Андрей Мартьянов - Отречение от благоразумья

• Название: Отречение от благоразумья
• Автор: Андрей Мартьянов
• Жанр: Фэнтези

Роман основан на реальных событиях начала XVII века — история революции в королевстве Чешском, приведшая к началу Тридцатилетней войны. Однако, в тексте использовано множество мистических пражских легенд: среди действующих лиц присутствуют раввин Бен-Бецалель и его Голем, магистр Джон Ди (алхимик и личный маг королевы Елизаветы Английской), знаменитый император Рудольф, покровительствовавший оккультистам и так далее. Стилистика — «смешной готический роман», в некотором роде изрядно замаскированная пародия на «ужасы» госпожи Радклифф.

Рассказ ведется от имени секретаря пражской иквизиции, все мистические события крутятся именно вокруг инквизиционного трибунала, пытающегося добросовестно разобраться, что же за чертовщина творится в старой-доброй Праге. Инквизиторы — добрые и справедливые, еретики и маги — плохие. Такова концепция. :-)

Место действия — Прага и Париж. Время — 1611-1613 годы.

В тексте наличествует некоторое количество аллюзий на Адександра Дюма-отца и его «мушкетерские» романы, по крайней мере среди действующих лиц встречаются и молодой кардинал Ришелье, и королева Мария Медичи, и совсем юный Людовик XIII.

---

КАНЦОНА ДЕВЯТАЯ

Господа оккультисты

Важно, не с кем заснуть, а где проснуться. Место нынешнего пробуждения выглядело приятно и совершенно незнакомо: не Консьержери, не комната в особняке на Градчанской и уж точно не холодная конура в Клементине. Бледно-розовый потолок, обтянутая серебристым атласом мебель, тяжеловесный книжный шкаф в углу и по соседству, словно для контраста — жеманный туалетный столик с тремя зеркалами в причудливых резных рамах, весь заставленный коробочками-шкатулочками-флакончиками. За огромными полукруглыми окнами, наполовину задернутыми кремовыми портьерами, мелькают редкие снежинки.

Разгадку подсказал запах, витающий повсюду тонкий аромат духов, в которых преобладали вербеновая эссенция и жасмин. Значит, мы в гостях у пани Домбровской, но, хоть убей, не помню, сколько времени я тут нахожусь — день, два? И где, собственно, владелица дома?

Единственный верный способ получить ответы на вопросы — встать, отыскать кого-нибудь, кто знает больше, чем я, и расспросить. Кроме того, мне наверняка предстоит долгое и запутанное объяснение с мадам Маргарет. Надеюсь, я не позволил себе лишнего... впрочем, обычных гостей вряд ли укладывают дрыхнуть в спальне хозяев. И все-таки, какой сегодня день? Мак-Дафф с меня шкуру живьем спустит, если выяснится, что я благополучно увильнул от обязанности присутствовать на церемонии... Церемония! Лоренцо! Мирандола! Суд! Господи, спаси и помилуй! Мне нужно убираться отсюда и со всех ног мчаться в Клементину!..

Одежда нашлась почти сразу, вычищенная и аккуратно сложенная стопка занимала сиденье одного из кресел. Покончив с туалетом, я заглянул в плоскую глубину дорогого венецианского зеркала. Обитавший внутри тип мне крайне не понравился. Выражение физиономии этого субъекта поневоле наводило на мысли о парочке тревожно проведенных ночей и зреющих в его неугомонной голове далеко идущих замыслах. Тип прекрасно сознавал, что влип в нехорошую историю, но не собирался останавливаться на полпути. Он жаждал мести и весьма туманного понятия, называемого им «справедливостью», правда, не представлял, как их добиться.

Дверь спальни выходила в коридор, чудом сохраненный в моих расплывчатых воспоминаниях — зеленовато-оливковый ковер и деревянные панели на стенах. Один его конец завершался тупиком и длинным узким окном с мелкими стеклами, потому я направился в другую сторону, очутившись на уводившей вниз лестнице. С первого этажа доносились несколько раздраженные голоса, и я немного постоял на площадке, решая: спуститься или подождать, пока разговор не завершится? Кто знает, как будет воспринято мое пребывание здесь и не скомпрометирую ли я ненароком пани Маргариту. Лучше не спешить.

 Присев на ступеньку, я по привычке вслушался в долетавшие обрывки реплик, быстро опознав в одном из собеседников Жерома Ла Гранжа. Его оппонент, похоже, давно преодолел рубеж пятидесятилетия, но, судя по уверенному тону, занимал не последнее место в этом мире. Возродившееся любопытство украдкой посоветовало передвинуться ниже и осторожно выглянуть между балясинами перил. К сожалению, вид сверху дал только общее представление: в самом деле, мэтр Жером и некий высокий, мрачного вида старик в складчатом черно-лиловом плаще, застегнутом на массивную золотую пряжку, и в огромном бархатном берете с легкомысленным белым перышком сбоку, опиравшийся на толстую дубовую трость.

— ...Нельзя всю жизнь оставаться карликом, суетящимся внутри следа гиганта! — увлеченно вещал мэтр Жером, подкрепляя слова размашистыми жестами. — Аристотель написал, что у мухи восемь лап, и его последователи веками повторяли слова Учителя, хотя любой, поймав упомянутое насекомое, без труда убедится, что количество его лап — шесть! Наука и мы, ее творцы и служители, просто обязаны видеть далее наших предшественников! Иначе к чему все эти университеты, школы, библиотеки и лаборатории! Возьмем, к примеру, мэтра Тихо Браге...

