Этгар Керет - ЯОн

• Название: ЯОн
• Автор: Этгар Керет
• Издательство: Змора-Бейтан
• Жанр: Современная проза
• Год: 2002

---

Он стал доставать бумажник, но я остановил его.

— Давай я заплачу, — сказал я, не вставая. — Как бы там ни было, в честь свадьбы.

— Иди ты к чертовой матери, — послал меня Ари, но оставил в покое бумажник. — Да, что я, такому гомику как ты, пытаюсь говорить о любви! И дай бог, чтоб еще голубой — вообще бесполый!

— Ари… — попробовал я остановить его.

— Уже сейчас, — Ари вознес указующий перст, — я уже сейчас знаю, что потом буду жалеть, что это сказал. Но от этих сожалений мои слова не делаются менее справедливыми.

— Успехов в личной жизни! — стоял я на своем, и попытался послать ему ту самую природную улыбку, которой страдала официантка. Он сделал некое движение, среднее между «пошел вон» и «будь здоров», и удалился.

— Все в порядке? — издалека просигнализировала мне официантка. — Счет?

Это я опроверг. Я посмотрел на море через стекло — грязновато, но исполнено силы. Посмотрел на рыбу — лежит себе на животе с закрытыми глазами, а тело ее поднимается и опускается, как будто она дышит. Я не знал, курят ли за этим столом, но по все равно закурил послеобеденную сигарету. Да и не был я слишком голоден. Приятно здесь, возле моря, жаль только, что стекла, и кондиционер вместо легкого дыхания ветерка. Я бы мог так сидеть часами.

— Вали отсюда! — прошептала рыба, не открывая глаз. — Возьми такси в аэропорт и садись в первый же самолет, не важно куда.

— Но я не могу так просто, — объяснил я, медленно и отчетливо. — У меня есть здесь обязательства, дело.

Рыба замолчала, я тоже. Через минуту она добавила:

— Оставь, оставь меня! У меня депрессия…

Рыбу мне в счет не внесли. Вместо этого предложили сладкое, а когда я не согласился, просто сбавили сорок пять шекелей.

— Я сожалею… — сказала официантка, и тотчас прояснила, — что Вы не получили удовольствие, — и еще через секунду уточнила, — от рыбы.

— Ну что Вы, — возразил я, набирая по мобилке такси. — Рыба была на все сто! Вообще, у Вас тут очень мило.

Моя лошадка

Эта штука называется «Золотая палочка», и прежде, чем твоя девушка пописает на нее, необходимо изучить приложенную инструкцию. После этого готовят кофе, едят тортик, как будто никакого напряга и нет, смотрят вместе клипы на музыкальном канале, прикалываются над певцом, обнимаются, поют с ним вместе припев. И снова к палочке. В палочке есть маленькое окошко. Когда в нем видна только одна полоска, значит — все в порядке, а если две — ей богу, всю жизнь мечтал стать папашей.

Дело в том, что он ее любил. По-настоящему, а не как жеваное «ну-конечно-же-я-тебя-люблю». Полюбил навсегда, как в сказках, собирался на ней жениться, вот только эта история с младенцем круто выбила его из колеи. Да и ей это давалось нелегко, но аборт пугал еще больше. А ведь если они все равно думают о семье, значит надо просто немного поторопить события.

— Прикрутило тебя, — смеялась она, — смотри, какой ты потный.

— Конечно! — пытался я смеяться в ответ. — Тебе хорошо, гулёна, у тебя есть матка, а я, ты же знаешь меня, я и от ничего — дергаюсь, а сейчас, когда уже есть…

— Я тоже боюсь, — прижалась она к нему.

— Перестань, — обнимал он ее, — увидишь, в конце концов, прорвемся. Если родится сын, я научу его играть в футбол, а если девочка — и ей это тоже не повредит.

Потом она немного поплакала, он успокаивал ее, и она заснула, а он нет. И тогда ему удалось ощутить, как сзади, глубоко внутри, словно цветы весной, одна за другой раскрываются шишки его почечуя.

Сначала, когда еще не было живота, он старался об этом не думать, и не потому, что это помогало, но, по крайней мере, было куда закопаться. Потом, когда уже немного стало заметно, начал воображать его, сидящего у нее в животе, маленького такого придурка в костюме начальника. И в самом деле, откуда он знает, что у него не родится какая-нибудь холера, ведь дети — это как русская рулетка, никогда сначала не знаешь, что получится. Однажды, на третьем месяце, он зашел в универмаг купить что-то для компьютера и увидел там отвратительного толстого мальчишку в комбинезоне, заставляющего мать купить ему какую-то игру и угрожающего выброситься через перила второго этажа.

— Эй ты, шантажист! — крикнул он снизу мальчишке. — Прыгай! Докажи, что ты мужик! — и сразу же удрал оттуда, пока истеричная мамочка не привела охранника.

