Иван Драченко - На крыльях мужества

• Название: На крыльях мужества
• Автор: Иван Драченко
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Но почему у него не раскрылся парашют? Когда мы подъехали к месту, где упал гитлеровец, то сразу заметили, что парашют оказался законтренным. Значит, летчик заранее был обречен на гибель...

* * *

Предстоящий штурм фашистского логова удесятерял наши силы. Аэродром с утра до вечера был заполнен сплошным гулом: группы штурмовиков по шесть, двенадцать, восемнадцать машин перепахивали бомбами и эрэсами очаги сопротивления, громили уцелевшие самолеты врага на аэродромах.

В эти дни большую партийно-политическую работу проводили заместитель командира полка по политчасти полковник Лапин, парторг капитан Ольшанский, комсорг старший лейтенант Мосеев.

В промежутках между полетами они рассказывали нам о деятельности антифашистского подполья в Германии, доводили до личного состава сводки Созинфррмбюро, читали интересные материалы из газет. Большим авторитетом, как я говорил и ранее, пользовалась наша армейская газета "Крылья победы". Многие летчики вырезали для себя статьи, очерки, стихи, Я до сих пор храню стихотворение старшины Петра Шумского. Вот оно:

Когда я в дом родной вернусь

С войны, в пыли дорог,

Никто не крикнет мне: "Петрусь",

Впуская на порог.

И сколько я ни стану ждать,

Хоть с ночи до утра,

Навстречу мне не выйдет мать,

Не выбежит сестра.

Фашист, я знаю, подлый враг,

Жестоко их убил,

И не найти мне, где их прах,

И не сыскать могил.

Но близок час. И я войду

К убийце в черный дом,

Я палача везде найду,

Чтоб встал он пред судом.

Политработники не только страстным словом зажигали коммунистов и комсомольцев на славные ратные подвиги, но и сами принимали непосредственное участие в боевых операциях, зарекомендовали себя меткими воздушными стрелками.

После вылетов капитан Ольшанский и старший лейтенант Мосеев сразу же по горячим следам проводили беседы с молодыми авиаторами, раскрывали тактические приемы, в боевых листках рассказывали о героической работе летчиков, техников и мотористов, оружейников...

В одном из них шла речь о таком случае.

Как-то с задания возвратился самолет, под крылом которого висел... реактивный снаряд. По-видимому, во время пуска не сошел, с направляющей балки. К месту "происшествия" прибыл инженер-капитан С. Никритин. Он приказал технику А. Лысенко выяснить причину неисправности. Александр осмотрел направляющую балку - все в порядке. Пиропатрон сработал, но воспламенения не произошло. Стабилизатор не погнут...

Лысенко с отверткой начал проверять контакты. И здесь из сопла ударило пламенем. Техник отпрыгнул в сторону, и все увидели, как снаряд, словно живой, пополз на землю носом в сторону стоянки "илов". Что делать? Александр бросился грудью на корпус эрэса и придавил его к земле. Несмотря на обжигающую струю газа (Лысенко получил ожоги), он развернул тело снаряда в сторону от самолетов. Тот отскочил от земли, набрал скорость и, наткнувшись на стену полуразрушенного здания, взорвался...

После причину "несхода" с направляющей балки нашли. Но это детали. Речь идет о высоком мужестве нашего однополчанина, проявившемся в критической обстановке.

Вскоре меня перевели в соседний, 142-й Сандомирский орденов Богдана Хмельницкого и Александра Невского штурмовой авиационный полк, которым командовал Герой Советского Союза Александр Пантелеевич Матиков. Назначили заместителем командира эскадрильи и штурманом авиаэскадрильи к капитану Николаю Носкову.

В новом полку я сразу подружился с туляком Алексеем Рогожиным мастером штурмовых атак, громившем врагов с тульской ювелирностью, прекрасным спортсменом и человеком. В горячих переделках этот летчик вел себя бесстрашно, всегда готов был идти в огонь и в воду.

Но возвратимся к тем памятным апрельским, дням. Нас всех облетела волнующая весть: идем на Берлин! Мы надели парадную форму, все ордена и медали. В ночь на 16 апреля было зачитано Обращение Военного совета фронта. В нем говорилось, что войскам нашего фронта выпала историческая миссия: захватить столицу фашистской Германии и водрузить над ней Знамя Победы. Пришло время, говорилось в Обращении, подвести итоги страшных злодеяний гитлеровских людоедов на нашей земле и покарать преступников. За нашу Советскую Родину! Вперед, на Берлин!

- Ура!.. Ура!.. Ура!..

Это кричали мы, это кричали наши наполненные ненавистью сердца. Это были голоса погибших товарищей, за которых клялись отомстить.

