Тит Ливий - История Рима от основания Города

• Название: История Рима от основания Города
• Автор: Тит Ливий
• Жанр: Античная литература

Тит Ливий (Titus Livius, 59 до н. э., Патавий, ныне Падуя – 17 н.э., там же) – один из самых известных римских историков, автор чаще всего цитируемой «Истории от основания города» («Ab urbe condita»), несохранившихся историко-философских диалогов и риторического произведения эпистолярной формы к сыну.

Oсновоположник так называемой альтернативной истории, описав возможную борьбу Рима с Александром Македонским если последний прожил бы дольше. Образцами совершенного стиля Ливий называл Демосфена и Цицерона.

Ливий происходил из состоятельной семьи, в ранней молодости приехал в Рим, где получил хорошее образование, после чего занялся философией, историей и риторикой. Хотя близкие отношения связывали его с Августом, Ливий не принимал деятельного участия в политической жизни. После 27 до н. э. Ливий начал работать над фундаментальной работой по истории Рима в 142 книгах, в которой верил в нравственные ценности и в которых видел залог возрождения Рима и в то же время, разделяя взгляды стоиков, верил в фатум. В сохранившихся книгах помещено около 40 речей исторических и полулегендарных фигур. Хронологически ливиев стиль представляет собой промежуточный этап между классическим и так называемой латынью серебряного века Империи. О Ливии с уважением отзывались оба Сенеки, Квинтиллиан и Тацит, а труды использовали Валерий Максим, Анней Флор, Лукан и Силий Италик.

Николо Макиавелли написал «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия».

Единственный сохранившийся труд Тита Ливия «История Рима от основания города» охватывает события римской истории от легендарных её истоков до гражданских войн и установления империи, т. е. эпохи современником которой был автор.

Из 142 книг до нашего времени дошло 35 книг – с первой по десятую и с двадцать первой по сорок пятую, освещающие события до 293 и с 219 до 167 г. до н. э.О содержании других книг известное представление дают созданные ещё в древности краткие их изложения – «периохи», или «эпитомы». Перевод их также включен в настоящее издание.

Настоящее издание подготовлено коллективом переводчиков – филологов-классиков и историков античности.

Содержит обширную пояснительную статью Г. С. Кнабе.

---

28. (1) Затем были консулами Марк Фабий Дорсуон и Сервий Сульпиций Камерин [345 г.]. Тут из-за внезапного набега аврунков началась с ними война, (2) и тогда, опасаясь, не было ли это деяние одного народа исполнением умысла всего латинского племени, поступили так, как будто весь Лаций уже взялся за оружие: назначили диктатора Луция Фурия, а он объявил начальником конницы Гнея Манлия Капитолина. (3) Как обычно при большой опасности, были закрыты суды, произведен поголовный набор и легионы как можно поспешней двинуты в земли аврунков. Там встретили скорей лихих разбойников, нежели отважных противников, так что в первом же столкновении война была решена. (4) И все же диктатор, видя, что неприятель сам пошел войной и принял бой не колеблясь, почел за нужное заручиться поддержкой богов и в разгар битвы дал обет возвести храм Юноне Монете71; а возвратясь с победою в Рим, он сложил с себя диктаторскую власть, потому что был связан данным обетом. (5) Чтобы выстроить этот храм, достойный величия римского народа, сенат повелел избрать дуумвиров; место отвели в самой Крепости, на участке, где прежде стоял дом Марка Манлия Капитолина72. (6) Консулы тем временем, взяв для войны с вольсками войско диктатора, захватили врасплох неприятельский город Copy.

