Константин Станиславский - Письма 1886-1917

• Название: Письма 1886-1917
• Автор: Константин Станиславский
• Жанр: Биографии и Мемуары

Седьмой и восьмой тома посвящены эпистолярному наследию Станиславского. В них публикуются избранные письма Станиславского к деятелям искусства, литературы и науки, а также к родным, друзьям и ученикам, начиная с юношеских лет и кончая последними годами его жизни. Широко представлена переписка Станиславского с крупнейшими писателями, художниками, актерами и режиссерами современного театра. Письма являются ценнейшим первоисточником для изучения творческой личности Станиславского, его эстетических воззрений и общественной деятельности. Они охватывают широкий круг вопросов теории и практики современного театра, раскрывают существо эстетических взглядов Станиславского. Большинство писем публикуется впервые.

---

К. Алексеева

P. S. Вложенные в письмо ср. 25, членский взнос, получил1.

К. Алексеев

18*. Н. К. Шлезингеру

До 5 июля 1889

Москва

Николашка,

спешу, как с лучшим моим другом, поделиться с тобою своей радостью, которая, кажется, будет тебе неприятна. Я, против твоего желания, женюсь на М. П. Перевощиковой1 и влюблен в нее до чортиков. Когда ты узнаешь ее поближе, то поймешь, оценишь и полюбишь, пока же придержи язык, так как мы еще не объявлены.

Кокося

19. З. С. и К. К. Соколовым

До 5 июля 1889

Москва

Костенька и Зинавиха!

Жаль, что не могу лично сообщить вам свою радостную новость, но, уверенный в том, что вы примете ее за шутку, если не услышите от меня подтверждения, я спешу уверить вас, что я влюблен и женюсь на Перевощиковой, конечно, главным образом для того, чтобы заручиться актрисой для нашей труппы.

Ваш Кокося

20*. А. Г. Достоевской

26 февраля 1890

Москва

Милостивая государыня!

В бытность мою в СПб я имел честь получить от Вас разрешение на переделку для сцены бессмертной повести Вашего покойного супруга "Село Степанчиково и его обитатели". После многих попыток мне удалось приспособить означенную повесть для сцены, сохранив, по возможности, все то, что могло уместиться в узкие сценические рамки. Позволяю себе надеяться, что вышеуказанной переделкой я не исказил произведения Вашего покойного супруга, так как не только я не позволил себе каких бы то ни было добавок, но даже связующие слова двух сцен, взятых из разных частей повести, я, по возможности, старался выбирать из самого произведения Вашего супруга, дабы тем избегнуть пестроты и шероховатости слога.

Пьеса была послана в цензуру со следующим заголовком: "Село Степанчиково и его обитатели", сцены из повести г. Достоевского в 3-х действиях. Цензура наложила на пьесу свое безусловное запрещение к представлению. Спустя несколько месяцев я предпринимаю, по совету одного из московских литераторов, вторичную попытку, чтобы добиться разрешения пьесы, и с этой целью я посылаю ее уже под другим названием, а именно: "Фома"; изменяю имена и фамилии действующих лиц1 и с несвойственным мне нахальством подписываюсь за автора. В результате – полный успех и безусловное разрешение пьесы к представлению2. Однако, прежде чем состоится таковое, я счел своим долгом написать Вам настоящее письмо и переслать Вам пьесу (каковая вышлется на этих днях), в надежде, что Вы не откажетесь высказать мне о ней свое откровенное мнение.

В ожидании Вашего разрешения на постановку пьесы в том виде, как она Вам послана, я спешу поставить Вам на вид, что, с своей стороны, я соглашусь на таковую постановку только в том случае, если моя фамилия не будет фигурировать на афишах. Пусть последние объявят публике следующее лаконическое название пьесы: "Фома", картины прошлого в 3-х действиях.

Не откажитесь принять от меня уверения в глубоком и истинном к Вам почтении

Вашего покорнейшего слуги

К. Алексеева

26 февраля 1890 г.

Адрес: Москва, Садовая, у Красных ворот, дом С. В. Алексеева – Константину Сергеевичу Алексееву.

21* А. Г. Достоевской

10 апреля 1890

Москва

Милостивая государыня!

Я глубоко признателен Вам за присланное любезное письмо1, на которое спешу ответить Вам немедленно по возвращении в Москву.

Если переделка "Села Степанчикова" не исказила произведения Вашего супруга, то я мог бы счесть свой труд увенчанным успехом и постараться в будущем сезоне поставить эту пьесу в одном из императорских столичных театров. В Москве пьеса разошлась бы между следующими исполнителями: Фома – Садовский или Ленский; Егор Ильич – Рыбаков или Ленский; Сергей, его племянник – Южин; генеральша – Медведева; Ежевикин – Правдин или Макшеев; его дочь (для первых спектаклей упросил бы Ермолову); Сашенька – Лешковская; Мизинчиков – Музиль или Садовский; Обноскин – Охотин; Гаврила – Рябов; Татьяна Ивановна – Никулина или Уманец-Райская; Перепелицына – Садовская.

