Андрей Мартьянов - Отречение от благоразумья

• Название: Отречение от благоразумья
• Автор: Андрей Мартьянов
• Жанр: Фэнтези

Роман основан на реальных событиях начала XVII века — история революции в королевстве Чешском, приведшая к началу Тридцатилетней войны. Однако, в тексте использовано множество мистических пражских легенд: среди действующих лиц присутствуют раввин Бен-Бецалель и его Голем, магистр Джон Ди (алхимик и личный маг королевы Елизаветы Английской), знаменитый император Рудольф, покровительствовавший оккультистам и так далее. Стилистика — «смешной готический роман», в некотором роде изрядно замаскированная пародия на «ужасы» госпожи Радклифф.

Рассказ ведется от имени секретаря пражской иквизиции, все мистические события крутятся именно вокруг инквизиционного трибунала, пытающегося добросовестно разобраться, что же за чертовщина творится в старой-доброй Праге. Инквизиторы — добрые и справедливые, еретики и маги — плохие. Такова концепция. :-)

Место действия — Прага и Париж. Время — 1611-1613 годы.

В тексте наличествует некоторое количество аллюзий на Адександра Дюма-отца и его «мушкетерские» романы, по крайней мере среди действующих лиц встречаются и молодой кардинал Ришелье, и королева Мария Медичи, и совсем юный Людовик XIII.

---

В библиотеке мы просидели почти до рассвета. Не сказать, чтобы наши совместные усилия принесли какой-то зримый результат, ибо на меня напал стих болтливости, а отец Фернандо, как выяснилось, имел весьма смутное представление о течении светской жизни за пределами монастырских ворот и я принялся срочно восполнять этот зияющий пробел в его образовании. Заодно, как водится, мы перемыли косточки нашим начальникам и знакомым, я выслушал добрую порцию сплетен о бытии Клементины, а под самое утро Фернандо вдруг задал весьма неожиданный и странный вопрос: известно ли мне что-нибудь о китайском искусстве?

Подумав, я честно ответил, что видел в пражских лавках редкостей гравюры и рисунки на шелке, привезенные из этой далекой и малознакомой европейцам страны, попадались мне также безделушки навроде вееров, ножей, украшений и статуэток, да еще пара очень красивых и столь же дорогих шкатулок из неизвестного дерева, инкрустированных перламутром и черепаховой костью. Этим мои познания и ограничиваются.

— А у ваших знакомых вы подобных вещиц не встречали? — сузил круг своего любопытства отец Фернандо.

— Почти в каждом доме имеется хоть одна, — я развел руками, едва не перевернув стопку мою же сложенных фолиантов. — Вас интересует некая определенная вещь?

— Черная лакированная шкатулка с перламутровым узором в виде геометрических фигур, — чуть приоткрыл завесу тайны Фернандо, но тут же разочарованно добавил: — Хотя вряд ли она здесь... Скорее всего, в Париже.

— В ней есть нечто особенное? — скорее из любезности, нежели из любопытства уточнил я.

— Не знаю, — ушел от ответа мой собеседник. — До меня дошел слух, что такую шкатулку очень целеустремленно разыскивала покойная мадам Галигай и ее дружки, вот я и спросил, может, вы что слышали...

Если бы я умел предугадывать события, то обратил большее внимание на предмет неопределенных поисков Фернандо. Однако в те дни меня занимали иные дела и иные тревоги.

КАНЦОНА ВОСЬМАЯ Смертные приговоры

Утром следующего дня план, родившийся с воскресенья на понедельник одной промерзлой ноябрьской ночи, претворился в жизнь, но ничего хорошего из этого ровным счетом не вышло. Наоборот, все стало намного хуже.

Замысел был прост, как все поистине гениальное: дождаться, когда отче Алистер покинет свое жилище, направляясь сначала на мессу к святому Сальватору, а потом в подвалы, и явиться к нему в гости. Дверь стояла незапертой, но мне пришлось вспомнить давние занятия по искусству проведения обысков и потратить около часа, тщательно обшаривая комнаты, заглядывая во все возможные тайники и щели. В какой-то миг я испугался, заподозрив, что святой отец догадался о моих замыслах и прихватил искомое с собой, но для проформы опрокинул стоявшую в углу пустую корзинку. Из нее выпали какие-то старые тряпки и выкатилось Оно — маленькое, зелено-золотистое и свежее, точно сегодня утром сорванное с ветки.

Яблоко с яблони Гесперид, подарок Леонарда, непонятно с какими целями врученное Мак-Даффу на свадьбе делла Мирандолы и Фраскати-старшей. На ощупь оно казалось чуть теплым и, как я выяснил с помощью собственного чутья, вокруг него витал слабый медвяный запах. На миг возникло сильнейшее искушение откусить кусочек и посмотреть, что произойдет, однако осторожность победила. Сунув загадочный фрукт в прихваченную с собой сумку, где уже пребывал пяток его собратьев (купленных у уличной торговки и напрочь лишенных магических свойств), я постарался придать комнатам первозданный вид и без особого желания зашагал к месту своих ежедневных мучений — флигелю, в котором скрывались допросные помещения.