— Мэтр Браге следит за своими звездами, пытаясь обнаружить закономерности в их перемещении по небу, и тем опровергнуть платоновскую космогонию, в этом вы совершенно правы, — невозмутимо заметил старик. — Однако, насколько мне известно, он использует при этом только предметы, созданные по законам оптики и механики, и уж точно не прибегает к заклинаниям Темной Кибелы...

— Какая Кибела? — взвился Ла Гранж. — Послушайте, почему бы не назвать вещи своими именами? Вы явились за мадемуазель Джейн? Так вот, ее здесь нет, и, при всем уважении лично к вам, мэтр, вашим познаниям и вашим титулам, позволю себе заметить — вы начинаете смешивать различные понятия. Пани Келли — ваша ученица, но отнюдь не ваша собственность! Она самостоятельна как перед лицом светского закона, так и перед требованиями нашего ремесла, и вольна сама выбирать, у кого ей учиться и какой образ жизни вести!

Незнакомец в темно-лиловом издал неопределенно-возмущенный звук, но мэтр Жером его не услышал, поглощенный собственной отповедью:

— Если мадемуазель задумывается о том, чтобы покинуть вас, это означает только одно — ей надоело быть безгласным инструментом, о котором вы вспоминаете, когда вам требуется в очередной раз навестить ваших духов-подсказчиков! Магистр Ди, вы оказали ей несравненную честь, взяв в ученицы, но пренебрегаете своим долгом наставника, отведя ей роль...

«Так это Джон Ди! — ошеломленно сообразил я. — Великий магистр нашего времени собственной персоной! Странно, я представлял его совсем другим... Что же он не поделил с Жеромом и его приятелями — ученицу? По мне, радоваться нужно, избавившись от такой, с позволения сказать, последовательницы!..»

— Ладно, ладно, — магистр Ди обреченно махнул рукой. — Возможно, вы правы, я уделял Дженни слишком мало внимания. Тем не менее это еще не повод, чтобы переманивать ее на свою сторону. Только не пытайтесь меня убедить в бескорыстии вашей теплой компании! Хороший медиум потребен всем, а таланты пани Домбровской в этой сфере Знания весьма относительны... — старик повернулся, намереваясь уйти, но вдруг передумал, остановившись и заговорив гораздо тише, однако напряженней:

— Ла Гранж, постарайтесь меня понять. Если вы сумеете научить Джейн чему-то, чему не успел или не смог я — прекрасно, я первый выскажу вам свое одобрение. Но мне не хотелось бы узнать, что вы втягиваете ее в какие-то темные дела... Да погодите вы оправдываться, я вас еще ни в чем не обвиняю, хотя мог бы! Прекратите ваши нелепые игрища в тайные ордена, пока ненароком не угодили на костер. Этот нынешний пастырь, Мюллер — человек серьезный и опасный, а вы резвитесь у него на виду, как беспечные детишки. Так вы погубите не только себя, но и дело, которому, по вашему собственному утверждению, столь пламенно служите. И еще, — он поднял палец, останавливая готового вновь разразиться речью Ла Гранжа, — если уж вы решили признать мэтра Никса своим наставником, не позволяйте ему делать из вас слепое овечье стадо. Он погонит вас темными дорогами впереди себя и снимет все сливки, а потом бросит на произвол судьбы. То, к чему он стремится, никого еще не доводило до добра... Всего хорошего. Передайте от меня нижайший поклон пани Домбровской, а если встретите Джейн — скажите, что я не сержусь, но прошу ее серьезно поразмыслить, прежде чем принимать решения.

Хлопнула парадная дверь. Грозный магистр белой, серой и черно-буро-малиновой магии удалился, оставив Ла Гранжа в крайнем возмущении, безмерно усугубленном тем, что мэтру не позволили высказаться, и подбросив мне пригоршню новых загадок. Какой тайный орден он имел в виду? Не блаженной ли памяти Черных Козлов? Разве Ла Гранж, мадам Маргарет и их дружки являются духовными союзниками Филиппа Никса? Мне казалось, они сами по себе... Неужели Орден — их рук работа? Но зачем? Может, это очередная разновидность своеобразных забав ученых мужей, любящих придумывать несуществующие сообщества и создавать вокруг них шумиху? Недавно объявившиеся розенкрейцеры со своей «Fama Fraternitatis»2 всю мыслящую Европу на уши поставили, теперь иезуиты с доминиканцами едва ли землю носом не роют, пытаясь отыскать авторов и побеседовать по душам...

— Что он хотел?

Внизу объявилась пани Маргарита. Как всегда, безупречная, очаровательная и пребывающая вовне грешного мира. Она заворковала, пытаясь успокоить взбешенного единомышленника и выспросить подробности краткого визита господина Ди. Мэтр Жером патетически изобразил в лицах состоявшийся разговор, Маргарита, выслушав, пожала плечами и холодно отрезала:

— Его снедает зависть, только и всего. Он отлично понимает, что с кончиной Рудольфа потеряет почти все, и в первую очередь Джейн. Не волнуйтесь, mon ami Жером. Ди теперь лишь тень прежнего великого магистра, лишенная и сотой доли его влияния. Он нам не страшен.

— Однако он упомянул о некоем «тайном ордене» и настоятельно советовал держаться подальше от Никса, — доложил Ла Гранж, преданно уставившись на женщину. Пани Домбровска нахмурилась, но спустя миг ее чело разгладилось: