Юрий Тола-Талюк - Опыт присутствия

• Название: Опыт присутствия
• Автор: Юрий Тола-Талюк
• Жанр: Биографии и Мемуары

Жизнь человека – это архив его сознания. Книга позволяет поднять чужие архивы и удивиться тому, как далеки и близки друг другу люди.

---

Я молча согласился.

– Потом, поиски истины, – разглагольствовал он, – Ну и что за достижение, если червячок торчит внутри тебя? А ты посмотри, что носится вокруг этого интеллектуального зуда – и честолюбие и высокомерие и жажда славы.

Я, было, протестующе поднял руку, но он перебил меня: – Ну, не спорю, сейчас это поутихло в тебе, пришло какое-то понимание, усталость, уныние, может быть, эмоции поостыли, но тогда… Да и с этим Кешей. А ты помнишь кочегара Колю? – Ведь ты надеялся, что он поддержит тебя? Да, да, да. Впрочем, не будем занудами, посмотрим на другое. Кто реставрирует прошлое как разрушенный храм? Прошлое – это, так, – обрывки воспоминаний. Обрываются как раз на неприятном.

Йорик потянулся и зевнул. – Ничего интересного, – разочарованно протянул он.

ПРОМЕЖУТОЧНОЕ СОСТОЯНИЕ

Еще раз демонстративно зевнув, Йорик произнес:

– И что ты хочешь этим детским садом показать? Ты что, Лева

Толстой или Алеша Пешков? Пишешь криво, рассуждаешь заумно. Ни читателя, ни издателя на твою ахинею.

Мне стало обидно, но возразить было нечего. Действительно, что отражают мои воспоминания? – Слабая картинка прошлого. А сколько их, безмолвных, осталось там! Боже! Как подумаешь о тифозных бараках

Гражданской, о тамбовских крестьянах, умирающих под обстрелом химических снарядов Тухачевского. С немцами конвенцию соблюдали, а на своих можно попробовать. А голод Украины!? Какими словами описать страдание миллионов людей? – Истощенных девчонок и мальчишек, которые ползли к железной дороге по всей Украине. А там, в одну сторону летели эшелоны с зерном за границу, а в другую – сытые люди, в вагонах с закрытыми окнами, чтобы не видеть неподвижные фигуры еще живых и уже умерших людей. А тех несчастных детей, которые не в силах подняться, ползли по улицам Харькова, чтобы добраться до хлебных очередей, а их, обессиленных, баграми собирали на подводы с трупами, бросали еще живых в братские могилы и засыпали хлоркой?! Все это судьбы людей в моей стране.

Индивидуальные судьбы. Мы можем извлечь много уроков из их совокупности, но ведь отдельная судьба и не предстает перед нами без своей связи с другими.

Я часто размышляю о полюсах, на которых лежат судьбы разных людей. Что делает одного страдальцем, другого – тираном? Их дороги постоянно пересекаются, но нет узелков, которые могли бы связывать этих людей. Одни ненавидят, другие презирают. Считается, что ненавидят слабые. О, как непросто распределяются роли в великой комедии или трагедии цивилизации. Кто был товарищ Сталин? Есть люди, считающие его тираном народа, есть люди, считающие его великим вождем того же народа…

Впрочем, мои размышления начинали терять под собой реальную почву, и я решил выкрутиться из положения с помощь Йорика. Он сидел на прежнем месте, выжидающе поглядывая на меня.

– Так что тебе хочется знать, как чувствовали себя мальчики и девочки, когда их баграми подхватывали за еще не утратившие чувствительность ребра, или что по этому поводу думал сам товарищ

Сталин? Ты же беседовал с ним, если не ошибаюсь?

Как мог ошибаться Йорик, если он знал обо мне лучше, чем я сам. У меня была дырявая память, а у него с памятью не имелось проблем.

Действительно мне приходилось во сне встречаться с товарищем

Сталиным, – эдакий доброжелательно настроенный и умудренный генералиссимус (во сне он являлся в кителе с золотыми погонами).

Почему-то он беседовал со мной о кулуарной борьбе, говоря, что его лишили власти, когда он еще должен был управлять страной, чтобы привести ее к процветанию. Беседы были интересными, с убедительной политической и экономической логикой. Я просыпался и думал, а не пытаюсь ли я оправдать Кобу, чтобы его чудовищный образ приобрел какую-то человеческую понятность?

– Ты прав, – услышал я голос Йорика, – человек остается человеком. Самым страшным в человеке является не он сам, а его логика, образ мысли, жизненная концепция. Содержание мозгов определяет мотивацию действий. Считается или не считается человек с фактором присутствия других людей – это другой вопрос. Ответ на него отрицательный. Даже наши собственные дети, исходя из представления о собственных интересах, просто игнорируют призывы родителей к здравому смыслу. А что говорить о человеке, уверовавшем в исключительность своей миссии? Впрочем, давай поговорим с самим Кобой.

