Александр Соколов - Меншиков

• Название: Меншиков
• Автор: Александр Соколов
• Издательство: Центрально-Черноземное книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993

Исторический роман об известном российском государственном деятеле, сподвижнике Петра Первого — Александре Даниловиче Меншикове (1673–1729), о его стремительном восхождении к богатству и славе, его бурной, беспокойной жизни и драматическом конце.

---

И Меншиков склонен был считать такие изъявления чувств вполне искренними.

— В самом деле, — полагал он, — весь род Долгоруких стал снова в почете. Что им еще нужно? Ведь доведись, пришел бы к власти кто-нибудь из Голицыных, так разве сделал бы он такое для Долгоруких?.. Перегрызлись бы они, как собаки!..

Но не так думали «обласканные» и приближенные к императору Долгорукие. Фавор Меншикова весьма непрочен, соображали они. Предположим, что кто-то внушил бы мальчику-императору, что он неограниченный правитель, убедил бы его в этом. Что бы последовало? У мальчика непременно явилась бы мысль: «А по какому же праву этот выскочка командуем мной?» Мальчик неохотно учится, любит погулять, попалить, но на все это нужно спрашивать разрешения у Александра Даниловича и частенько получать отказ. Почему? Надо показать Петру Алексеевичу, как может весело жить государь: втянуть его в «остренькие» забавы, увлечь верховой ездой, псовой и соколиной охотой. А тем временем — и, конечно, речь должна идти о непродолжительном периоде — надо постараться внушить ему, что распоряжения пирожника, сына конюха, не могут и не должны являться законом. Мало того — надо дать Петру Алексеевичу ясно понять, что распоряжения такого человека, как Меншиков, прямо-таки унижают достоинство императора!

Юный государь сильнее и сильнее привязывается к своему воспитателю Андрею Ивановичу Остерману. «Пусть! — согласно решили все Долгорукие. — Этот немец сам себе не враг. С ним не только можно поладить, но при его помощи удобнее всего, пожалуй, привести Петра к нужной, необходимой мысли: „А по какому праву Меншиков отказывает мне в удовольствиях?“ Андрей Иванович — другое дело: он воспитатель, умнейший, ученейший человек, лучше Меншикова знает, что надобно делать, но и он не отказывает».

Вот при такой обработке столкновения между Петром и Данилычем наступят сами собой. И тогда Меншиков очутится в таком страшном положении, в каком он отродясь не бывал. Действительно, при первом императоре у него было два великих защитника — Екатерина и сам Петр. А теперь?.. Кто его теперь защитит?

Меншиков же, точно убаюканный лестью высокородных, изъявлениями «искренней благодарности» и «рабской преданности» их, уверенный в непоколебимости принятых им мер по упрочению своего положения, совершенно не думал о том, чтобы заслужить любовь или хотя бы расположение опекаемого мальчика-императора. Он беспечно «отпустил вожжи», и… их «мягонько» подобрал Андрей Иванович Остерман.

В юном Петре Александр Данилович видел только двенадцатилетнего мальчика, от которого он, как опекун, вправе требовать повиновения. Он настоящим образом понял свои обязанности по отношению к опекаемому — понял, что мальчику надо много и упорно учиться, чтобы стать достойным преемником своего великого деда.

Понимал это и воспитатель молодого царя Остерман. Но хитрый немец еще лучше понимал свои личные выгоды. Он-то отлично себе представлял, что главное — это приобрести расположение своего питомца, а для этого достаточно выказывать снисходительность, «не налегать» с учением и в случае чего свалить всю вину на Александра Даниловича — де и рад бы послабление сделать, но… опекун…

Совершенно иначе поступал Меншиков. Не потакая стремлению Петра к удовольствиям, он требовал от него отчета в поступках и поведении.

— Учиться! — внушал он ему. — Много, прилежно учиться, ибо «зелен виноград — не вкусен, неучен человек — неискусен!» — как любил говорить дед-император. А мудрее его государя во всем свете сыскать невозможно!..

И Остерман представляет на утверждение опекуна прекрасный план обучения Петра Алексеевича. В план входили: древняя история, «персидская, ассирийская, греческая и римская до самых новых времен» по Ягану Гибнеру и Биллерзаалу; новая история по Пуффендорфу; география «отчасти по глобусу, отчасти по ландкартам показывать, и к тому употреблять краткое описание Гибнерово; математические операции, арифметика, геометрия и прочие математические части и искусства из механики, оптики и прочего». Предусмотрены были и забавы и игры, исходя из расчета — «делу время, а потехе час»; так, «обозначены» были в плане обучения «концерты музыческие, стрельба, бильярд, ловля на острову (охота)».

Первое время мальчик покорно подчинялся контролю. При жизни деда он находился в тени; при нем не было особого штата придворных, его не развращали преклонением, лестью. В Меншикове он привык видеть такого всесильного человека, такого распорядителя всем, перед которым все преклоняются. Наконец, он был уверен, что обязан ему возведением на престол.

