ним или сговоритесь с ним письмом? Его адрес: Москва, Художественный театр.

Теперь о режиссерском отделе.

Право фотографирования постановок принадлежит исключительно московскому фотографу Фишеру (бывший Дьяговченко). По контракту только он владеет и распоряжается негативами и снимками. Что делать с материалом постановки? Эскизы декораций "Месяца в деревне", равно как и рисунки костюмов, принадлежат Добужинскому. Театр хранит только копии. Mise en scene не будет никакой. Скамья или диван, на кот[орый] приходят, садятся и говорят,- ни звуков, ни подробностей, ни деталей. Все основано на переживании и интонациях. Вся пьеса сплетена из ощущений и чувств автора и актеров. Как записать их, как передать неуловимые способы воздействия режиссеров на артистов? Это своего рода гипноз, основанный на самочувствии актеров в момент работы, на знании их характера, недостатков и пр. Как в этой пьесе, так и во всех других – эта и только эта работа существенна и достойна внимания. Все то, что говорит о деталях и реализме постановки, является случайно, в последнюю минуту, после первой генеральной.