Висенте Бласко - Толедский собор

• Название: Толедский собор
• Автор: Висенте Бласко
• Жанр: Контркультура

---

– Тысяча двсти песетъ, Томъ!- говорилъ онъ своему сыну, молчаливому мальчику, котораго ничто не интересовало, кром сада.- Тысяча двсти песетъ! А я помню еще время, когда соборъ имлъ шесть милліоновъ ренты! Какъ же теперь быть? Плохія времена ждутъ насъ, и если бы я не былъ членомъ семьи Луна, я бы научилъ васъ какимъ-нибудь ремесламъ, и поискалъ бы для васъ работы вн собора. Но наша семья не уйдетъ отсюда, какъ другіе, предавшіе дло Господне. Здсь мы родились, здсь должны и умереть вс до послдняго въ нашемъ род.

Взбшенный противъ канониковъ собора, которые рады были, что вышли цлы и невредимы изъ революціонной передряги и потому приняли безъ протеста конкордатъ и согласились на маленькое жалованье, Эстабанъ сталъ запираться въ своемъ саду, отказываясь устраивать у себя собранія, какъ прежде. Въ саду ему было отрадно. Маленькій растительный міръ по крайней мр совсмъ не мнялся. Его темная зелень походила на сумракъ, окутывавшій душу садовника. Онъ не сверкалъ красками, веселя душу, какъ сады, стоящіе подъ открытымъ небомъ и залитые солнцемъ. Но онъ привлекалъ своей грусгной прелестью монастырскаго сада, замкнутаго въ четырехъ стнахъ, освщеннаго блднымъ свтомъ, скользящимъ вдоль крышъ и аркадъ, не видящаго иныхъ птицъ, кром тхъ, которыя носятся высоко въ воздух и вдругъ съ удивленіемъ замчаютъ райскій садъ въ глубин колодца. Растительность была въ немъ такая, какъ въ греческихъ пейзажахъ: стройные лавры, остроконечные кипарисы и розы, какъ въ идилліяхъ греческихъ поэтовъ. Но стрльчатые своды, замыкающіе садъ, аллеи, выложенныя плитами, въ расщелинахъ которыхъ росла трава, крестъ надъ бесдкой посредин, обросшей плющемъ и крытой чернымъ аспидомъ, запахъ ржаваго желза ршетокъ, сырость каменныхъ контрофорсовъ, позеленвшихъ отъ дождей,- все это придавало саду отпечатокъ христіанской древности. Деревья качались на втру, какъ кадильницы; цвты, блдные и прекрасные безкровной красотой, пахли какъ бы ладаномъ, точно струи воздуха, попадавшія изъ собора въ садъ, мняли ихъ естественный запахъ. Дождевая вода, стекающая изъ трубъ, спала въ двухъ глубокихъ цистернлхъ. Ведро садовника, разбивая на мгновеніе ея зеленую поверхность, обнаруживало темно-синій цвтъ ея глубины; но какъ только расходились круги, зеленыя полосы снова сближались, и вода снова исчезала подъ своимъ зеленымъ саваномъ и стояла мертвая, неподвижная, какъ храмъ, среди вечерней тишины.

Въ праздникъ Тла Господня и праздникъ Двы Святилища, приходившійся на шестнадцатое августа, много народа являлось съ кружками въ соборный садъ, и сеньоръ Эстабанъ позволялъ набирать воду изъ цистернъ. To былъ старинный обычай, очень чтимый толедскими жителями, которые восторгались свжестью воды въ соборномъ саду; въ остальное время имъ приходилось пить землистую воду Таго. Посщенія публики приносили въ нкоторыхъ случаяхъ небольшой доходъ сеньору Эстабану. У нero покупали буксъ для образовъ или горшки съ цвтами, предпочитая цвты изъ собора всякимъ другимъ. Старухи покупали у него лавровые листья для соусовъ или для лекарственныхъ цлей. Эти маленькіе доходы, вмст съ двумя песетами, которыя ему платилъ соборъ посл рокового уничтоженія церковныхъ привилегій, помогали ему содержать свою семью. Подъ старость у него родился третій сынъ, Габріэль, который уже въ четыре года приводилъ въ изумленіе всхъ женщинъ верхняго монастыря. Его мать увряла съ слпой врой, что онъ – вылитый портретъ Младенца Іисуса, котораго держитъ на рукахъ Два Святилища. Сестра Эстабана, Томаса, жена "Голубого" и мать многочисленнаго семейства, занимавшаго половину верхняго монастыря, восхваляла всюду необыкновенный умъ своего маленькаго племянника, когда онъ едва только научился говорить, и поражалась наивнымъ благоговніемъ, съ которымъ онъ смотрлъ на образа.

– Настоящій маленькій святой!- говорила Она своимъ пріятельницамъ.- Нужно видть, съ какимъ строгимъ видомъ онъ читаетъ молитвы. Габріэль далеко пойдетъ. Мы доживемъ еще до того, что онъ будетъ епископомъ. Когда мой отецъ былъ ключаремъ, я знала многихъ маленькихъ пвчихъ, которые теперь носятъ митру и могутъ стать толедскими епископами.