Следующей ночью ему приснился сон, будто он толкает свою девушку на ступеньках, чтобы она выкинула. А может, это был и не сон, просто мысль, мелькнувшая в голове, когда они вышли проветриться. И он стал думать, что это не дело, что он должен что-нибудь предпринять. Что-нибудь серьезное! Не просто поговорить с мамой или даже с бабушкой, а что-нибудь такое, для чего потребуется не меньше, чем посетить прабабушку.

Прабабушка была так стара, что даже неудобно было спрашивать, сколько ей лет, и если и было что-нибудь, что она ненавидела, так это гостей. Целый день она сидела дома и только и делала, что глотала телесериалы, и даже если и соглашалась, чтоб кто-нибудь пришел навестить ее, все равно была не в состоянии выключить телевизор.

— Бабушка, я боюсь, — плакался он на диване в салоне, — ты даже не представляешь, как я боюсь.

— Чего? — спросила бабушка и продолжила разглядывать какого-то усатого Виктора, который как раз рассказывал там одной, завернутой в полотенце, что он, собственно, и есть ее отец.

— Не знаю! — бормотал я, — боюсь, что родится что-то такое, чего я вообще не хотел.

— Слушай-ка внимательно, правнучек, — сказала бабушка, покачивая головой в такт финальной мелодии серии. — Дождись ночью, когда она уснет, и ляг так, чтобы твоя голова была рядом с ее животом. Тогда все твои сны перейдут из твоей головы прямо ей в живот.

Он кивнул, хотя не совсем понял, но бабушка объяснила:

— Сон — это, по сути, сильное желание. Такое сильное, что его даже нельзя высказать словами. А сейчас, у зародыша в животе, у него ни о чем знаний нет, он их только получает. То, о чем ты будешь мечтать или видеть во сне, это и есть то, что будет, без дураков.

С тех пор каждую ночь он спал головой к ее животу, который все рос и рос. Своих снов он не помнил, но готов был поклясться, что они были хорошими. Он не помнил, чтоб когда-нибудь в жизни спал так спокойно, не вставая даже в туалет. Его жена не очень понимала, почему это утром он лежит в такой смешной позе, но довольствовалась тем, что он снова был спокоен. Он оставался спокойным все время, вплоть до родильной палаты. Это не значит, что ему было все равно или еще что, нет, он как раз даже очень был в эпицентре событий, только место страха у него заняли ожидание и надежда. И даже когда врач-акушер о чем-то стал шептаться с сестрами, а потом нерешительно подошел к нему, даже и тогда он ни на секунду не утратил веры, что все будет хорошо.

И, наконец, родилась у них лошадка пони, вернее, жеребенок. Они назвали его Хэми, по имени одного бизнесмена, очень удачливого, полюбившегося бабушке своими растянутыми выступлениями по телевизору, и растили его с большой любовью. По субботам они ездили на нем в Национальный парк и играли в разные игры, в основном, в ковбоев и индейцев. После родов у нее долгое время была депрессия, и хотя они никогда не говорили об этом, он знал, что как бы она не любила Хэми, но в глубине души хотела чего-то другого.

Тем временем, в телесериале, та женщина с полотенцем, к большому неудовольствию прабабушки, дважды стреляла в Виктора, и уже на протяжении многих частей он был подключен к аппарату искусственного дыхания. Ночами, когда все засыпали, он выключал телевизор и шел взглянуть на Хэми, спавшего на сене, которым устилали пол в детской. Он был страшно смешной, когда спал, качал головой из стороны в сторону, как будто прислушивался к кому-то, кто с ним разговаривает, а иногда, когда ему снился особенно смешной сон, даже начинал ржать. Она возила его ко многим врачам-специалистам, которые говорили, что он никогда по-настоящему не вырастет.

— Он останется лилипутом, — говорила она.

Но Хэми не был лилипутом, он был пони.

— Жаль, — шептал он каждую ночь, укладывая его спать, — жаль, что и маме не приснился какой-нибудь сон, который бы хоть немного осуществился.

И он гладил Хэми по гриве и напевал ему Песенки для ребят и жеребят, которые начинались с «И-го-го, моя лошадка», а заканчивались только тогда, когда он и сам засыпал.

Разница во времени

В последний раз, когда я летел обратно из Нью-Йорка, в меня влюбилась стюардесса. Я знаю, о чем Вы думаете про себя:: что я, мол, хвастун, что я лгун, а может быть, и то и другое вместе. Что я строю из себя неотразимого мужчину, или, по крайней мере, хочу, чтоб Вы так считали. Но вовсе нет. И она, в самом деле, влюбилась в меня. Это началось после взлета, когда она раздавала напитки, а я сказал, что ничего не хочу, а она все-таки налила мне томатный сок. Правду говоря, я еще раньше начал догадываться, во время инструктажа перед взлетом, — она все время смотрела на меня в упор, как будто все эти объяснения предназначались исключительно мне. Если этого Вам недостаточно, тогда, пожалуйста, во время обеда, когда я все уже прикончил, она принесла мне еще булочку.