Через год после обета в третье консульство Гая Марция Рутула и второе – Тита Манлия Торквата [344 г.] храм Монеты был освящен. Тотчас (7) вслед за освящением храма произошло чудо, подобное древнему чуду на Альбанской горе73: шел дождь из камней, и, казалось, ночь наступает среди дня; поскольку все граждане были объяты страхом перед богами, то, справившись в книгах74, сенат решил назначить диктатора для учреждения торжеств. (8) Назначен был Публий Валерий Публикола, а в начальники конницы ему дали Квинта Фабия Амбуста. Было решено, чтобы не только римские трибы, но и соседние народы тоже участвовали в моленьях, и для них установили порядок, кому в какой день молиться.

(9) Как сообщают, в этом году [343 г.] народ вынес суровые приговоры ростовщикам, привлеченным эдилами к суду. И без каких-либо достойных упоминания причин дело дошло до междуцарствия. (10) А при междуцарствии – так что может показаться, это и было задумано – обоих консулов избрали из патрициев: Марка Валерия Корва в третий раз и Авла Корнелия Косса.

29. (1) С этих пор речь пойдет уже о более значительных войнах, так как сражались с врагами более сильными, в краях более отдаленных и по времени много дольше. Дело в том, что именно в этом году пришлось обнажить мечи против самнитов, племени многолюдного и воинственного; (2) за самнитской войной, ведшейся с переменным успехом, последовала война с Пирром, за Пирром – с пунийцами75. Сколько вынесли! Сколько раз стояли на краю гибели, чтобы воздвигнуть наконец эту, грозящую рухнуть, державную громаду!76.

(3) Впрочем, причина войны самнитов и римлян, связанных дотоле союзом и дружбою, явилась извне, а не возникла меж ними самими. (4) Когда самниты, пользуясь превосходством сил, беззаконно напали на сидицинов77, те вынуждены были в своей слабости искать помощи у сильнейших и заключили союз с кампанцами. (5) Так как кампанцы могли разве что зваться, но никак не быть защитой союзников, то они, расслабленные роскошью, были разбиты закаленными в битвах здесь же, на сидицинской земле. После этого на них навалилось все бремя войны: (6) ибо самниты, оставив сидицинов, разумеется, напали на самый оплот своих соседей – на кампанцев, победа над которыми была столь же легкой, а добычи и славы сулила поболе. Сильным отрядом они заняли Тифаты – холмы, господствующие над Капуей, построились четырехугольником и спустились оттуда на равнину, лежащую между Капуей и Тифатами. (7) Здесь произошло новое сражение: и кампанцы, вновь разбитые, загнанные за городские стены, не видя кругом никакой надежды, так как перебита была лучшая часть молодежи, вынуждены были просить помощи у римлян.

30. (1) Представ перед сенатом, послы сказали примерно следующее: «Народ кампанский отправил нас к вам, отцы-сенаторы, просить у вас дружбы навеки, подмоги на сегодня. (2) Если бы в благоденствии искали мы вашей дружбы, то завязать ее было бы проще, но узы ее были бы слабее; в самом деле, помня, что к дружбе мы пришли на равных, мы были бы вам, пожалуй, столь же дружественны, как и теперь, но не столь покорны и послушны; (3) ныне же, взысканные вашим состраданием и защищенные вашей помощью в трудный час, мы должны будем принять и чтить вашу дружбу как благодеяние, чтобы не прослыть неблагодарными и недостойными заступничества ни от богов, ни от людей.

