Константин Бальмонт - Будем как солнце. Книга символов

• Название: Будем как солнце. Книга символов
• Автор: Константин Бальмонт
• Жанр: Поэзия

---

Где миг длинней, но век существ короче.

Там небо — как вечерняя вода,

Безжизненно, воздушно, безучастно,

В стране, где спят немые города.

Там все в своих отдельностях согласно,

Глухие башни дремлют в вышине,

И тени - люди движутся безгласно.

Там все живут и чувствуют во сне,

Стоят, сидят с закрытыми глазами,

Проходят в беспредельной тишине.

Узоры крыш немыми голосами

О чем-то позабытом говорят,

Роса мерцает бледными слезами.

Седые травы блеском их горят,

И темные деревья, холодея,

Раскинулись в неумолимый ряд.

От города до города, желтея,

Идут пути, и стройные стволы

Стоят, как бы простором их владея.

Все сковано в застывшем царстве мглы,

Печальной сказкой выстроились зданья,

Как западни — их темные углы.

В стране, где спят восторги и страданья,

Бывает праздник жертвы раз в году,

Без слов, как здесь вне слова все мечтанья.

Чтоб отвратить жестокую беду,

Чтобы отвергнуть ужас пробужденья,

Чтоб быть, как прежде, в мертвенном чаду.

На ровном поле, где сошлись владенья

Различно-спящих мирных городов,

Растут толпою люди-привиденья.

Они встают безбрежностью голов,

С поникшими, как травы, волосами,

И мысленный как будто слышат зов.

Они глядят — закрытыми глазами,

Сквозь тонкую преграду бледных век

Ждет избранный немыми голосами.

И вот выходит демон-человек,

Взмахнул над изумленным глыбой стали,

И голову безгласную отсек.

И тени головами закачали

Семь темных духов к трупу подошли,

И кровь его в кадильницы собрали.

И вдоль путей, лоснящихся в пыли,

Забывшие о пытке яркой боли,

Виденья сонмы дымных свеч зажгли.

Семь темных духов ходят в темном поле,

Кадильницами черными кропят,

Во имя снов, молчанья, и неволи.

Деревья смотрят, выстроившись в ряд,

На целый год закляты сновиденья,

Вкруг жертвы их — светильники горят.

Потухли Отдалилось пробужденье.

Свои глаза сомкнувши навсегда,

Проходят молча люди-привиденья.

В стране, где спят немые города.

ОСУЖДЕННЫЕ

Он каждый день приходит к нам в тюрьму,

В тот час, когда, достигнув до зенита,

Ликует Солнце, предвкушая тьму.

В его глазах вопросов столько слито,

Что, в них взглянув, невольно мы дрожим,

И помним то, что было позабыто.

Он смотрит как печальный серафим,

Он говорит бескровными устами,

И мы как осужденные пред ним.

Он говорит: «Вы были в стройном храме,

Там сонмы ликов пели в светлой мгле,

И в окнах Солнце искрилось над вами.

Вы были как в спокойном корабле,

Который тихо плыл к стране родимой,

Зачем же изменили вы земле?

Разрушив храм, в тоске неукротимой,

Меняя направленье корабля,

Вы плыли, плыли к точке еле зримой,—

Как буравом равнину вод сверля,

Но глубь, сверкнув, росла водоворотом,

И точка не вставала как земля.

Все к новым бедам, поискам, заботам

Она вела вас беглым огоньком,

И смерть была за каждым поворотом.

Ваш ум жестоким был для вас врагом,

Он вас завлек в безмерные пустыни,

Где всюду только пропасти кругом.

Вот почему вы прокляты отныне,

Среди высоких плотных этих стен,

С душою, полной мрака и гордыни.

Века веков продлится этот плен.

Припомните, как вы в тюрьму попали,

Искатели великих перемен».

И мы, как раздробленные скрижали,

Свой смысл утратив, бледные, в пыли,

Пред ним скорбим, и нет конца печали.

Он снова речь ведет,— как бы вдали,

Хотя пред нами взор его блестящий,

В котором все созвездья свет зажгли.

Он говорит: «Вы помните, все чаще

Вам скучно становилось между вод,

И смутно от дороги предстоящей.

Но раз попали вы в водоворот,

Вам нужно было все вперед стремиться,

И так свершать круги из года в год.