Это кричали седые матери, отдавшие войне сыновей в их восемнадцать весен, это кричали замученные в лагерях смерти, расстрелянные, истерзанные, поруганные советские люди.

Дело шло к развязке. В свое время "жрец военного искусства" генерал-фельдмаршал Мольтке, особо почитаемый гитлеровцами, утверждал в своих поучениях: "Внезапное появление перед Берлином неприятельской армии невозможно". Ныне Советская Армия стальным кулаком стучала в двери фашистской цитадели, вобрав в себя весь гнев и героизм народов Советского Союза.

* * *

А бесноватый фюрер по-прежнему старался поднять дух у своего воинства ложной патетикой, угрожал и стращал тех, для которых наступал роковой финиш.

Вот что говорилось в одном из последних его приказов: "Солдаты немецкого фронта на востоке!

...Тот, кто в настоящую минуту не выполняет своего долга, действует как предатель своего народа. Полк или дивизия, которые оставляют свои позиции, должны стыдиться женщин и детей, стойко выдерживающих налеты на наши города.

...В том случае если вы знаете того, кто дает приказ на отход, вы должны немедленно его схватить и при необходимости уничтожить на месте, независимо от его чина и звания.

Берлин останется немецким. Вена снова будет немецкой. Европа никогда не будет русской!

В этот час взоры немецкого народа обращены к вам, мои бойцы на востоке, и он надеется только на то, что благодаря вашей стойкости, вашему фанатизму и тому, что вы будете стоять во главе этой борьбы, большевистский натиск захлебнется..."

Тщетны были потуги маньяка, бьющегося в истерике около огромного глобуса. Огненное кольцо вокруг Берлина неумолимо сжималось!

С плацдармов западнее Губена в бой ринулись танковые и механизированные соединения.

С прифронтовых аэродромов поднимались армады штурмовиков, наносящие точные удары в непосредственной близости от наших наступающих соединений, содействуя им в форсировании реки Нейсе. По берегам ее тянулись длинные полосы желтого дыма - штурмовики ставили дымовые завесы. Здесь, выполняя специальное задание, погиб майор Николай Миронович Горобинский. Просто не хотелось верить, что его жизнь оборвется у самого порога победы, такой желанной, пронизывающей все наши мечты от первого вылета до последнего.

Простились мы навсегда и с обаятельным весельчаком и надежным боевым товарищем Анатолием Кобзевым, погибшим чуть раньше при разведке района Мехув - Краков - Тарнув. Не пришел тогда вместе с ним с задания и Павел Баранов.

Основные силы 2-й воздушной армии под командованием генерала Красовского громили с воздуха франкфуртско-губенскую группировку. Этот огромный "блуждающий котел" упорно пытался прорваться на запад и соединиться с 12-й армией, наносившей удар со стороны Беелитца. Работы нам хватало.

В этом городе и его окрестностях пришлось выдержать очень тяжелый бой 12-й гвардейской механизированной бригаде. Вот как о нем вспоминает командир бригады полковник Г. Я. Борисенко.

"Пожалуй, это был один из самых ожесточенных боев, который пришлось вести бригаде на заключительном этапе Великой Отечественной войны. Накануне, 30 апреля, мы весь день отбивали атаки наступающих с запада соединений 12-й армии противника. К вечеру бой стих, а ночью совсем не слышно было грохота авиационной бомбежки и артиллерийских налетов. Только на окраине города залегшие в обороне цепи уставших бойцов изредка нарушали тишину первомайской ночи, стреляя во вражеских лазутчиков.

Непривычное затишье вызывало какую-то внутреннюю тревогу, предчувствие близости какой-то опасности. Откуда появилось это гнетущее чувство? Казалось, никаких видимых причин к этому не было. Атаки противника все отбиты. Подхода резервов его не ожидалось. Враг, с которым мы имели непосредственное соприкосновение, не мог предпринять что-либо серьезное, так как понес очень большие потери, и в особенности от ударов нашей штурмовой авиации, действиями которой руководил генерал-лейтенант авиации В. Г. Рязанов с моего НП, расположенного на вышке дома бывшего жандармского управления города Беелитц. Вечером со мной говорил генерал Ермаков и предупредил о возможной попытке окруженных в районе Луккенвальде гитлеровцев прорваться через фронт корпуса на соединение с войсками 12-й армии. Но не в этом ли причина беспокойства?

Близился первомайский праздник. Все говорило о скорой победе. И все-таки что-то волновало меня, вызывало тревогу, сказать о которой никому не решался. Однако М.. Д. Кривопиша, заместитель начальника штаба, уловив мое беспокойство, отдал распоряжение о приведении в боевую готовность бригады.