Айван Моррис - Благородство поражения. Трагический герой в японской истории

• Название: Благородство поражения. Трагический герой в японской истории
• Автор: Айван Моррис
• Издательство: Серебряные нити
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-89163-003-6

Книга А.Морриса — это сборник новелл из японской истории, посвященных людям, которые доказали «что в жизни существует нечто гораздо более значимое, чем материальное изобилие и преследование собственных эгоистических интересов». Этот трагический образ обреченного на поражение героя, демонстрирующего величие духа в безвыходной ситуации, является частью великой древневосточной культуры.

---

Сражение у реки Минато — жестокая семичасовая битва, произошедшая в 1333 году в виду города Кобэ — явилось поворотным моментом в средневековой истории, и ее отголоски были слышны на протяжении столетий.

Практически в любой другой стране такой герой был бы храбрым завоевателем, который вел свои войска к славе и, хотя и мог быть убит на поле брани, обеспечил бы победу своему делу. Однако, будучи японцем, герой неизбежно становился на сторону проигравших. Масасигэ предвидел, что у реки Минато произойдет непоправимое также для всех, кого он поддерживал, и был прав. Для него сражение окончилось поражением; и, чтобы избежать позора плена, он был вынужден совершить харакири в крестьянском доме по соседству.

Такое поражение и эта смерть надолго сделали Масасигэ устойчиво популярным национальным героем. Приблизительно три века спустя Токугава Мицукуни, кузен правившего тогда сёгуна и выдающийся ученый националистического толка, посетил поле битвы у реки Минато и на месте предполагаемого захоронения героя укрепил табличку с простой надписью, выражавшей его ощущение острой утраты: «Ах, здесь лежит Кусуноки, верный слуга [императора]»![231] В XIX веке престиж Масасигэ достиг новых высот. В 1872 году на месте крестьянского дома, в котором, как считается, он покончил с собой, был воздвигнут значительный синтоистский храм; в нем поклоняются герою, как явившему исключительный пример преданности императорской династии.

Как вполне можно было бы предположить, Асикага Такаудзи, победитель в битве при реке Минато, который успешно основал новый сёгунат и по всем объективным причинам должен был бы считаться одним из поистине творческих представителей своего времени, стал проклят последующими поколениями, а имя его стало синонимом предательства. В период Реставрации его статуи в Киото были обезглавлены воинами-роялистами, а в 30-е годы XX века один из министров Кабинета был принужден выйти в отставку за то, что опубликовал статью, в которой Такаудзи оценивался положительно.[232] Таковы посмертные награды в Японии за поражение и опасности, сопровождающие успех.

Когда в конце XIII века родился Кусуноки Масасигэ, центр реальной власти в Японии находился все еще в восточной столице Камакура, где столетие назад Минамото-но Ёритомо основал свою ставку и организовал первое в истории страны Бакуфу (военное правительство). Фактический же контроль уже давно перешел от Минамото к Ходзё — сравнительно мало известному военному семейству, которое успешно консолидировало ту систему, которую импровизированно и с таким блеском создал Ёритомо в XII веке. На протяжении нескольких поколений своего правления Ходзё, которых отличала бережливость и высокий уровень честности, столь контрастировавшие с роскошью и эстетическим гедонизмом правящих классов ранних веков, сосредоточили в своих руках огромные богатства и личную власть. Это неизбежно вело к неудовольствию менее удачливых семейств воинского сословия а также аристократии в Киото, акции которой неудержимо падали, в то время как в Камакура росли.

Монгольское нашествие в конце XIII века закончилось полной победой Японии, однако поставило Бакуфу в несколько напряженное положение.[233] Побежденные захватчики не оставили никаких трофеев, которыми Камакура могла бы наградить своих воинов, а необходимость долгих приготовлений на случай новой атаки повлекла расходы, серьезно ослабившие военное правительство. Возможная компенсация представлялась несоответствующей и недостаточной. Японские средневековые самураи, при всех заявлениях о самоотверженной службе ради службы, обычно сражались, зная, что их жертвы и доблесть будут отмечены хозяевами и вознаграждены в форме земельных пожалований или иных материальных привилегий. Любое непредоставление подобных наград, или неравенство в их распределении вызывало резко негативные настроения.[234] Среди воинов широко распространилось недовольство Бакуфу, — многие из них находились в стесненных обстоятельствах, — и в провинциях нарастали беспорядки. Ходзё, всегда считавшиеся образцом честности, обвинялись теперь в коррупции и злоупотреблением властью. И, хотя они продолжали крепко держать бразды правления, но уже не пользовались абсолютной поддержкой воинского сословия.[235]

