Анхель де Куатьэ - Дитя с зеркалом

• Название: Дитя с зеркалом
• Автор: Анхель де Куатьэ
• Издательство: Издательский Дом "Нева"
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2005

Мудрость — двуликий Янус. Одно Её лицо — знание, другое — опыт. Пережить духовный кризис — это значит получить опыт Мудрости. Опыт, после которого смерть перестаёт быть смертью. Жизнь рождается заново, а душа обретает силу. Смерть во имя рождения. Опыт переоценки всех ценностей. Крушение кумиров, гибель богов, утилизация иллюзий… Мы уходим, чтобы вернуться. Мы возвращаемся, чтобы быть навсегда. Таков опыт духовного кризиса, таков опыт Духа. Опыт, без которого Мудрость — лишь игра отражений, лишь иллюзия смысла, лишь пустая забава, «ДИТЯ С ЗЕРКАЛОМ».

Свобода — это взгляд в лицо собственному страху!

«Я гонялся за солнечным зайчиком, за каким-то слабым отблеском, лучиком… Я, окружённый со всех сторон ярким солнечным светом! Бездной Света!»

Сайт в Интернете, посвящённый Анхелю де Куатьэ: www.FourZero.net

---

Всё, чего добивается человек, есть цель его. Потому о целях действительных судят ретроспективно. Те мудрецы, что были обласканы — желали быть обласканными. Видно, не любили матери их, что так теперь жаждут они ласки. Пусть же будут они обласканы!

Нашли обласканные мудрецы ту мудрость, что была ко времени и воспели её, но не мудрость сама по себе была целью их.

Всякой мудрости — своё время, ибо жизнь не повторяется! И потому заключил я, что нет мудрости самой по себе, а есть лишь мудрость ко времени и мудрость не ко времени.

Забавнее всего выглядят те мудрецы, что обласканы были посмертно. И потому понравился мне город этот, где мудрецов прославляют при жизни, своевременными мудрецами зову я их!

И пошёл я к тем, что распределяют ласки, заготовленные одним, и сказал им:

«Прославляя мудрость, не мудрость прославляете вы, но время. Но хотите ли знать вы, как узнать мудрость, что чужда времени?»

«Да», — сказали они мне и насупились.

И вот что говорил им тогда Заратустра:

«Хорош лишь тот пахарь, кто сеет хлеб, чтобы кормить самого себя, ибо хорошо он сеет. Хорош лишь тот пекарь, что печёт хлеб, чтобы самому есть его, ибо хорошо он печёт.

А потому хорош тот мудрец, который мудрость свою готовил для самого Себя, чтобы насытиться ею. Хороша мудрость счастливого человека, что осчастливил плодами мудрости своей Себя самого.

Не бойтесь эгоиста, если он счастлив, но бойтесь того, кто ведёт себя как эгоист, будучи несчастным. Разве же мудрость несчастного осчастливит Другого? Так за что же вы ему платите?

Не за мудрость следует платить вам, но за счастье, дарованное мудростью, ибо жизнь одна, а другого критерия нет, кроме радости».

И тогда сказали мне раздатчики прославлений: «Идиот тоже, может быть, счастлив, ибо он радостен. Но разве он мудр?»

Я же подивился их речи: «Он, может быть, мудр, но мудр он для себя, но он точно немудр для Другого. Не будете же вы платить тому, кто ничего вам не дал!»

Они же говорили мне: «Мы будем платить лишь тому, кто помогает развитию нашему!».

«Знаете ли вы, отчего люди несчастны? — спросил я тогда. — Оттого несчастны они, что путают радость свою с удовольствием!

Радость — то дитя блаженное слова "Довольно!", удовольствие — слова ненасытного "Ещё!", а потому удовольствия всегда мало и жаждущие удовольствия — несчастны.

Поиск удовольствия своего зовёте развитием вы, тогда как это поиск конца! Неужели же готовы вы платить за смерть свою?»

Тут совещались они и сказали мне: «Ну а если нет в мудреце духа?»

«Духа, что подобно птице парит над пропастью?» — уточнил я.

«Да!» — ответили они хором мне.

«Духа, что бьёт по людским сердцам подобно жёсткому молоту по наковальне?» — снова уточнил я.

«Да!!» — снова восклицали они.

«Духа, что подобно бушующему ветру надувает содрогающиеся паруса?» — уточнил я и в третий раз.

«Да!!!» — кричали они мне в ответ.

«Жизнь, погляжу я, завораживает вас лишь в предвкушении смерти, — ответил Заратустра раздатчикам прославлений. — Страх смерти, переодетый в маскарадный костюм идеализма вашего, зовёте вы духом!

Но не то дух, что щекочет вам нервы, а то, что придаёт мне силы, ибо он и есть жизнь! Как же можете вы измерить дух мой?»

Ты один только и знаешь дух свой, дорогой мой друг, так неужели же ты не ценишь его и будешь расплёскивать?

Твой Заратустра

НОЧНАЯ ПЕСНЬ

Рио-де-Жанейро

Здравствуй, друг мой любезный! Вот и очутился я в городе, где даже ночи светлы огнями радости!

Улицы залиты здесь светом безумных огней, и слышится музыка отовсюду! Тысячи людей, что раскрашены сумасшедшими красками, в перьях и серпантине, озаряют площади города этого своим безудержным смехом!

