Анхель де Куатьэ - Дитя с зеркалом

• Название: Дитя с зеркалом
• Автор: Анхель де Куатьэ
• Издательство: Издательский Дом "Нева"
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2005

Мудрость — двуликий Янус. Одно Её лицо — знание, другое — опыт. Пережить духовный кризис — это значит получить опыт Мудрости. Опыт, после которого смерть перестаёт быть смертью. Жизнь рождается заново, а душа обретает силу. Смерть во имя рождения. Опыт переоценки всех ценностей. Крушение кумиров, гибель богов, утилизация иллюзий… Мы уходим, чтобы вернуться. Мы возвращаемся, чтобы быть навсегда. Таков опыт духовного кризиса, таков опыт Духа. Опыт, без которого Мудрость — лишь игра отражений, лишь иллюзия смысла, лишь пустая забава, «ДИТЯ С ЗЕРКАЛОМ».

Свобода — это взгляд в лицо собственному страху!

«Я гонялся за солнечным зайчиком, за каким-то слабым отблеском, лучиком… Я, окружённый со всех сторон ярким солнечным светом! Бездной Света!»

Сайт в Интернете, посвящённый Анхелю де Куатьэ: www.FourZero.net

---

Пора спать. Сон — апогей одиночества. Пусть будет сон…

Мне приснился сон, хотя сны мне почти не снятся. Мне снилось.

Маленький мальчик, кудрявый как ангелочек, с большими голубыми глазами, шустрый, весёлый, смеющийся, подошёл ко мне и показал зеркальце. Он словно хвастался им, как умеют хвастаться любимой игрушкой маленькие дети. Он покрутился вокруг меня, а потом побежал прочь, взобрался на гору, поймал зеркальцем и направил на меня солнечный зайчик. Свет на мгновение ослепил меня и тотчас скользнул дальше. Не знаю почему, но в этот миг мне отчаянно захотелось во что бы то ни стало поймать это солнечное отражение, и я побежал. Казалось, я обезумел! В костюме и при галстуке, как оголтелый я гонялся по бескрайнему изумрудно-зелёному полю моего сна и ловил этот то падающий на меня, то вновь ускользающий солнечный зайчик.

Мальчик смеялся. Он смеялся весело, задорно, заливался, как маленький колокольчик. Были моменты, когда и я отвечал ему тем же — в короткие секунды моего обладания светом, — но счастье моё было мимолётным. Через какое-то мгновение пятнышко света срывалось с места и вновь покидало меня, а я, не успев перевести дыхание, снова бросался за своей добычей.

В этом сне были безысходность, отчаяние — болезненное, дикое. Я бежал, выбивался из сил, задыхался, падал, закусывал губу, вставал и снова бежал. Я ловил, но не обретал, я гнался и не находил.

Подумать только, я гонялся за каким-то слабым отблеском, за лучиком, зайчиком, я, окружённый со всех сторон ярким солнечным светом! Бездной света!

Безумие, которому я оказался не в силах противостоять, открылось мне внезапно, с окончанием игры: нужно остановиться. Поздно, игра закончена.

Я уже не спал, но ещё и не проснулся полностью. В моей голове сверкали, подобно вспышкам, слова Заратустры: «Нет смерти в смерти, смерть только в жизни — смерть», «Ваше желание — это свет, но вы не знаете своего хочу», «Суета мелочна», «Возможность есть», «Танец больше, чем жизнь», «Целомудрие — это близость», «Сердце эгоиста полно», «Радуйся движению», «Не бойтесь смерти, страшащиеся, вы уже мертвы», «У вас одна жизнь», «Хочешь — действуй», «Внешнее иллюзорно», «Все ценности уже есть», «Мир создан для Двух»…

Слова… Много солнечных зайчиков. Зачем мы обмениваемся словами, этими коронованными пустотами? Что мы хотим донести другому своим нескончаемым говорением? Мысль, учение, мнение? Святая наивность!

«Моё учение в опасности», — как смешна эта фраза! С равным волнением можно, вскинув руки, театрально воскликнуть: «Взгляните, какой ужас — крот ослеп!» Комично.

Мы обмениваемся словами, а мысль остаётся внутри — невысказанной, неразъяснённой, неясной. Неизбежного не избежать, а невозможное невозможно. Надо ощутить, надо стать, надо быть, причём самому.

Слово — это только пусковое звено, и запускает оно лишь тот процесс, который уже есть, который уже готов, который уже созрел и даже идёт своим чередом, но пока ещё слишком медленно, слишком вяло, скрыто, чтобы мы могли его заметить.

И это другой процесс Другого, слово — лишь эстафетная палочка, лишь символ. Здесь нет со-общения, здесь только условность.

Слово никогда не сравнится с опытом. Кто не знает, что ощущать самого Себя — счастье, тому не объяснишь этого словами, не расскажешь, не покажешь на пальцах. Счастливый несчастному не товарищ…

Мысль — это лишь слабое течение в бесконечном пространстве одиночества, одинокий Гольфстрим в холодном, бескрайнем арктическом океане. Зачем мы говорим внутри собственного холода?

Разговор — это способ получить удовольствие, это не близость, это только суррогат близости, ибо нет близости на словах и в словах её тоже нет, она затерялась между слов, она затерялась.

«Новая речь» — это лишь новая форма в прежнем жанре. Содержание, поскольку нельзя его передать, даже более пусто, чем голая форма. Слова не позволяют переступить грань одиночества.