Недовольство правлением Ходзё достигло своего пика в начале XIV века. Как это часто случалось в японской истории, предлогом послужил спор о наследовании. Императорская фамилия, хотя и была уже с незапамятных времен лишена всякой практической власти, являлась как для воинов, так и для аристократов непререкаемым источником законности. Хотя финансовые трудности при дворе вынудили военное правительство покинуть императорский дворец, оно продолжало основывать свой авторитет на даруемых сёгунам императорских назначениях. Поскольку Камакура неизбежно вовлекалась во все осложнения императорского наследования, Ходзё прикладывали максимум усилий к тому, чтобы предотвратить какой-либо раскол, могущий привести к образованию при дворе враждебных фракций. Но в данном случае им это не удалось. Смерть императора Госага, ушедшего на покой в 1272 году, привела к самым яростным в истории страны спорам относительно наследования, и к тому времени, когда они разрешились — более века спустя — Ходзё были уже давно сброшены с вершины власти, японский феодализм претерпел коренные изменения, а власть находилась в руках новой династии военных правителей.

У каждого из двух сыновей Госага — старшего и младшего — по очереди наследовавших после него в качестве титулованных императоров, имелись влиятельные лица, поддерживавшие их при дворе. В 1300 году было решено, что представители этих генеалогических линий будут занимать трон попеременно.[236] Эта своеобразная система, принятая в Камакура, как лучший способ избежания внутренних столкновений, существовала сравнительно успешно на протяжении семи коротких правлений, последовавших за кончиной Госага; однако всегда оставалась опасность, что какой-нибудь честолюбивый, непокорный император попытается нарушить этот механизм, передав наследование своему собственному сыну, а не кузену другой линии. Таковой император явился в лице Годайго — представителя младшей линии. Наперекор воле Госага и политике Камакура, он намеревался не только обрести независимую власть, которой уже давно не пользовались правящие суверены, но и передать эту власть собственному сыну. Преследуя эти цели, Годайго был готов использовать растущее недовольство Бакуфу и его многочисленными экономическими затруднениями. Большинство из императоров того времени к моменту вступления на престол были детьми или юношами; обычно они и оставались юношами, либо им было немногим за двадцать, когда Ходзё принуждали их к отречению.[237] Однако, во время восхождения на трон в 1318 году Годайго было уже за тридцать, и за период более чем в два века он был первым и единственным императором, правившим лично.[238]

В учебниках и исследованиях по истории Годайго, девяносто шестой правитель Японии традиционно описывался выражением «хороший человек»; в течение националистического периода вплоть до 1945 года любая попытка очернить этого неудачливого монарха рассматривалась, как отсутствие патриотизма и дурной вкус. И в наши дни на уроках истории используются тексты с явным уклоном в пользу Годайго; в целом считается, что он был жертвой несчастливых событий и нелояльных подчиненных, а вовсе не глупого повторения собственных ошибок. Однако, любое объективное исследование его жизни сразу же умаляет его традиционный облик, обнаруживая неоднозначность и даже позорность сыгранной им роли. Действительно, Годайго обладал независимым духом, оригинальность и напористость которого позволяла ему выдвигать талантливых людей, не считаясь с иерархическими соображениями; он был серьезным ученым, интересовавшимся конфуцианством эпохи Сун и тем, как его положения применимы к государственным делам; он также был хорошим поэтом. Однако, его же отличительными чертами были упрямство и тщеславие. Он был гордым, надменным правителем, не терпевшим никаких препятствий; несмотря на свою интеллигентность и ученость, он преследовал свои честолюбивые цели с удивительным отсутствием всякого чувства реальности. Он был так же хитер и безжалостен, как и его предок Госиракава, но далеко не так проницателен в политике. Одним словом, японский герой не мог выбрать для поддержки более подходящего японского императора.

С самого начала своего правления Годайго намеренно противопоставил себя гегемонии камакурского правительства, и с течением времени он все более утверждался в стремлении бросить вызов военным выскочкам с востока и постепенно восстановить престиж и власть правящего суверена. Для обозначения своего недолгого правления он избрал себе имя Годайго («Дайго Второй») в память императора эпохи Хэйан, сопротивлявшегося поползновениям семейства Фудзивара около четырех веков назад.[239]