С труппой санкт-петербургского театра я плохо знаком, но полагал бы, что в Давыдове и Варламове нашлись бы главные исполнители ролей Фомы и Егора Ильича. Однако я предчувствую, что постановка пьесы на императорском театре будет сопряжена с большими затруднениями. Мне пришлось читать пьесу некоторым из артистов. Последние, привыкнув к современному репертуару, ищут прежде всего в пьесе действия, понимая под этим словом не развитие характеров действующих лиц, а развитие самой фабулы пьесы. Кстати сказать, наши артисты, особенно частных театров, подразумевают под фабулой пьесы движение или, вернее, беготню по сцене. Понятно, что при этих требованиях артисты, слышав[шие] пьесу, нашли ее малосценичной. Кто знает, может быть, и дирекция так же оценит эту пьесу и или забракует ее, или отнесется к ней без особого внимания, распределив роли между второстепенными артистами, или вычеркнет добрую половину пьесы. Если это так случится, то я бы предпочел, с Вашего разрешения, видеть пьесу в разумной и тщательной любительской постановке, тем более что эта пьеса прекрасно расходится между членами нашего московского Общества искусства и литературы. Там есть талантливые исполнители, которые отнесутся с должным вниманием к произведению Вашего супруга. Увидав эту пьесу на сцене, я уверен, что и пресса и артисты оценят ее лучше, чем они это сделали при чтении, и тогда, бог даст, пьеса попадет и на императорские подмостки. Давать же ее на искажение частным театрам мне было бы очень жаль. Любительский спектакль можно устроить в пользу весьма нуждающейся семьи покойного С. А. Юрьева2. Эта благотворительная цель привлечет всю московскую интеллигенцию и обратит на себя внимание любителей театра.

Я весьма сожалею, что, поторопившись высылкой Вам пьесы до моего отъезда из Москвы, не успел переплести ее в изящный переплет. Постараюсь исправить свою ошибку, а пока прошу Вас не отказать мне принять и сохранить для Вашей библиотеки посланный мной экземпляр пьесы "Село Степанчиково".

С истинным почтением, глубокой преданностью

К. Алексеев

Москва, Садовая, Красные ворота, д. Алексеева.

22*. Из письма к С. В. и Е. В. Алексеевым

12 апр. 90

12 апреля 1890

Москва

Дорогие папаня и маманя!

Необычайный склад дня во время праздников отучил меня распоряжаться временем, вот почему на столе у меня валяются многие начатые, но не оконченные письма к вам. Одно из них, громовое, было уже в конверте и с наклеенной маркой, готовое лететь в Вену, но телеграмма предупредила его отъезд, так как оказалось, что за границей лучше помнят русские обычаи и шутки 1-го апреля, чем у нас в белокаменной. Приходится сознаться, что мы попались и что шутка удалась вполне. Ваша телеграмма произвела страшную сенсацию – тем более что, как назло нам, в этот день погода изменилась к худшему и шел мокрый снег,- возвращаться вам было бы невозможно. Однако, если вы шутите, значит, хорошее расположение духа не изменяет вам, "что и требовалось доказать". Неужели в Ницце холодно! Не верится. Сидя здесь в Москве, я бы скорее и охотнее поверил, что вы уже начали купаться в море. Так и будет,- мне кажется, что Бориска не выдержит и окунется раз-другой в волнах Средиземного. Большое и громадное спасибо за память о нас, за капоты, кофты Марусе и приданое Асе (остановились на этом уменьшительном имени)1. Ей, так же как и нам, не дорог подарок, дорога любовь, а память о нас за тридевять земель тем более нас тронула. Пока Марусе были запрещены как чтение, так и писание и вообще всякие работы, могущие утомлять глаза, которые у нее слабы,- поэтому она и не писала к вам, но сегодня она хотела взяться за перо. Бог к нам милостив, и все идет прекрасно. Маруся терпелива и кротка и ведет себя примерно. Во все время, не сглазить бы, у нее ни разу не было жара. Девочка, слава богу, здорова и ведет себя хорошо, растет, но не хорошеет. В настоящее время Маруся уже ходит и даже обедает наверху, куда ее носят заботливые руки ее примерного супруга. Она даже начинает поговаривать о театре, куда ее притягивают мейнингенцы 2, но, увы, ей их не видать, и придется мне их посмотреть за нее. Она добрая и пускает меня иногда в театр.

…Когда вы думаете приехать? Может быть, проживете неделю или две после 1 мая; тогда встретили бы вас прямо в Любимовке. Это было бы отлично для папани. Я уверен, что он увлечется в Париже и захочет там пожить. Напомните Бориске, чтобы он привез французских пьес, которые имеют там успех. Пусть он за меня походит в Comedie, a на обратном пути, в Вене или Берлине, купит пьесу "Der Fall Clemanceau" Dumas 3. Там есть отличные роли для него, Зины и Маруси. На днях гр. Келлер приезжала просить Любу участвовать в живых картинах, которые устраиваются в большой зале Благородного собрания московской аристократией, графами и князьями. Меня звали играть в Тулу в спектакле и в новой пьесе Толстого4, но пришлось отказаться, чтоб не покинуть Марусю на два дня. За это я получил от нее разрешение на два спектакля мейнингенцев.