Скоро, однако, Петр начинает смотреть на все иными глазами. Ему так часто, так красноречиво напоминают, что он самодержавный император, что он может делать все, что ему угодно…

Все, что угодно!.. Но ведь это злая насмешка! Он вовсе не хочет учиться, он любит верховую езду… А охота! Что может быть интереснее, увлекательнее охоты?..

Вот князь Алексей Григорьевич Долгорукий, добрейший человек, — так тот говорит, что в древние времена охота считалась лучшим учением для воинов, она подготовляла их к тягостям и опасностям боевых походов… Учением!.. Почему же Меншиков не одобряет такое ученье?

Спросил как-то Петр об этом у барона Андрея Ивановича, тот взметнул брови, развел руками, плечами пожал — ничего не сказал… Тоже, видно, боится… А через несколько дней…

Было так. Андрей Иванович осведомился:

— Ну, а как у вашего величества дела с арифметикой?

— Понимаете, Андрей Иванович, я все задачи решил и положил листки вот здесь, у открытого окна. Ветер подул, и… они улетели.

Андрей Иванович понимающе улыбнулся.

— Это не страшно. Ежели вы уже раз задачи решили, то второй раз решить их — ничего не стоит. Вот еще чистые листки, начинайте. Хотя… нет, — глянул он на сразу вытянувшееся лицо ученика, — я, пожалуй, сегодня поведаю вам об одной из древнейших потех. — И он сам в этот раз, без всякой просьбы ученика, больше часа рассказывал об охоте. Вот добрый человек, мягкое сердце, умная голова!..

— Древние греки верили в то, что когда-то, тысячи четыре лет тому назад, на земле, помимо людей, жили еще разные боги, — говорил Остерман, как обычно, мягко, размеренно, отирая без особой надобности свои пухлые губы шелковым китайским платком, — Боги эти, как вам уже известно, — кивал в сторону ученика-императора, — сладко ели, мягко спали, больно дрались, непристойно ругались, весело плясали, шумно пировали, любились…

Великим обольстителем божественных красавиц среди них почитался Юпитер. Любопытным похождениям этого бога не было ни конца, ни меры. Среди обольщенных Юпитером небесных красавиц была богиня Латона. Ухаживая за ней втихомолку от своей супруги Юноны, Юпитер всячески окольными путями пробирался в ее владения, на остров Делос, и там… — Андрей Иванович поднял правую бровь, улыбнулся, сокрушенно покачал головой и торопливо пробормотал: — И там веселился Юпитер с богиней Латоной, как мог…

— Вскоре иль вдолге, — продолжал учитель, медленно прохаживаясь взад-вперед, — у Латоны появилось потомство: мальчик Аполлон и девочка Диана — дети Юпитера… Диана выдалась крепкой, пригожей девочкой-скромницей. И дала она обет остаться непорочной девой навек. С малых лет пристрастилась Диана к охоте. Главный бог, Громовержец, бог богов Юпитер, балуя любимицу, дал ей волю бродить по горам и лесам за красной дичью, подарил ей тонкий лук, колчан с позлащенными стрелами.

Когда Диана подросла и окрепла, легок стал ей этот подарок, и отправилась тогда она на остров Линаро, к циклопам, искусным мастерам оружейным. Циклопы сделали ей новый лук, колчан, отковали чудесные стрелы. В новых охотничьих доспехах явилась она в Аркадию, в леса веселого Пана, плясуна, музыканта, и тот подарил ей своих наилучших оленегонных собак.

С той поры, — ровно, мягко, точно журчал по камешкам ручеек, рассказывал Андрей Иванович, — как только брат ее Аполлон сходил с Олимпийского неба, целыми ночами напролет по лесам, долинам, горам раздавались звуки охотничьего рога Дианы и лай ее псов.

Вволю натешившись, Диана к восходу солнца снова поднималась на небо. Там, на Олимпе, в жилище богов, она, сняв доспехи свои, отправлялась в храм пиршества и, сидя рядом с братом своим Аполлоном, услаждалась веселыми плясками, музыкой, песнями. Скоро и среди грешных людей появились охотники, «жрецы Дианы», как они стали себя называть. Диану они возвели в сан богини охоты, заступницы всех охотников.

Красота Дианы многих прельщала, но богиня ни на кого не хотела глядеть. Тайно от всех она любила только одного добра молодца, одного его — и то спящего, — она ласкала, перебирала его белокурые волосы, целовала в сомкнутые синие очи. Этим человеком был красавец пастух Эндимион. Раз один из охотников, Актеон, застал Диану купающейся со своими прислужницами-нимфами. Раздвинув тростник, Актеон решил полюбоваться красотой богини, но… Диака его сразу увидела, гневно плеснула водой на охотника, и Актеон превратился в оленя. Охотник-олень был немедля растерзан своими же псами.