Йорик доверительным жестом указал на стену, с левой моей стороны, где в образовавшемся туманном провале появился генералиссимус

Сталин. Несмотря на френч и погоны, он все же отличался от образа в моих снах, – в нем было больше внутренней сосредоточенности и магической эманации власти, исходившей от рыхлого лица, мясистого носа и черепа с довольно редкими волосами.

– Не смущайся, писатель, – с акцентом произнес он, – у меня для тебя имеется время, – он усмехнулся в желтоватые усы, прикурил трубку, распространяя дым с забытым запахом папирос "Герцеговина флор", и продолжил: – Ты для меня та самая логическая фигура, с которой необходимо считаться в уравнениях власти. Что тебя интересует, дорогой друг?

Самое удивительное, что я не опешил, а отнесся к внезапному появлению вполне по-деловому. Видимо не обошлось без магии Йорика, потому что, признаться, я всегда теряюсь перед властными людьми.

– Чудовищная жестокость, Иосиф Виссарионович. Такого планета еще не знала, – задал я вопрос, подобно журналисту берущему интервью.

– Природа, да и сам Господь Бог, не знают такого термина, товарищ писатель. "Мягкость, твердость, глупость" – это те слова, в которых вы оцениваете поступки людей. Вы не задумываетесь над тем, могли ли люди поступать иначе. Может ли виноградная лоза принести помидоры?

Ты, вероятно, хочешь спросить, как я оцениваю свое поведение взглядом со стороны? – Но это уже вопрос не исторического факта, а литературного творчества. Я, товарищ писатель, – не писатель. Я – вождь, генеральный политик своего государства. Я могу пояснить, почему моя реакция на события была именно такой, а не иной.

Мне показалось, что если я сейчас упущу инициативу, то не добьюсь вразумительных ответов. С другой стороны, передо мной был человек, к которому не было ключа, для обращения с ним, который сам имел такие ключи и не доверял их никому.

– Хорошо, Иосиф Виссарионович, ответьте на мой вопрос, так, как вы можете принять его, не искажая смысла моего интереса, – довольно уверенно проговорил я.

Сталин опять улыбнулся и пыхнул облаком сиреневого дымка.

– Я имел силы принять на себя полную историческую ответственность, и я ее принял, – взгляд Кобы гипнотически впился в меня. – Что это такое, понимаю только я, а сейчас постараюсь объяснить и тебе. Владимир Ильич знал, что такое взять и удержать власть. Он знал, как ее разделить и на кого можно положиться во внутрипартийной борьбе. Не я захватил место Генерального секретаря.

Моя личность и партийные качества выдвинули меня на этот пост.

– Но Ленин протестовал, – слабо возразил я.

– Это было потом. Протестовал не вождь мировой революции, а уже больной человек.

– Вы его слегка подтолкнули?

– Неправда. Но в политической борьбе такие методы оправдывает сама история.

– Так да или нет?

Он снова попыхтел трубкой и, прищурившись, сказал: – Это не имеет значения.

И через секунду продолжил: – Для политических идеалистов, какими мы были, главное – не просто выжить, главное – не дать умереть идее, которая живет в тебе. Это неизбежно связано со смертью твоих противников. Противниками становятся самые неожиданные люди, даже твои соратники, ибо нет двух людей с одним мнением, но могут быть едины вождь со своим народом. Я добился этого в условиях чудовищной разрухи и отсутствия специалистов по ее устранению.

– Но вы сами же и устроили эту разруху.

– Нет. Разруха явилась следствием фатальных обстоятельств революционной ситуации в России. Я лишь спасал страну и ее народ. Я знаю, товарищ писатель, в своих умозрительных версиях ты приписал мне такую фразу: "Народ, убивающий из зависти и жадности, не заслуживает снисхождения". Ты предположил во мне носителя божественного возмездия. Это не так. Я поступал в соответствии с обстоятельствами, заставляя выжить и идею, и народ – носителя этой идеи. Для утверждения цели моя воля была не просто железной, – это была воля Сталина, – стальная воля.

– Но вы же видели, что буржуазный мир обгоняет Россию с ее искусственными моделями экономического строительства.

– Ответ на этот вопрос имеет несколько слагаемых. Не забывай последствий гражданской войны. Предупреждая твое возражение, хочу сказать, что мы не узурпировали власть с помощью демагогии, мы дали народу шанс сделать собственный выбор. Но в народе слишком долго растили ненависть. Не я создавал пропасть между имущими и неимущими. Рассматривая обстоятельства с исторической высоты вашего времени, я понимаю, что революция была опасным падением великой империи. Я делал все, чтобы возродить ее, но у меня был лишь безграмотный народ. Я научил его и сделал самым образованным в мире. Это главный фундамент исторической перспективы любого государства.