Разговор — это способ развлечься, это возможность развлечь. Иногда эта возможность блаженна, иногда мучительна. Избежать мучительности разговора — вот задача чуткого, и для этого он просто не должен ставить перед собой цели донести в разговоре мысль.

Зачем, скажите на милость, заранее обрекать себя на разочарование? Но как всё-таки хочется понять и быть понятым! Как хочется говорить с Другим! Как ни хотеть соприкоснуться с Ним своей мыслью? Передать ему самое дорогое из того, что кажется тебе дорогим… Но ведь Другой всё равно не примет твоего дара, он ведь Другой.

Допустить, что твоя мысль может быть принята другим так, как её понимаешь ты, значит отказать другому в праве быть Другим, значит отказать себе в радости ощущать Другого. Таким образом, называющий себя влюблённым уничтожает своей псевдолюбовью возлюбленного — вот в чём вся чудовищность этой мистификации!

Между Сциллой и Харибдой смерть неизбежна. Так, может, не плыть? «Нет любви, есть лишь контакт», — так говорил Заратустра. Это ли он имел в виду?

Как идти навстречу, если не знаешь направления? Если слова — лишь миражи, что же тогда укажет мне путь? Может быть, мне не нужно никуда идти?

Разве движение не есть иллюзия?

Буря, буря, буря… Молнии, сверкающие молнии, гром.

Я в пустоте. Странное дело, я уже не хочу говорить. Я не хочу даже слушать.

Заратустра всё сделал правильно: мне нужно, чтобы он уехал. Нельзя потерять то, чем не обладал.

Нужно остановиться, перестать искать. Всё уже есть. Оглядеться, мне нужно оглядеться. Стоп.

Минула неделя. Я хожу на работу, смотрю на людей. Самое загадочное — это благодарность. Всякий раз удивляюсь, когда меня благодарят за помощь. Чем я помог? Разве что остановиться. Может быть…

От Зара стали приходить письма. Вот они…

НА БЛАЖЕННЫХ ОСТРОВАХ

Соловки

Привет! Не ожидал? Наверное, тем более приятно, правда?

Меня занесло на Соловецкие острова: блаженное место, доложу тебе! И как хорош северный ветер, что обнимает здесь скалы! Как красна здесь рябина! Ягоды сочные, кисло-сладкие. Ими питаются птицы, весело щебеча, но люди не знают, как хороши плоды рябины. Что ж удивляются они неспособности своей летать? Странное дело!

Мир вокруг нас полон, но кто замечает его исполненность? Кто поистине дорожит тем, что имеет? Странно, что не знаете вы слова «довольно», а ведь единственное, чего недостаёт человеку, чтобы быть Человеком, — это слова «довольно»!

Ты уже думаешь о Боге? Если нет, то ещё не так плохо тебе, как ты думаешь. Так заключаю я, ибо здесь, на блаженных островах этих, повстречал я людей в чёрном, которые разъяснили мне, что есть этот ваш Бог.

В одиночестве, в болезни, в печали и разочаровании принято у вас думать о Боге — вот что я понял из слов их.

Долго слушал я речи чёрных людей этих. Думали они, что проповедуют мне Бога своего, но говорили они о себе, восторгающиеся своими чувствами. И вот, что ответил я им на слова их: «Бог ваш — соломинка ломкая, а не радость. Создали вы Бога вашего из страданий ваших: Бог ваш страдает, и вам заповедует Он страдать. Монстра, но не Бога придумали вы себе. Да и разве можно выдумать Бога? Разве лист родит дерево, а не дерево лист? Не можете вы выдумать Бога, вы или знаете Его, или нет. Но можете ли вы знать, не выдумывая?

О чём же думаете вы, когда думаете о Боге, если не можете вы думать о Нём? Зачем хвалитесь вы познанием своим Бога вашего, если в познании собственных заблуждений только и преуспели вы?

Это вы, выдумщики и гордецы, создали Бога вашего по образу и подобию своему, а не Он вас! И клевещете вы на Отца вашего, ибо не созидает Бог, но созидается! В силах ли вы понять это? И в силах ли вы понять, что значит понять это?

Бога своего приспособили вы весами быть вашими. Верх и низ исчисляете вы от Бога, словно бы Он точка на плоскости или линейка на парте у школьника. Время отсчитываете вы Богом, будто Он часовая стрелка, часовой механизм или часовщик. Добро и зло не измерить вам, если бы не гирька под названием «Бог». За что ж так не любите вы себя, что даже Бога вашего готовы разменять вы на медяки?

Зачем хотите вылущить вы Бога вашего? Разве не ясно вам, что нельзя выделить всё из всего? Не может Он быть неизменным, ибо вы сами меняетесь, не может Он быть приходящим, ибо нельзя прийти в себя самого, и не может созидать то, что само созидается, а Он — то, что созидается!»

Так говорил я с чёрными людьми, что живут на блаженных островах этих. Но сердились они на меня, и ещё пуще сердились они, когда сказал я: «Быть человеком — значит быть эгоистом!» «Слово моё — «эгоист» — коробит слух ваш, но что поделать! — так говорил я с этими людьми чёрными, смеясь, как дети смеются. — Думаете вы, что зазорно быть эгоистом?

Вот мне, право, смешно глядеть на ваши мысли худые: они подобны кротам, что суетливо ползают по озарённой солнцем поляне и стукаются друг о друга своими покатыми лбами! Тише, так перебьёте вы свой любимый фарфор! Как вы будете потом кушать?!