Особо не мудрствуя, я решил подсунуть яблочко отцу Густаву. Сверхъестественные и потусторонние существа, если верить демонологам, способны предвидеть будущее, и, если Леонард догадывался, что угодит в подобный переплет, он наверняка постарался заранее предусмотреть какое-нибудь средство спасения. Как поступают с волшебными яблоками в любом предании? Разумеется, едят, а потом выясняется, что закусивший редчайшим деликатесом приобрел способность либо понимать звериный язык, либо размахивать мечом с утра до вечера, а потом с вечера до утра, либо незамысловато погрузился в сон на триста лет.

«Что бы ни случилось, все на руку Мирандоле и кардиналу, — убеждал я себя. — Привычное течение следствия нарушится, а в суматохе можно провернуть многое. Я выполню обещание, данное отче Алистеру: не скажу ни слова в защиту обвиняемых. Риск исключается. Коли он заметит и опознает свое яблочко, то не сможет упрекнуть меня в краже. Ведь тогда ему придется объяснять герру Мюллеру, откуда у него завелся сей артефакт. Не опознает — еще лучше. В любом случае яблокам самой природой предназначено оказаться съеденными, и вряд ли Леонард имел в виду другой способ употребления его подарка».

Комната для дознаний пустовала, если не считать полусонного монаха Клементины, разводившего огонь в камине, и околачивающихся под дверями стражников, втихомолку дувшихся в кости. Пробравшись за стол председателя трибунала, я состроил ужасно деловитое выражение и принялся раскладывать по местам допросные листы, протоколы и прочую бумажную мишуру, заодно водрузив среди них скромную деревянную вазочку, наполненную поздними осенними яблоками. Леонардов подарочек лежал на самом верху — никто не рискнет взять угощение прежде господина папского легата, а мне того и надо.

Покончив с этим, я устроился за своим столом и стал ждать прихода святых отцов, мысленно потирая руки и чувствуя себя кем-то вроде сочинителя пьесы перед началом спектакля. Декорации расставлены, действующие лица вытвердили свои реплики назубок, зрители рассаживаются, и полотнища занавеса вот-вот разойдутся в стороны...

Но вместо успеха представление ожидал полный провал.

Сегодня тяжести молота святой инквизиции предстояло обрушиться на содержателя пражского театра Лоренцо Фортунати. Его арестовали прошлым вечером и минувшая ночь наверняка показалась ему самой долгой из всех ночей. В дознавательный зал его не привели, а скорее, приволокли, и двоим подчиненным фон Цорна пришлось во время всего слушания стоять позади итальянца, не позволяя ему упасть. Моя вера в благополучный исход дела начала стремительно таять, ибо человек, еле переживший допрос, охотно согласиться со всем, что от него потребуют сказать, но я от души надеялся на яблочко.

Тяготы предварительной стадии дознания возложили на отче Лабрайда, с чем он справился безукоризненно. На свет явился длинный исписанный лист, и неофициальный заместитель господина нунция провозгласил на той разновидности языка, что именуется «канцелярско-бюрократической» и на которой обычные люди не разговаривают:

— В ходе расследования подозреваемый добровольно дал обширные, развернутые и всецелые показания, скрепленные присягой на Библии в присутствии святых отцов и представителей светского судопроизводства... — тут он сделал паузу, небрежно пробормотав: «Тут с десяток имен, я, с вашего позволения, пропущу», и продолжил: — подтвердив все выдвинутые против него обвинения, назвав имена особо злостных единомышленников, покаявшись в отрицании Создателя и преступном поклонении врагу рода человеческого...

— Понятно, понятно, — снисходительно кивнул отец Густав и пристально воззрился на синьора Лоренцо, обритого и обстриженного в соответствии с порядком ведения допросов. Обвиняемый попытался что-то выговорить, не преуспел и вернулся к прежнему полубессознательному состоянию: — Что вам удалось узнать относительно его сообщничества с демоном?

Отче Лабрайд зло зашуршал бумажками. Герр Мюллер заметил вазочку, потянулся, выбирая крупное красное яблоко, притулившееся сбоку... И вдруг, рука его дернулась, будто ладонь отца Густава кто-то направил. Великий Инквизитор небрежно прихватил лежавший сверху зеленовато-желтый плод и с отчетливым хрустом откусил изрядный кусок. Я затаил дыхание.

Ничего не произошло. Ладно, подождем. Чудеса не обязательно должны происходит мгновенно и сопровождаться шумными эффектами.

— Отрицает, — сообщил Лабрайд, явно разочарованный, что не сумел полностью оправдать доверие патрона. — Клянется, будто понятия не имел о двойной сущности своего покровителя и всегда считал его обычным человеком.

— Принимал ли обвиняемый от делла Мирандолы какие-либо амулеты, участвовал в проводимых им колдовских ритуалах или заключал договоры о служении, предлагая в качестве оплаты душу? — господин председатель расправился уже с половиной яблока, второе украдкой присвоил аббат Гибернов, пребывавший с утра в дурном настроении, вызванном, как мне показалось, тяжелым похмельем.

Фортунати, расслышавший часть вопроса, замотал головой, уронив на каменный пол несколько красных брызг, и еле слышно проговорил: «Нет».