Краски смеха, что пронзительней тысячи солнц, и огни страсти, что сильнее бушующих водопадов, — вот он, гимн радости Человека! Ночь — вот он, источник света, искрящийся для тех, кто любит! Вот он — лучащийся нектар сладостный для сладостных уст!

Их, своих небожителей, манит она, ночь восторженная, как отблеск свечи золотой зовёт мотылька к себе беззаботного, опьянённого светом!

Так и летят они, влюблённые, на открытое пламя, крылья расправив трепетные и смеясь в лицо смерти, ибо чувствуют они запах блаженный ночи, не знающие страха пересмешники!

Влюблённые — дети невинные, которым не спится ночью. Влюблённые — это дети задорные, что темноты не боятся. Влюблённые — это дети раскованные, и эгоизм их блаженным нектаром становится для Другого!

Как же хочется вкушать перламутровый свет Другого в этой беспредельной ночи! Как же хочется пить, роняя из уст в уста, терпкий Его аромат в пряном дыханье ночи!

Ночь — вот он, великий праздник близости! Ночь — вот она, жрица, срывающая удила страха! Вот уж поистине нет препятствий, когда они не видны!

Прочь любовь с её сантиментами и обидами! Прочь больное дитя воображения, прочь! — ночь играет свою волшебную песнь!

Трепещите восторгом, не ведающие страха! Исходите на нет, пожирающие стон наслаждения, в своём безраздельном «Да!»!

Ночь не знает препон, не знает запретов она и назидания! Вершительница судеб, она отрывает жизни потайную дверь к Свету!

Она приходит, как смерть, целиком, она беспринципна: всё обнимет ночь покрывалом своей безудержной страсти, иссушая слёзы эхом трепещущей бездны!

Все тайны откроет ночь и все заберёт с собою секреты, хранительница мистерий, повелительница вечного сна! Ей одной я поведаю предел моей истины! Ей одной!

Ночь — вот она, моя танцовщица, что в душах кружит свой божественный танец, не зная ни зависти, ни стыда! Телу парящему поверяет она багряные краски, но не лицу!

Ночь — вот она, моя чаровница, наставница Солнца! В сумрачной душе, окутанной страхом, открывается она Светом! — такова моя Ночь, испившая наготу ощущений!

О, как же хорошо, что день сменяется ночью! Даже малый свет кажется в ночи огромным! Здесь, в ночи, Свет празднует своё торжество! Прочь, душный день, прочь! В прохладе божественной ночи хочу ощущать я тепло моей близости! В ней хочу искупаться и в ней утонуть, её наполняю я пенящейся своею кровью!

Ночь — вот уж воистину экзамен для глупцов, отличников смерти! Только ночь одна выявляет скудоумие бестелесных мудрецов ваших, сухопарых и диких!

Знайте же, не знающие самих Себя, когда перестанут мудрость и ханжество обозначать одно и то же в ужасе вашем, тогда и ночь станет для вас Светом!

«Как же порочно одеяние ваше, скопцы! — так говорит Ночь мудрецам этим. — Но мне вы откроетесь, вас я увижу без фиговых облачений, видеть хочу я бессилие ваше, клеветники!»

Ночь — вот уж воистину экзаменатор для жестокосердных! Те способны лишь кусаться и царапать в сумраке ночи, но бессильны они поглощать и поглощаться во тьме её, чтобы быть Светом!

«Как же трусливы вы, беззубые! — так говорит Ночь к жестокосердным. — Об меня вы сломаете свои когти, ибо я одна знаю желания ваши, но не попрекать стану ими, а заставлю вытечь их через край! О пощаде вы будете просить меня, жестокосердные, о пощаде!»

Только для трусов и зануд ночь кажется бременем, только для них ночь не праздник, но тьма, озвученная лаем собак! В сумраке ходят они, они ищут себе подаяния. Но кто же подаёт в ночи, отверженные?!

«Только вы сами и есть свой запрет! — вот о чём говорит Ночь страшащимся! — Будет вам дико во мне, когда откроются вам тайны мои, но тогда только и узнаете вы, что не было у вас жизни, что жизнь прошла мимо вас стороною!» Но не страшен мрак ночи влюблённому, он манит страстную его душу! Ибо нет больше тени и царства теней, но только ночь!

Кто не радовался ночи, тот не знал дня! Тысячи людей в шествии карнавальном под раскаты музыки торжествующей празднуют триумф собственной радости! — такова моя ночь! Танцовщики и танцовщицы открывают объятиями ночь! Загорелые тела их оголены, а на лицах — маски: прочь лицедейство, всё открыто, и всё дозволено!

Жизнь остановилась и катится вспять, потоком радостных криков и смехом веселья! Как же хочется, не играя, но играючи, затеряться в толпе!

До чего же хороши они, эти беззаботные люди, в блеске искрящихся фейерверков, в сиянье бенгальских огней, в отблесках звучных петард! И как же велика эта песнь, как безоблачна она и чиста! О, как бы хотел я петь и петь эту песнь сквозь слетающие календари моих лет! Ночь — святительница молчания, ибо замолкают языки вавилоновы, касаясь сахарных нёб! Не терпит ночь речи, ибо не выносит она лжи, великая блудница!

«Молчите! — говорит властительница Ночь. — Всё я спрятала в своём чёрном плаще, только слова ваши не могу я укрыть: так замолчите же или пойте! Хватит глупости и лицемерия, оставьте их до утра, пусть сожжёт их Солнце — мой вечный жених!».