Хоръ похвалъ и восторговъ окружалъ точно облакомъ куреній дтство Габріэля. Вся семья только имъ и жила. Сеньоръ Эстабанъ, отецъ на римскій образецъ, любилъ своихъ дтей, но былъ съ ними суровъ въ воспитательныхъ цляхъ. Только съ маленькимъ Габріэлемъ онъ становился инымъ, чувствуя въ его присутствіи какъ бы возвратъ своей молодости; онъ игралъ съ нимъ и подчинялся съ улыбкой всмъ его прихотямъ. Мать бросала домашнюю работу, чтобы занимать маленькаго сына, и братья восхищались его дтскимъ лепетомъ. Старшій братъ, Томасъ, молчаливый мальчикъ, который замнилъ отца въ садовыхъ работахъ и ходилъ босикомъ зимой по грядамъ, покрытымъ инеемъ, часто возвращался домой съ пучками благоуханныхъ травъ для Габріэля. Эстабанъ, второй братъ, которому было тринадцать лтъ, пользовался нкоторымъ престижемъ среди другихъ пвчихъ за аккуратность, съ которой онъ помогалъ священнику при служеніи мессы. Приводя въ восторгъ Габріэля своей красной рясой и плоеннымъ стихаремъ, онъ приносилъ ему огарки восковыхъ свчей и раскрашенныя картинки, которыя онъ вытаскивалъ изъ требника у кого-нибудь изъ канониковъ.

Нсколько разъ маленькаго Габріэля приносили на рукахъ туда, гд стояли "гиганты", въ большую залу, устроенную между контрофорсами нэфовъ. Тамъ собраны были вс герои старинныхъ празднествъ: могучій Сидъ съ его огромнымъ мечомъ, и четыре пары, изображавшія четыре части свта – огромные манекены въ одеждахъ, изъденныхъ молью и съ продавленными головами. Когда-то они наполняли весельемъ толедскія улицы во время народныхъ празднествъ, а теперь гнили на чердакахъ собора. Въ одномъ углу стояла Тараска – страшное картонное чудовище, которое пугало ребенка, раскрывая огромную пасть, въ то время, какъ на его спин сидла и вертлась растрепанная, распутнаго вида кукла, которую ревностные католики минувшихъ вковъ прозвали Анной Болейнъ.

Когда Габріэль сталъ посщать школу, вс восхищались его быстрыми успхами. Дтвора верхняго монастыря, раздражавшая "Серебряный шестъ" – священника, который долженъ былъ слдить за благонравіемъ населенія подъ крышей собора,- смотрла на маленькаго Габріэль, какъ на чудо. Онъ научился читать почти раньше, чмъ сталъ ходить. Въ семь лтъ онъ началъ изучать латынь, и быстро ее одоллъ, точно это былъ его родкой языкъ. Въ десять лтъ онъ велъ споры съ священниками, приходившими въ садъ, и они любили возражать ему, вызывая его на интересные отвты.

Старикъ Эстабанъ, который уже сильно ослаблъ и сгорбился, улыбался, очень довольный своимъ послднимъ сыномъ.

– Онъ будетъ гордостью семьи,- говорилъ старикъ.- Онъ Луна и можетъ поэтому безбоязненно стремиться ко всему; у насъ въ семь были даже папы.

Каноники уводили мальчика въ ризницу до начала службы и разспрашивали объ его ученіи. Одинъ священникъ, спужившій въ канцеляріи архіепископа, представилъ его кардиналу, который, поговоривъ съ нимъ, далъ ему горсть миндалей и общалъ ему стипендію для того, чтобы онъ могъ учиться безвозмездно въ семинаріи.

Семья Луна и вс ихъ родственники, близкіе и далекіе, составлявшіе почти все населеніе верхняго монастыря, обрадовались этому общанію. Чмъ бы и могъ стать Габріэль, какъ не священникомъ? Для этихъ людей, связанныхъ съ соборомъ съ самаго рожденія, и считавшихъ, что толедскіе архіепископы сзмые могущественные люди на свт, единственнымъ мстомъ, достойнымъ талантливаго человка, была церковь.

Габріэль поступилъ въ семинарію, и его семь казалось, что съ его отъздомъ верхній монастырь совершенно опустлъ. Кончились вечернія собранія, на которыхъ звонарь, церковный сторожъ, ключари и другіе служители церкви слушали Габріэля, который яснымъ отчетливымъ голосомъ читалъ имъ или житія святыхъ, или католическія газеты, прибывшія изъ Мадрида, или иногда "Донъ-Кихота" изъ книги въ пергаментномъ переплет, напечатанной стариннымъ шрифтомъ. Эта старинная книга была фамильной драгоцнностью въ семь Луна и переходила отъ отца къ сыну.

Въ семинаріи Габріэль велъ однообразную жизнь, подобающую трудолюбивому студенту; онъ побждалъ своихъ оппонентовъ на богословскихъ диспутахъ, получалъ награды и его ставили въ примръ товарищамъ. Отъ времени до времени кое-кто изъ канониковъ, преподававшихъ въ семинаріи, заходили въ соборный садъ.

– Вашъ сынъ отлично учится, Эстабанъ,- говорили они.- Онъ первый во всемъ, и къ тому же скроменъ и набоженъ, какъ святой. Онъ будетъ утшеніемъ вашей старости.

Садовникъ, который все боле и боле старился и слаблъ, качалъ головой. Успхи своего сына онъ надялся увидть только съ высоты небесъ, если бы Господь вознесъ его къ себ. Онъ зналъ, что умретъ раньше, чмъ его сынъ выйдетъ въ люди. Но это не огорчало его,- останется семья, которая будетъ наслаждаться торжествомъ Габріэля и возблагодаритъ Господа за его милости.