О, мука  в беспредельности кружиться,

Кончать, чтоб вновь к началу приходить,

Желать, и никогда не насытиться!

Все ж в самой жажде вам была хоть нить,

Был хоть намек на сладость обладанья,

Любовь была в желании любить.

Но в повтореньи гаснут все мечтанья,

И как ни жди, но, если тщетно ждешь,

Есть роковой предел для ожиданья.

Искать светил, и видеть только ложь,

Носить в душе роскошный мир созвучий,

И знать, что в яви к ним не подойдешь.

У вас в душе свинцом нависли тучи,

И стал ваш лозунг — Больше Никогда,

И даль закрылась пеною летучей».

«Куда ни глянешь—зыбкая вода,

Куда ни ступишь—скрытое теченье,

Вот почему вы мертвы навсегда».

И вспомнив наши прежние мученья,

Мы ждем, чтоб наш казнитель и судья

Дал внешнее для них обозначенье.

Он говорит: «В пустынях бытия

Вы были—ум до времени усталый,

Не до конца лукавая змея.

И демоны вас бросили на скалы,

И ввергли вас в высокую тюрьму,

Где только кровь как мак блистает алый,—

А все другое слито в полутьму,

Где, скукою объяты равнодушной,

Вы молитесь убийству одному.

Молитесь же!» И наш палач воздушный,

Вдруг изменяя свой небесный вид,

Встает как Дьявол, бледный и бездушный,—

Того, другого между нас разит,

Лишь манием руки, лишь острым взглядом,

И алый мак цветет, горит, грозит.

И мы, на миг живые — с трупом рядом,

Дрожим, сознав, что мы осуждены,

За то, что бросив Рай с безгрешным садом,

Змеиные не полюбили сны.

ЧЕРНЫЙ И БЕЛЫЙ

Шумящий день умчался к дням отшедшим.

И снова ночь. Который в мире раз?

Не думай — или станешь сумасшедшим.

Я твой опять, я твой, полночный час.

О таинствах мы сговорились оба,

И нет того, кто б мог расторгнуть нас.

Подвластный дух, восстань скорей из гроба,

Раскрыв ресницы, снова их смежи,

Забудь, что нас разъединяла злоба.

Сплетенье страсти, замыслов, и лжи,

Покорное и хитрое созданье,

Скорей мне праздник чувства покажи.

О, что за боль в минуте ожиданья!

О, что за блеск в расширенных зрачках!

Ко мне! Скорее! Ждут мои мечтанья!

И вот на запредельных берегах

Зажглись влиянья черной благодати,

И ты со мной, мой блеск, мой сон, мой страх.

Ты, incubus таинственных зачатий,

Ты, succubus, меняющий свой лик,

Ты, первый звук в моем глухом набате.

Подай мне краски, верный мой двойник.

Вот так. Зажжем теперь большие свечи.

Побудь со мной. Диктуй свой тайный крик.

Ты наклоняешь девственные плечи.

Что ж написать? Ты говоришь: весну.

Весенний день и радость первой встречи.

Да, любят все. Любили в старину.

Наложим краски зелени победной,

Изобразим расцвет и тишину.

Но зелень трав глядит насмешкой бледной.

В ночных лучах скелетствует весна,

И закисью цветы мерцают медной.

Во все оттенки вторглась желтизна,

Могильной сказкой смотрит сон мгновенья,

Он — бледный труп, и бледный труп — она.

Но не в любви единой откровенье,

Изобразим убийство и мечту,

Багряность маков, алый блеск забвенья.

Захватим сновиденья налету,

Замкнем их в наши белые полотна,

Войну как сон, и сон как красоту.

Но красный цвет нам служит неохотно,

Встают цветы, красивые на вид,

Ложатся трупы, так правдиво-плотно,—

Но вспыхнет день, и нас разоблачит,

Осенний желтоцвет вольется в алость

И прочь жизнеподобие умчит.

На всем мелькнет убогая усталость,

В оттенках — полуглупый смех шута,

В движеньях — неумелость, запоздалость.

Во всем нам изменяет красота,

Везде мы попадаем в паутину,

Мы поздние, в чьем сердце—пустота.

Отбросим же фальшивую картину,

Неверны мы друг другу навсегда,