Амос Оз - Познать женщину

• Название: Познать женщину
• Автор: Амос Оз
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-367-00245-5

Герой романа "Познать женщину" — охотник за чужими тайнами. Сверхъестественное чутье на ложь сделало его бесценным агентом спецслужбы. Однако после смерти жены он уходит в отставку, чтобы быть рядом с дочерью. Теперь он мучительно вглядывается в собственное прошлое, и его не покидает смутное чувство, что жизнь — не поддающийся расшифровке секретный код. В своей книге "Познать женщину" Амос Оз тонко, как Стриндберг, раскрывает самую суть брака.

---

XLIX

На сей раз он без колебаний и без каких-либо подозрений следовал за гидом по хитросплетениям узких улочек. Гид, худощавый человек, с мягкими округлыми движениями и не сходящей с лица улыбкой, беспрестанно отвешивал вежливые поклоны. Все вокруг, как в бане, было пропитано влажной и липкой жарой, которая исходила болотными испарениями, кипела тучами насекомых.

По деревянным, хлипким, подгнившим от сырости мосткам то и дело пересекали они на своем пути затянутые ряской каналы. Загустевшая вода стояла почти неподвижно, только легкий пар поднимался над ней. По тесным улицам медленно двигались толпы молчаливых людей. Их окружало плотное облако запахов: смрад гнили и разложения смешивался с ароматом благовоний, которые курились в домашних молельнях, и дымом сжигаемых мокрых поленьев.

Ему казалось удивительным, как это он не теряет из виду проводника в плотной толпе, где почти все мужчины походили на его гида, да и женщины, по правде говоря, тоже: пожалуй, отличить мужчину от женщины в этой людской гуще было довольно затруднительно.

Здесь религиозные предписания запрещали убивать животных, и поэтому стаи запаршивевших собак носились по дворам, по тротуарам, по немощеным пыльным переулкам; колонны огромных, величиной с кота, крыс, не спеша, не выказывая ни малейшего страха, пересекали улицу; всюду разгуливали облезлые, в струпьях, коты; серые мыши сверлили его своими красными острыми глазками. То и дело ботинки с сухим треском давили тараканов, порой достигавших размеров полновесной котлеты. Ленивые и равнодушные, они даже не пытались избежать печальной участи, а может, их поразила какая-то тараканья эпидемия. И когда он давил насекомых, из-под ботинка вырывался фонтанчик густой, жирной, мутно-коричневой жижи.

Зловоние сточных вод и тухлой рыбы, чад от жаровен, смрад гниющих водорослей и моллюсков создавали пронзительный букет запахов, в котором рождение и смерть сливались воедино. Было что-то возбуждающее в гнилостном брожении жаркого, пропитанного влагой города; этот город притягивал издали, но стоило в нем оказаться, как возникало желание поскорее уехать и никогда больше не возвращаться.

Тем не менее он неотступно следовал за проводником. Хотя, возможно, это был уже другой человек, случайно вырванный из толчеи женоподобных мужчин, или девушка в мужском платье, изящное существо, юрко снующее среди тысяч себе подобных, как малек в реке, под тропическим ливнем, низвергнувшимся с высоты, будто со всех верхних этажей разом выплеснули на улицу помои, воду, в которой промывали и отваривали рыбу.

Город лежал в болотистой дельте, и грунтовые воды — вместе с вышедшей из берегов рекой, а случалось, и сами по себе — заливали целые кварталы. И тогда можно было видеть, как люди с жестяными банками в руках, стоя по колено в воде, затопившей хижины, словно отвешивают глубокие поклоны — прямо в своих жилищах они собирали улов, принесенный наводнением. На улицах стоял постоянный шум и грохот, витал душок пережженной солярки, потому что множество допотопных автомобилей, запрудивших город, вообще не имели выхлопных труб. Среди разваливающихся такси двигались рикши, старые и молодые, а иногда в роли наемного транспорта выступал трехколесный экипаж с педальным приводом. Полуголые изможденные люди тащили ведра с водой на концах пружинящего длинного шеста, служившего коромыслом. Мутная, теплая, загаженная река, рассекавшая город, несла на себе баржи, джонки, лодки, плоты, баркасы, груженные свежим, сочащимся кровью мясом, овощами, серебрящейся рыбой. Меж плотами, баржами, лодками плавали обломки деревянных бочек, вздутые трупы утонувших животных, больших и маленьких: буйволов, собак, обезьян. В просветах между полуразвалившимися хижинами обманчиво горели золотом крыши дворцов, башен и пагод. На перекрестках бритоголовые монахи в шафранных одеждах стояли с пустыми медными чашками в руках, безмолвно ожидая подаяния — щепотки риса. Во дворах и возле дверей хижин виднелись маленькие, словно игрушечные домики, обиталища духов, обставленные крошечной золоченой мебелью. Там пребывали души умерших. Они находились среди живых, наблюдая за всеми их поступками и довольствуясь каждый день микроскопической порцией риса и наперстком рисовой водки. Маленькие равнодушные проститутки, которым едва ли исполнилось двенадцать лет и чьи услуги стоили десять долларов, сидели на оградах или на краю тротуаров, играя с тряпичными куклами. Но во всем городе не сыскалось бы ни одной пары, которая бы обнималась или шла по улице взявшись за руки.

Но вот уже город остался позади, а теплый дождь хлестал и хлестал, заливая все вокруг. И проводник, двигавшийся с гибкостью прирожденного танцора, казалось, не шел, а парил. Он больше не кланялся вежливо, не растягивал гуды в улыбке и даже не оглядывался, чтобы убедиться, не отстал ли клиент. А теплый дождь все падал и падал. На буйвола, что тащил телегу с бамбуком, на слона, навьюченного корзинами с овощами, на квадраты рисовых полей, утопавших в мутной воде, на кокосовые пальмы, похожие на женщин-уродов, у которых тяжелые и нежные груди растут и спереди, и сзади, и на бедрах. Теплый дождь поливал соломенные крыши домов на широко расставленных деревянных сваях, которые уходили в воду. Деревенская женщина, не сняв платья, зашла почти по шею в тинистую воду канала — то ли купалась, то ли ставила ловушки для рыб.

И удушье… И тишина внутри убогого сельского храма. И маленькое чудо: теплый дождь не прекратился, но сеял и сеял, даже внутри храма, разделенного зеркальными перегородками, чтобы ввести в заблуждение злых духов. Духи могут двигаться только по прямой, и потому лишь округлое, овальное, дугообразное хорошо и красиво, а все противоположное может накликать несчастья и беды. Проводник уже испарился, и рябой монах, похоже кастрат, поднялся со своего места и произнес на странно звучащем иврите: «Еще не готово. Еще не достаточно…»

Теплый дождь не прекращался. Иоэль был вынужден встать и скинуть одежду, в которой уснул на диване в гостиной. Затем, нагой, обливающийся потом, он выключил мерцающий телевизор, запустил кондиционер в спальне, принял холодный душ, вышел из дома, перекрыл краны дождевальных установок на лужайке, вернулся и лег спать.

L

Двадцать третьего августа, вечером, в половине десятого, Иоэль осторожно втиснул свою машину между двумя «субару» на стоянке, отведенной для посетителей больницы. Он поставил автомобиль капотом вперед, чтобы в любую минуту рвануть с места, тщательно проверил, заперты ли дверцы, и вошел в приемный покой, освещенный тусклыми неоновыми лампами. Спросил, как пройти в третье ортопедическое отделение. Перед тем как шагнуть в лифт, в силу многолетней привычки окинул быстрым цепким взглядом лица людей в кабине. И нашел, что все в порядке.

В третьем ортопедическом отделении у столика дежурной медсестры его остановила пожилая женщина с пухлым, грубо очерченным ртом и глазами, в которых читалась ненависть ко всему человечеству.

— В такое время, — выпалила она, — больных не посещают.

Иоэль, обиженный и смущенный, уже готов был отступить, но все-таки пробормотал извиняющимся, тихим голосом:

— Простите, сестра, но, видимо, тут какое-то недоразумение. Меня зовут Саша Шайн, и я пришел не с визитом к больному, я пришел к господину Арье Кранцу, который должен был ожидать меня в это время здесь, у вашего столика.

В одно мгновение каннибальское лицо медсестры неожиданно смягчилось, грубо очерченные губы растянулись в теплой, располагающей улыбке, и она произнесла:

— Ах, Арик! Ну конечно, какая же я тупица, ведь вы — друг Арика, новый волонтер. Добро пожаловать! В добрый час! Может, для начала приготовить вам чашечку кофе? Нет? Тогда присядьте. Арик просил передать, что скоро освободится. Он спустился за кислородным баллоном. Арик — наш ангел. Самый преданный делу, самый прекрасный, самый человечный волонтер из всех, что бывали здесь. Один из тех тридцати шести праведников, на которых держится мир. Пока суд да дело, я могла бы провести для вас краткую экскурсию по нашим владениям. Между прочим, меня зовут Максин. Это женская форма имени Макс. Я совсем не против, если вы будете называть меня просто Макс. Все зовут меня именно так. А вы? Саша? Господин Шайн? Саша Шайн? Это что? Шутка? Что за имя вам досталось? Вы, без сомнения, выглядите как уроженец этой страны… Вот тут палата для тяжелобольных, находящихся под особым наблюдением… Вы выглядите как комбат или генеральный директор. Минутку! Ничего не говорите. Дайте мне самой догадаться. Офицер полиции? Да? Вы, должно быть, совершили дисциплинарный проступок. Внутренний суд — или как там это называется? — назначил вам такое наказание — безвозмездно поработать на благо общества? Нет? Вы не обязаны отвечать мне. Пусть будет Саша Шайн. Отчего бы и нет? Для меня любой друг Арика — почетный гость. У того, кто его не знает, кто судит по его поведению, может создаться впечатление, что Арик просто еще один пустой бурдюк. Но те, у кого есть глаза, понимают, что все это напускное. Он устраивает такие представления просто для того, чтобы не было видно с первой минуты, какое он на самом деле чудо… А вот здесь вымойте руки. Пользуйтесь голубым мылом и, пожалуйста, хорошо намыливайте руки. А здесь бумажные полотенца. Вот так. Теперь возьмите халат и наденьте. Выберите из тех, что висят здесь… По крайней мере, скажите, мои предположения были близки к истине?.. Это туалеты для больных, встающих с постели, и для посетителей. Туалеты для медперсонала — в другом конце коридора. А вот и Арик. Арик, покажи, пожалуйста, твоему другу, где находится прачечная, пусть привезет на тележке чистые простыни и пододеяльники. Женщина из третьей палаты, та, что уроженка Йемена, просит, чтобы опорожнили ее бутылку. Не беги, Арик, это не горит, она просит каждые пять минут, но, как правило, там нет ничего. Саша? Ладно. По мне, пусть будет Саша. Но если его настоящее имя — Саша, то я — Мадонна. Добро. Что-нибудь еще? Я улетаю. Забыла сказать тебе, Арик, что звонила Грета, пока ты был внизу, и передала, что этой ночью не появится. Придет завтра.