(4) И клянусь Геркулесом: если самниты сделались вам друзьями и союзниками раньше, то, по-моему, это не значит, что вы должны отказать нам в дружбе, но только значит, что самниты в силу давности союза стоят выше нас: в самом деле, ведь договором с самнитами не предусмотрено, чтобы вы не заключали новых договоров. (5) Установление дружбы всегда было достаточно для вас оправданно, если просивший об этом хотел быть вам другом. (6) Мы, кампанцы, хотя нынешний удел наш и не позволяет нам важничать, ни одному народу, кроме вашего, не уступаем ни многолюдством города78, ни плодородьем пашен и потому, вступив в дружбу с вами, станем немалым, я думаю, приращением к вашему достатку. (7) У эквов и вольсков, извечных врагов сего Города, мы окажемся в тылу, стоит им зашевелиться; и ради вашей власти и славы мы всегда будем делать то, что вы сделаете сейчас для нашего спасения. (8) Покорив племена, разделяющие нас, – а тому, что это скоро сделается, порукой доблесть ваша и счастие – вы распространите свое владычество непрерывной полосою вплоть до наших земель. (9) Горько и прискорбно признаться, к чему вынуждает наш удел: до того уже дошло, отцы-сенаторы, что мы, кампанцы, должны принадлежать или друзьям или недругам: (10) если заступитесь, мы ваши, если покинете, достанемся самнитам! Подумайте же, что для вас лучше, чтоб вашу мощь или самнитскую умножили Капуя и вся Кампания? (11) Справедливость требует, римляне, чтобы на всех распространялось милосердие ваше и ваше заступничество, но особенно на тех, кто, защищая сверх собственных сил других, взывавших к состраданию, сами все оказались вынуждены просить защиты. (12) Впрочем, только на словах мы воевали за сидицинов, на деле же мы защищали самих себя, так как видели, что беззаконный разбой угрожает пока что соседнему народу, но, спалив сидицинов, пожар этот перекинется на нас. (13) И разумеется, сейчас самниты идут воевать нас не потому, что страдают от нанесенной им обиды, а затем, что рады представившемуся поводу. (14) Если бы они хотели выместить гнев, а не воспользоваться случаем насытить свою алчность, то разве мало им было гибели наших легионов сперва на сидицинской земле, а потом и в самой Кампании? (15) Что же это за гнев столь неукротимый, что даже кровь, пролитая в двух сраженьях, не могла его утолить? А опустошенные поля, полоненный люд, угнанный скот, усадьбы, разрушенные и сожженные, все опустошения от огня и меча – неужели этого мало для их ярости? (16) Нет: это алчность их ищет утоленья, это она влечет их к осаде Капуи: разрушить прекрасный город или завладеть им – вот их желание. (17) Лучше вы, римляне, возьмите Капую за благодеяние ваше, но не допускайте владеть ею самнитов за их злодейство! Я говорю перед народом, который не уклоняется от праведных войн; но я думаю, что даже войну вести вам не придется, пообещайте вы только нам свое заступничество. (18) Самниты на всех смотрят свысока, включая нас, но выше не посягают. Так что даже в тени вашей защиты можем мы укрыться; а потом все наше достояние и само наше существование – все это мы будем считать вашей собственностью. (19) Для вас мы будем возделывать кампанские поля, для вас будет шуметь многолюдством город Капуя, мы будем чтить вас, как чтим основателей города, предков, богов бессмертных; ни одно поселение ваше не превзойдет нас покорностью и верностью. (20) Склонитесь же к нам, отцы-сенаторы, изъявите кампанцам свою непреложную волю79 и дайте нам надеяться, что Капуя останется цела и невредима. (21) О если бы знали вы, сколь многолюдные толпы всякого звания провожали нас сюда! Сколько обетов и рыданий неслось нам вослед! И как ждут нас сейчас сенат и народ Капуи, жены наши и дети! (22) Я уверен: все они стоят сейчас, столпившись у ворот, и глядят на дорогу, ведущую отсюда. Какое же известие, отцы-сенаторы, прикажете вы передать этим людям, дрожащим от страха перед своей неведомою участью? (23) Один ответ несет с собою спасенье, победу, свет и свободу; другой – такое, что страшно вымолвить. Так что судите и решайте, станем ли мы вашими союзниками и друзьями или вовсе перестанем существовать».

31. (1) Когда послы удалились и сенат держал совет, то, несмотря на мнение многих, что величайший и богатейший город Италии, плодороднейшие и близкие к морю земли80 станут житницею Рима на случай недорода, все-таки выше стольких выгод осталась верность, и консул от имени сената дал такой ответ: